Фельдмаршал Румянцев

Безбородко сел и заговорил на любимую тему:

– Кошевого атамана Ивана Серка возмутило не то, ваше сиятельство, что татары напали на Запорожскую Сечь. Это, дескать, обычное дело. А то, что напали не по-рыцарски, напали тайно, а не явно… Вот за это и отомстили запорожцы.

– Но в том же письме Иван Серко напоминает хану крымскому, сколько раз запорожцы успешно воевали против крымских татар и турок. Напоминает, что русские не раз бывали и под стенами Константинополя.

– Ваше сиятельство! В наших летописях отражено, что войны с татарами начались с середины десятого века, и ведутся они беспрестанно до сей поры. – Безбородко спокойно положил бумаги, которые он держал в папке, на стол перед Румянцевым.

– Вот-вот, хорошо, что вы интересуетесь историей нашего народа. Чтобы управлять политическими делами, надо знать деяния человеческие прошедших времен. Истина ясная и не требует никаких доказательств. Но многие ее забывают. Чрез знание истории не токмо разумно управлять можно, но, сверх того, можно предвидеть и будущее, так же как и прошедшее. Тем паче нужно знать историю своего государства и своих соседей. Татарский народ столько с нами по делам своим связан, что непростительно не иметь о нем надлежащего сведения. А мне нередко случалось слыхать людей почтенных и разумных, рассуждающих о татарах как о самой презренной твари, никакого внимания не заслуживающей. А от сего пренебрежения часто происходили ошибки с нашей стороны. Сколько раз мы совершали крайне бесполезные в Крым и на Кубань походы! Некогда отправленная в Крым превеликая армия, пришед туда, только одну большую татарскую деревню сожгла и с немалою своих людей потерею назад возвратилась. Крымский хан у бывшего тогда при нем некоторого европейского эмиссара спросил, сколько бы таковая военная экспедиция России стоила. На что оный эмиссар ему сказал: когда бы россияне к нему прислали только третью долю оных денег, то бы он сам десять таких деревень сжечь приказал. Так что с татарами нам придется воевать. А для того чтобы воевать с ними, надо хорошо их узнать. Почитайте летописи польские, греческие, турецкие, татарские – и перед вами откроется интереснейшая картина наших постоянных отношений.

– Слушаюсь, ваше сиятельство! Только дело в том, что я давно уже изучаю нашу историю. Именно сказанные вами причины возбудили во мне некогда любопытство обстоятельнее узнать сию нацию, и для того не оставил я читать разных писателей, особливо историю о бывших у России с татарами войнах.

– Из всех наших неприятелей татары и турки для нас были наиопаснейшими и вреднейшими, – задумчиво сказал Румянцев. – Да и впредь еще быть могут, если совсем не будут отняты у них к тому способы. Иван Грозный начал, Петр Великий пытался закончить это великое предприятие, но не удалось: нельзя сразу вести войны на севере и юге.

– Ваше сиятельство! Если б Россия была в то время единой, как сейчас, мы б никогда не подпали под татарское иго… Сколько веков прошло, прежде чем мы поняли, что нужно крепить единство. Ужасная и притом печальная картина, а именно: вся Россия, раздробленная на части и в собственной крови плавающая, – повсюду ничего иного не слышно, как только жалостный вопль и стенание под тяжким татарским игом.

«Каков молодец! Говорит-то как, будто и в самом деле писатель! – подумал Румянцев, любуясь молодым человеком, увлекшимся темой. – А может, поручить ему написать памятную записку?..»

– Россияне все эти сто пятьдесят лет боролись с татарами… Сколько погибло наших князей, не пожелавших смириться с татарским игом…

– Да, ваше сиятельство! Если б наши князья были так же едины, как татары! Железная дисциплина, умение подчиняться старшему. Как это им помогало в борьбе с российскими князьями и их дружинами… Ошибка наших предков в борьбе с татарами в том и заключалася, – продолжал ободренный Румянцевым Безбородко, – что мы воевали с ними только тогда, когда они приходили в Россию, чтобы жечь, убивать, насиловать… И довольствовались только тем, что из домов от себя прогоняли, не чиня никаких дальних поисков. А как стали несколько поискуснее, то начали от них укрепляться, делая засеки и линии для воздержания их набегов, а в зимнее время на некоторых реках колоть лед. Но все сии укрепления не могли совершенно удержать их набегов…

– Короче говоря, – перебил Безбородко Румянцев, – мы были в таком бедственном от татар порабощении, что изобразить того не можно. Особливо когда наши великие князья принуждены были сами ездить в Орду для получения на владение жалованной грамоты от татарских ханов…

И у говоривших сразу лица стали скорбными: у каждого из них в памяти возник тверской князь Александр, погибший в Орде вместе с сыном Федором…

– Странный народ! – продолжал Румянцев. – Татары заключали мирные договора только тогда, когда им это было выгодно, и всякий раз их нарушали, когда только хотели. В том они с турками, их однородцами, одних и тех же правил. А россияне, невзирая на то что бывали немало раз ими обмануты, завсегда им верить не переставали.

