Фельдмаршал Репнин
Шрифт:
Среди дворянства усиливалось недовольство императором. Ему всё ещё не могли простить разрыва отношений с Англией. Про то, что он наладил отношения с Францией, осуждающих разговоров не было. Но зачем ради этого надо было рвать связи со страной, торговля с которой давала России гораздо больше выгод, чем с Францией? В обмен на российское сырьё Англия снабжала Россию всевозможными мануфактурными изделиями, а также товарами из своих колоний. Но дело было не только в торговле. Шокировало само поведение императора. Ещё вчера он поносил Бонапарта самыми худыми словами, а теперь называл своим другом, тогда как прежние друзья сделались врагами. В дружбе с Бонапартом Павел дошёл до того, что согласился с его предложением организовать совместный поход в Индию.
Планом похода, разработанным французскими генералами, предусматривалось, что
После Астрабада армию ожидал новый пеший марш, на этот раз до самого Инда - главной реки Индии. Составители плана предполагали преодолеть это расстояние за 50 дней, а всего на весь поход требовалось не менее 130 дней.
План похода содержался в глубокой тайне. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Бывший московский полицмейстер, а ныне князь, отец фаворитки и любовницы императора, его сиятельство Лопухин, желая похвастаться своей близостью к императору, который-де не скрывает от него никаких тайн, рассказал о существовании такого плана одному из друзей, тому захотелось похвалиться своей осведомлённостью перед другими приятелями, и пошло-поехало... Вскоре о тайном замысле Бонапарта и Павла стало известно всей Москве. Конечно, многие сведущие москвичи в реальность этого замысла не верили, но сам слух о том, что такой план существует, усилил неприязнь к императору. Хотя москвичи и боялись сказать лишнее, но по их настроению можно было понять, что они не стали бы противиться вступлению на престол другого Романова.
Неумелое ведение внешней политики российским двором сильно угнетало Репнина. Раньше, когда был жив Безбородко, в сношениях с другими странами из ряда вон выходящих ошибок всё же не допускалось, но Безбородко более нет, он умер, всеми делами стал вершить граф Ростопчин, на дипломатической тропе спотыкавшийся чуть ли не на каждом шагу, а поправлять его было некому. Разогнал всех умных людей Павел, а зря...
Репнину хотелось написать императору большое откровенное письмо, высказать ему своё понимание того, как должна проводиться внешняя политика при нынешних сложившихся условиях. Но письмо как-то не складывалось. Несколько раз садился он за письменный стол, но едва успевал написать строку, как в голове возникал пугающий шум, и он прекращал это занятие. Писать в таком состоянии было невозможно. Лечивший князя доктор говорил, что это у него от плохой проходимости крови в сосудах, и советовал поехать полечиться куда-нибудь в горы, но такое путешествие Репнин считал для себя слишком рискованным. Стоит ли куда-то гонять за здоровьем, когда тебе уже под семьдесят.
Между тем время шло, наступил новый 1801 год, первый год девятнадцатого века. По случаю этого события граф Салтыков прислал к Репнину своего дворецкого с приглашением приехать к нему на обед, чтобы в кругу друзей выпить за всё хорошее, что было в прошлом, помянуть тех, которых уже не стало на этом свете, поднять бокалы за ныне здравствующих. Репнин попросил дворецкого передать графу сердечную благодарность за приглашение, но от застолья отказался. Лечащий доктор приказал ему строго-настрого хмельного более не употреблять, и он довольствовался настоями осиновой коры, которые давал ему камердинер по ложке два раза в день. Бокал вина он позволил себе только в день приезда мужа дочери Прасковьи князя Фёдора Николаевича Голицына. Но выпил Репнин не от радости встречи, а в связи с известием о смерти императора, которое его сильно потрясло. Павел был убит заговорщиками.
