Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

Нет.

Определенно нельзя было позволять врагу там закрепляться.

И Куропаткин, скрепя сердце, решил ввести в бой, едва сформированный и еще толком не слаженный штурмовой батальон. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни, вооруженные самозарядными пистолетами Маузера и удобными, подходящими лично им под руку клинками. Ну и гранаты, куда уж без них? Дурные, конечно. Но других не было.

Контрудар был страшен.

Основная свалка в передовой траншее уже завершилась. Русские войска отступили по проходам в тыл, прикрыв эти самые проходы оперативно установленными пулеметами. Не прорвешься. Да японцы особенно и не пытались. Им бы дух перевести и хоть немного осознать, что с ними произошло. Через такой кошмар прошли! «Стекли» по стенкам, нервно дыша. Потянулись к фляжкам. Тишина. Хорошо. Спокойно.

И тут от проходов раздались свистки и полетели гранаты.

А следом посыпали бойцы, сходу открывая беглый огонь из самозарядных пистолетов. Часто-часто захлопали выстрелы, буквально сметающее всякое сопротивление.

Отстрелявшая магазин первая линия пропускала вперед вторую, а потом и третью. Что позволяло вести огонь практически непрерывно, неуклонно продвигаясь вперед.

Без накладок не обходилось.

Путаница и быстрота необходимых действий создавали достаточно неприятных моментов. Но в целом, благодаря удивительной для тех лет плотности огня, траншеи просто вымели от всякого сопротивления. Пятнадцати минут не прошло, как все оказалось закончено. Конечно, кто-то из японцев выскакивал и пытался бежать обратно. Но тут уже пулеметы включались, «подчищая хвосты».

Наступление генерала Куроки было остановлено. С трудом, но остановлено.

Но главное - в ходе операций пятнадцатого и семнадцатого июня японцы понесли просто чудовищные потери, по меркам тех лет. Сколько? Сложно сказать. Да и Куропаткин не спешил со своими выводами. Десять тысяч осталось лежать на поле под Ляояном? Двадцать? Тридцать? Слишком преждевременно проводить эти подсчеты. Его комбинация ведь еще не завершилась…

И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.

А японцы все прибывали.

Вот через бруствер стали переваливать легко раненные. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там – масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.

Опасный момент…

Чуть позже генерал Куропаткин мерно вышагивал по залу командного центра, обдумывая ситуацию на основании оперативных докладов от наблюдателей, прекрасно просматривающих первую линию. Ну и командиры отходящих подразделений докладывались.

На начало сражения у Куроки было около ста двадцати тысяч. Пятнадцатого июня он атаковал силами до тридцати тысяч человек и потерял от четверти до трети личного состава. Семнадцатого июня он ввел в бой около сорока пяти тысяч. Примерно, разумеется. Порядка десяти тысяч отсекли пулеметы, вынудив часть «хвостовых» волн отступить. За счет более широкого фронта было задействовано больше фланкирующих огневых точек, что позволило нанести больше урона за полосой проволочных заграждений. И меньше, до нее, так как плотность артиллерийского огня оказалась ниже.

Таким образом в траншею влетело около двадцати трех-двадцати пяти тысяч бойцов, в то время как обороняло ее порядка пяти тысяч. Но русские солдаты были крепче, тяжелее и сильнее. В среднем. Кроме того, они были снаряжены оружием для ближнего боя, а значит численное преимущество сказалось не так существенно. Но они, все же, отступили. Поступили доклады о потерях. Там, в траншее осталось лежать около двух тысяч человек. Немало. А значит драка была ожесточенной, и японцы тоже понесли приличные потери. Сколько? Сложно сказать. От пяти до десяти тысяч примерно. То есть, нужно ориентироваться на пятнадцать-восемнадцать тысяч бойцов остатка, размазанных вдоль фронта в пять километров.

