Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Ее любимцем был мой брат, и ему было об этом известно. В это трудно поверить, но он не пользовался своим положением, вместо этого он стал моим союзником. Помню, однажды он взял вину на себя, когда я что-то натворила. Как и я, он знал, что наша мать никогда не будет сердиться на него по-настоящему.

Бедная моя мать! Неужели я накопила в себе ее прорывавшееся порой нетерпение и разочарование и создала из них такого монстра? Неужели гувернантка-немка лишь что-то добавила к тому, что уже обрело форму в моем подсознании как мой образ самой себя в виде чего-то дурно пахнущего и ужасного?

Ненависть, подумала я. Откуда я ее взяла?

Если бы ты подозревала, что, по сути, ты всего лишь отвратительное грязное пятно, что бы ты захотела с собой сделать? Отвергнуть, разумеется. Убить, бесследно истребить. Та часть тебя, которая отождествляла себя с могущественными взрослыми, и то, что ты воспринимала как негативные чувства по отношению к себе, превратились бы в судью, склонного выносить смертные приговоры, в палача.

Мой отец всегда относился ко мне с любовью, теплотой и заботой. И мой брат - тоже. Почему, с удивлением подумала я, я не смоделировала свой образ на основе чувств, которые питали ко мне они?

Другая часть тебя сделала это, иначе ты давно уничтожила бы себя.

Я открыла глаза и встала с дивана. Я пошла на кухню и приготовила себе чашку горячего чаю.

Хватит. На сегодня я сделала предостаточно. Больше ничего не буду. Перерыв.

Внезапно я почувствовала острую боль под левой лопаткой. Она кольнула меня и исчезла. Я задержала дыхание. Эта боль означала, что я должна продолжать. Никаких перерывов не будет. Время для передышки еще не пришло. Боль также была символичной иллюстрацией того, что может произойти в теле, когда игнорируются потребности психики.

Ладно, я все поняла. Но я хочу немного передохнуть. Я действительно устала. Ради Бога, может, хватит на сегодня?!

Колющая боль пронзила меня снова, на этот раз в плече. Я с изумлением поняла, что эти части тела были выбраны не случайно. Боль под лопаткой или в плече не заставила меня думать, что всему виной какое-то повреждение или болезнь.

Ну хорошо, хорошо. Возвращаюсь назад к работе.

Я вернулась на диван, сделала два больших глотка чаю, снова поджала ноги и закрыла глаза.

И что я должна делать с этой личинкой-образом самой себя? Как мне исцелить этот больной маленький кусок дерьма?

Полюбить его, получила я ответ.

Я уставилась на подобострастное существо на дне колодца и вдруг поняла, что должно произойти дальше. Теперь я видела, что личинка лежала в старой, порвавшейся корзине, а корзина была прикреплена к веревке, которая уходила наверх и была обвязана вокруг своеобразного рычага с ручкой. Я могла дотянуться до нее. Я начала очень медленно наматывать веревку на рычаг, чтобы ничего не сломалось или не упало.

Когда испачканный розовый комок стал приближаться ко мне, я увидела, что это была вовсе не личинка, а младенец. Он был истощен, его кожа была, скорее, серого, а не розового цвета, и лежал он в своих испражнениях. Ребенок умирал.

Когда я достала его из корзины, моей первой мыслью была мысль о том, что это существо срочно необходимо вымыть и вытереть, а в моем распоряжении был лишь пучок листьев.

Это не Оно, это Она. Конечно. И сейчас не время беспокоиться о грязи. Она слабеет. Что мне теперь делать?

Пока я стояла у колодца с крошечным дрожащим комочком на руках, у меня в желудке открылась дверь.

А, понимаю. Хорошо. Внутри меня она выживет. Дверь закрывается. Я должна быть матерью, кормилицей этому существу, пока оно не сможет жить самостоятельно. До тех пор, пока оно - она - не выздоровеет и не наполнится жизненными силами снова. Когда она будет готова выйти из моего тела, она будет красивой, сильной и гордой собой. Вот что должно случиться.

Я открыла глаза и допила чай, после чего отправилась обратно.

«А как быть с другим - с немилосердным судьей, - подумала я?
– Что я должна сделать с этой безжалостной, прожигающей насквозь ненавистью?»

Надо сказать ей, что здесь ее больше не ждут. У нее здесь больше нет дома. Она должна будет перейти в терпимость и сострадание, потому что я не стану больше привечать ее как Разрушителя.

Я вздохнула. На этот раз, когда я обвела взглядом комнату, я увидела, что синие тени исчезли, и я поняла, что моя работа -по крайней мере, эта ее часть - закончена.

Мне пришла в голову мысль, как можно было выбраться отсюда. Я заслуживаю короткой передышки, подумала я. Если не окончательного завершения всего этого, то хотя бы перерыва!

В задней комнате дома я отмерила себе сто двадцать миллиграммов МДМА. По мнению психиатров, это обычная доза, оказывающая психотерапевтическое воздействие. Этот наркотик всегда восстанавливал мое душевное равновесие, чувство юмора и объективность. Он был старым, любимым моим другом.

Может, он вернет меня в нормальное состояние и вытащит из этого. Если и не вытащит, то уж, конечно, не навредит. Самое худшее, чего можно от него ожидать, - это интенсивность. Но я и без него испытываю сильные ощущения. В этом случае я просто стисну зубы часа на полтора и подожду, пока эффект не станет спадать. Со мной все будет в порядке. В любом случае, попробовать стоит.

Спустя час мои щеки снова были мокрыми от слез, но на этот раз это были слезы облегчения. Мой внешний и внутренний мир возвращался в расслабленное, дружественное нормальное состояние, в котором проскальзывал даже юмор. Я все еще ощущала остаточное присутствие того, с чем мне пришлось иметь дело, но оно уже шло на убыль и постепенно исчезало. В первый раз за три долгих дня я смогла подойти к окну и взглянуть на гору, на ее вершину, окутанную дождевыми облаками, и почувствовать, что в душе у меня мир и покой.

Спасибо Тебе, Господи, спасибо тебе, кто бы Ты ни был. Спасибо.

Когда Шура вернулся домой из университета, я рассказала ему об эффекте, который оказал на меня МДМА. Я умолчала о личинке на дне колодца и о судье-палаче. Это могло подождать до другого раза. Шура ел простенький обед, который я для него приготовила, слушал мой рассказ и поглаживал меня по руке, откладывая на время вилку. А я извинялась перед ним за то, что стала так много думать о себе в последние несколько дней.

– Я знаю, что ты все понимаешь, к тому же обычно я так не поступаю, то есть не сосредоточиваюсь всецело на самой себе и не забываю обо всем остальном. Но сейчас я ничего не могу с этим поделать. У меня камень с души упадет, если я попрошу у тебя прощения и поблагодарю за то, что ты так добр и терпелив со мной.