Феникс Его Высочества

Я поежилась от промозглого холода. Ох уж этот Тифон: растительности нет, воды нет, ничего нет. Только мы - горстка неограненных алмазов, - так зовет нас Медведь. И обрабатывает нас. Мнет могучими лапами, выжимает все соки. Лепит, словно из куска глины, себе подобных сторожевых псов. Таких же закоренелых, безжалостных и беспощадных. Готовых распороть глотку любому, кто покусится на хозяина.

Громкий стук в дверь вырвал меня из раздумий.

– Ну, ты че?
– рявкнул Бобер.
– Померла там, что ли?..

– Не дождешься!
– огрызнулась я.

Застегнула куртку до горла, сунула кулаки в карманы. Показала отражению язык - будет знать, как кривиться.

В спальне (она же столовая, гостиная, прихожая и много чего еще) ребята успели подогреть пайки и теперь водили возле стола хороводы.

Бобер, тучный здоровяк с квадратной челюстью и массивными резцами, лениво почесывал оттопыренные уши. Дылда, долговязый и худой, разминал голенастые ноги. Чистюля, эстет недоделанный, прилизывал густющие волосы с видом: «Я тут самый красивый». И только Малыш, светловолосый ширококостный добряк, стоял неподвижно, гипнотизируя завтрак.

– Ну, наконец-то!
– возликовал он при моем появлении и схватился за открывалку.

Вскрыл упаковку первого пайка, взялся за второй. На его простодушном пухлом лице отразилась работа мысли. Золотистые брови сошлись над переносицей.

Подошла к нему, оседлала стоящий рядом стул. Иронично поинтересовалась:

– А ты че, зубы чистить не будешь?

Малыш поднял на меня взгляд: в светло-голубых глазах читалось искреннее недоумение.

– Вот еще! Щас Медведь сбор объявит - опять голодные полетим. На, держи!

Он протянул вскрытую банку с блекло-серой субстанцией, которую у нас почему-то упорно именовали едой. Подцепила ее вилкой - масса задрожала, утробно чавкнула, отлепляясь от стенок.

Отправленная в рот порция - безвкусная и тягучая - прилипла к небу и наотрез отказывалась жеваться.

– Вот жараза, - пожаловалась я.

Сунула в рот палец. Ковырнула.

– Фу!
– объявил с другого конца стола Чистюля.
– Как неприлично.

Покосилась: сам он каким-то неимоверным способом умудрялся есть чинно и аккуратно. На его аристократическом лице сияла печать безразличия и степенности. Жевал он медленно и опрятно. Даже не чавкал.

Так и захотелось сказать гадость. Но клейкая масса залепила рот.

Перевела взгляд на Дылду - на него вся надежда. Но тот меня проигнорировал. И не мудрено: попробуй-ка одновременно жевать и ковырять в носу. И как только не задохнется?

– Не обращай внимания на Чистюлю, - посоветовал Бобер.
– Лучше скажи, как ты меня учуяла?

– Как-как? Каком кверьху!
– передразнил его Дылда.
– Лучше спроси, как она преграду за три метра видит, грозу чует и от лучей лазера уворачивается.

Я надулась, гордая. Покраснела.

– Чую и все! Завидуйте... А ты, Дылда, мойся почаще: от тебя за километр воняет.

– Кстати, да, - согласился Чистюля.
– Помыть его надо перед выходом. Неровен час, зашлет Медведь на Ангору - там местные волкодлаки его быстренько уделают.

– Ага, и нас заодно, - кивнул Малыш, энергично работая челюстями.

– Вам надо, вы и мойтесь, - возразил Дылда.
– Я на той неделе на Галене на всю жизнь наполоскался.

Мы переглянулись. Недружелюбная планета запомнилась проливными дождями, градом размером с кулак Малыша и ядовитыми испарениями. Любит наш Медведь подкинуть задачку посложнее. Кругом темнота, овраги и вездесущие кровососы. И мы, пятерка идиотов, маршируем по этому безобразию и тащим на себе проклятущие «куколки». Положил такую на землю, ошейник попищал-попищал и долбанул тебя током.

Первым поднялся Бобер. Заговорщически подмигнул Малышу. Тот сунул в рот остатки пайка. Вскочил.

Дылда без боя не сдался. Вооружился стулом и отшагнул к стене.

– Не, я мыться не стану.

Чистюля на этот раз проявил солидарность: утер салфеткой рот и выдал коронное:

– Мы настаиваем.

Малыш подошел к Дылде и ухватился за ножки стула. Проказливо улыбнулся. Мы с Бобром вцепились грязнуле в щиколотки: двоих не брыкнет. Повисли каменными глыбами.

Чистюля скользящей походкой подобрался к «жертве помывки» и предупредил:

– Соглашайся, пока не поздно.

Дылда зарычал. Толкнул стулом Малыша. Тот перехватил ножки поудобнее и вырвал из рук друга «рогатое» оружие.

Дылда дернулся. Нагнулся. Попробовал освободить ноги.

Малыш и Чистюля перехватили его руки. Припечатали к стене.

– Не бу-у-уду!
– взвыл наш грязнуля.
– Не хочу-у-у.

– Ну, че ты, как маленький, - проворчала я.

Вчетвером мы подняли Дылду и потащили к помывочной. Бороться всерьез или причинять друг другу увечья никто и не собирался. Так, подурачиться малость.

В глубоком чане с чистящим средством замокала сменная форма. То, во что она превратилась после Галены, больше напоминало половые тряпки, но Медведь не поощрял расточительства. Стирать ветошь все руки не доходили, а теперь собственная лень сыграла нам на руку.

Раскачав Дылду, мы метнули орущий и сопротивляющийся снаряд в дезинфицирующую жижу. Тот приземлился как раз по центру чана.

– Глаза береги!
– на полном серьезе предупредил Чистюля.
– А то выест.

Дико матерясь, Дылда вылез из бадейки. Едкая масса стекала с его штанин и оставляла зеленоватые следы на полу. Невольный купальщик шмыгнул носом и обвел нас испепеляющим взглядом.

– Ближайшие дни близко ко мне не подходите!

Я фыркнула: империал цена таким обещаниям. Заткнула пробкой раковину и отвинтила кран. Тонкая струйка лениво вырвалась из ржавого нутра водоснабжения.

– Чего застыл?
– окликнул Дылду Чистюля.
– Шмотки скидывай.

Малыш и Бобер похватали тазы и утопали в соседний блок - не так просто прополоскать здоровенного товарища. Воды ого-го сколько надо. Проще всего напроситься в гости к элитчикам, но те похуже Чистюли: изгвазданного в чистящем растворе Дылду к себе не впустят. Да и не любят они нас. А мы - их.

Дылда метнул в меня шмотками и предложил:

– Подстирнешь?

– А спинку не потереть?!
– возмутилась я, уворачиваясь.

Нагой Дылда прошлепал к раковине и первым делом ополоснул руки и лицо.

– Потри, - согласился он и для пущей убедительности прогнулся.

Придирчиво оглядела бессовестного нудиста и поинтересовалась:

– Не боишься спиной к товарищу поворачиваться?

Дылда повернул ко мне мокрую башку и гоготнул.

– К тебе - нет! Ты ж у нас, вроде как... безоружная.