У Алексея Николаевича в руках было три пехотных корпуса облегченного состава, плюс еще один кавалерийский, который вообще следовало бы называть дивизией. Совокупно – около шестидесяти двух тысяч человек. Кавалерия и один из пехотных корпусов стояли в тылу, в резерве. Собственно, они и участвовали в шоу по погрузке войск в вагоны, что устраивалось с изрядной регулярностью для японских агентов. Таким образом на фронт в тридцать километров у Куропаткина имелось всего два облегченных корпуса… и грамотная, можно сказать передовая, система обороны. Для тех лет, конечно.

Траншеи шли не одной сплошной изломанной линией. Отнюдь. Соединялись проходами, но не более того. Поэтому первая центральная линия была полностью локализована и изолирована от соседей. Однако японцы теперь могли вполне уверенно блокировать дзоты центральной позиции и вскрыть их, подойдя с тыла. А много ли те продержатся в изоляции? Да и толстые деревянные двери-заглушки не такая уж и надежная защита от врага.

А значит, что? Правильно. Японцы переведут дух. Подавят дзоты и начнут подтягивать подкрепления, желая прорваться во вторую линию обороны. И если первую успели как следует укрепить, то вторая и особенно третья оказались весьма иллюзорны. Работ там требовался еще непочатый край. Да и не хватало много чего от пулеметов до колючей проволоки и банального дерева. Кроме того, между слишком плотными линиями обороны не имелось просторного предполья для работы артиллерии по площадям. То есть, создался весьма опасный момент, который грозил поставить под удар все сражение. Японцы реально могли прорвать центр. Хотя для них это и должно было стать Пирровой победой, но не это главное. Если они сделают это. Если заставят отступить Алексея Николаевича, то ситуация России в Маньчжурии окажется плачевной. Войск там немного. Куропаткин специально налегал на поставки вооружений, боеприпасов и обмундирования. И приличная часть всего этого добра хранилась в Ляояне. Потеря этого города в таких обстоятельствах приводила фактически к катастрофе – с голым задом против существенно превосходящих числом врагов особенно не навоюешь. Тем более, что они захватят твои склады.

Конечно, Алексей Николаевич в своих размышлениях излишне сгущал краски. У него были свежие резервы. Но вводить их в бой – значит сорвать замысел операции. Требовалось обойтись без использования этих линейных частей. А потому Куропаткин, скрепя сердце, решился на введение в бой, едва сформированного и еще толком не слаженного штурмового батальона. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни, вооруженные самозарядными пистолетами Маузера и удобными, подходящими лично им под руку клинками. Ну и гранатами, куда уж без них? Дурными, конечно. Но других не было…

Основная свалка в передовой центральной траншее завершилась полчаса назад. Русские войска отступили по проходам, надежно закупорив их спешно установленными пулеметами. Не прорвешься. Да японцы особенно и не пытались. Так – дернулись разок и сразу остыли. Им бы дух перевести да передохнуть.

Выставили охранение. «Стекли» по стенкам на пол траншеи. Потянулись к фляжкам, трясущимися от волнения руками.

Тишина. Хорошо. Спокойно. Кто-то заговорил о еде.

И тут от проходов раздались свистки и полетели гранаты.

А следом посыпали бойцы, сходу открывая беглый огонь из самозарядных пистолетов. Часто-часто захлопали выстрелы, буквально сметающее всякое сопротивление.

Штурмовой батальон, разделившись поротно, атаковал вдоль проходов, активно используя гранаты и самозарядное оружие. Его задачей было – отвлечь противника. Увлечь шумом.

Тем временем из второй и третьей линии центральных позиций подтянулись все, доступные для контратаки силы. Около девяти тысяч бойцов. У каждого в руке по гранате, а в зубах зажат тлеющий фитиль, запал-то примитивный. Вторая рука сжимает винтовку. На поясе клинок, лопатка или какие-нибудь паллиативы, созданные в армейских мастерских.