Это случилось 11 марта. Около полуночи заговорщики подняли по тревоге гвардейские полки и двинули их к Михайловскому дворцу, где находился император. Впереди шли гвардейцы Семёновского полка. По составленному плану им надлежало занять внутренние коридоры и проходы дворца, что они и сделали без каких-либо помех. Затем был подан сигнал к вторжению во внутренние апартаменты дворца
и в самый кабинет императора. Это сделал адъютант гренадерского батальона Преображенского полка. Вбежав в переднюю государева кабинета, где стоял караул, он закричал: «Пожар!», что было условным сигналом. В тот же миг главные заговорщики, числом до 180 человек, ворвались в помещения и стали заменять часовых своими людьми. Два камер-гусара, стоявших у дверей государева кабинета, попытались оказать сопротивление, но один из них был тотчас убит, а другой серьёзно ранен.Первая дверь, ведущая в спальню императора, оказалась незапертой. Заговорщики сначала подумали, что Павел успел скрыться по внутренней лестнице, но тут они обнаружили, что вторая дверь заперта изнутри. А это могло говорить только об одном: Павел всё ещё находится в своей спальне. Взломав дверь, заговорщики ворвались в помещение, но там никого не оказалось. Пошарили по всем углам - будто в воздухе растворился. Пока гадали, куда мог деваться император, в спальню вошёл генерал Бенигсен. Генерал оказался сообразительнее своих товарищей: заглянув за экран камина, он увидел там того, кого до сей минуты так тщательно искали.
– Вот он, берите его.
Павла тотчас вытащили из его укрытия и поставили перед князем Платоном Зубовым, являвшимся одним из главных участников заговора.
– Что вам всем от меня нужно?
– спросил император, с трудом сохраняя спокойствие.
В ответ Зубов, чётко выговаривая каждое слово, сказал, что деспотизм его величества сделался настолько тяжёлым для страны, что они пришли требовать его отречения от престола.
В ответ Павел стал оправдывать принимаемые им решения и весь образ своего поведения. Чем больше он говорил, тем нервнее становилась его речь, а потом он стал попросту кричать, словно желал этим принудить взбунтовавшихся подданных к прежнему повиновению. Шталмейстер граф Николай Зубов, перед началом переворота выпивший шампанского больше, чем другие заговорщики, не стерпел такого поведения и, сжимая в руке массивную золотую табакерку, ударил Павла по голове с такой силой, что тот, лишившись чувств, упал на пол. Камергер шталмейстера, в свою очередь, вскочил с ногами на живот императора, дабы выдавить из него таким образом «дух»... Жестокую казнь Павла довёл до конца один из офицеров Измайловского полка. Сняв шарф, висевший над кроватью, он обвил им шею императора и затягивал концы до тех пор, пока всем не стало ясно, что дело сделано...
Выслушав рассказ зятя, Репнин долго молчал. По тому, с каким оживлением тот рассказывал историю заговора, кончившегося смертью, Репнин понял, что он с одобрением относится к случившемуся. Но сам князь одобрить этого не мог. Да, он имел много причин быть недовольным Павлом Первым. У императора было много недостатков, унаследованных им от своего родителя, закончившего своё царствование почти таким же образом. И всё же... Репнин не признавал подобные насильственные методы смены власти.
– Кто же теперь будет царствовать?
– заговорил он наконец.
– Согласно закону о престолонаследии императором провозглашён старший сын покойного государя Александр. Он, как говорят, называл себя вашим учеником.
Репнин едва заметно усмехнулся. Когда-то Павел, ещё будучи великим князем, действительно хотел, чтобы Репнин стал наставником его детей, но не получил согласия фельдмаршала. Общение с детьми, главным образом с Александром, ограничилось несколькими занятиями по общей истории и дипломатии, проведёнными как бы между делом.
– Государь питает к вам большое уважение, - продолжал зять.
– Он будет рад, если вы пожелаете вернуться в Петербург, чтобы быть у двора на виду и своими мудрыми советами помогать ему управлять империей.
– Это он сам вам сказал?
– Нет, мне это сказал граф Николай Зубов, а он довольно близок к императору.
Репнин горестно вздохнул:
– Нет, дорогой мой, старым клячам не след впрягаться в карету. Можете сказать вашему Зубову, что из Москвы я ни на шаг. Сам себе сие место избрал. Здесь и смерть свою ждать буду.
Зять переубеждать его не стал. Просил только, чтобы берег себя и поменьше думал о смерти. А перед самым отъездом в Петербург пообещал в мае приехать в гости всей семьёй. Репнин в ответ благодарно кивал головой, хотя и понимал, что это всего лишь слова утешения: молодому князю захочется усердием на службе обратить на себя внимание нового императора, и ему будет не до отпусков и увеселительных поездок.