Румянцев задумался, вспоминая мрачную историю отношений русских с татарами и турками. Безбородко не замедлил воспользоваться минутной паузой, продолжил начатый разговор:

– Некий знаменитый автор, ваше сиятельство, увидя из российской истории, что наши предки поддались на обман трем ложным Дмитриям, сказал: «Простительно быть обмануту один раз первым ложным Дмитрием, пускай и другим, но чтобы допустить себя обмануть тремя ложными Дмитриями сряду, надобно быть русским». Что сказал бы сей автор, ежели бы он увидел нас, обманутых татарами в продолжение семисот лет почти семьсот раз?..

– Вот и я об этом говорю. Уж очень простодушны мы, русские, доверчивы, проигрываем то, что давно уж нужно было выиграть. – Румянцев сказал, а про себя подумал: «Да, семьсот – восемьсот лет русские воевали с татарами, но добивались мира только тогда, когда не ограничивались защитой своих очагов, а ходили на территорию своих противников…» – Да, посмотрел я наши границы с татарами и наши способы их удержания… Нет, что-то нужно менять в способах защиты от крымцев, а лучше всего сделать их навечно нашими друзьями. Их враждебность принесла России слишком много горя… – вслух сказал Румянцев. – Беда только в том, что в мирных переговорах мы не всегда бываем стойкими, проигрываем больше, чем на поле битвы.

– Осмелюсь возразить, ваше сиятельство, – смущенно произнес Александр Андреевич. – Со шведами, да и вообще с европейцами, Россия добивалась не раз успеха на дипломатическом поприще. И ваш батюшка сумел довести до успеха Абовские переговоры со шведами.

«Молодец», – подумал Румянцев. И вспомнил бешеную скачку в Петербург с вестью о мире в 1743 году. Больше двадцати лет промелькнуло с той поры. Сколько уже событий произошло в России, да и в его жизни!

– Ну что ж, и с турками и татарами нужно доводить дело до конца. Потомки наши не простят нам никаких упущений на юге России, – твердо сказал Румянцев.

Глава 6 Женская доля

Что, казалось бы, не жить тихо, спокойно, как тысячи именитых людей? Жена хозяйственная, умная, заботливая, славные сыновья, наследники его графского имени, продолжатели рода его, почет и уважение со стороны всех, кто его окружает, кто с ним сотрудничает. Каждое слово его слушают со вниманием и готовностью его исполнить. Там, в Петербурге, тоже к нему внимательны и готовы оказать содействие в его административных стараниях. Да и слава победителя в недавней войне все еще греет его молодое, горячее сердце. Вроде бы все есть, что только можно пожелать. Что еще нужно человеку? Но нет, Петр Александрович Румянцев недоволен. Его пылкая натура жаждала не такой тихой, мирной жизни. Неохотно возвращался домой после дальних поездок. Любовь жены не согревала его. Ласки детей не проникали в суровую душу воина.

И он, испросив разрешения императрицы, задумал поехать в Петербург. Мать его, Мария Андреевна, уже присмотрела по его просьбе дом, в котором он мог бы жить. Одно пока удерживало в Глухове: вместе с женой ему не хотелось оказаться в Петербурге. Мать, как обычно, уговаривала его жить с женой в согласии и покое. Письма ее полны ожиданием скорой встречи:

«Петр Александрович, свет мой, здравствуй! Отправляются отсюдова два иностранных офицера к вам, в Малороссию, которые были у меня и просили, чтоб рекомендовать их вам в милость. А я, свет мой, прошу вас уведомить меня, как вы сюда скоро будете, потому что писем давно не получала от вас. Я, слава Богу, и все наши в добром здравии. Отпиши, как будешь к нам. Впрочем, буди с тобою милость Божия и мое вечное благословение. Декабря 2-го дня 1765 года».