Феникс
Шрифт:
Куприянов вообще физически не пострадал, потому что не сопротивлялся. Его взяли в плен и отрядили работать на отдаленную грибную плантацию, до которой мы не успели дойти. Рано или поздно мы бы его нашли, но без проблем вернуться обратно впятером - это вряд ли. Тут без стычек не обошлось бы.
"Ну что, Куприянов, каково быть рабом?
– спрашивали его ребята.
– Чем ты там занимался на плантации?" - "Грядки пропалывал", - хмуро отвечал муравьиный пленник. "Сачканул бы", - советовали друзья. "Там сачканешь кажется... охранники - звери! Чуть зазеваешься - кинжал в задницу... ну, эти ... челюсти то есть".
Теперь не худо бы сказать,
Второй отряд, меньший по численности и возглавляемый мною, отправится в дальнейший путь водным путем. Зря что ли мы назвали речку "Попутной". Течение ее от водопада в точности совпадало с направлением нашего маршрута. Предложение о разделе экспедиции внес я на оперативном совещании, после нашего мистического возвращения из подземного города. Предложение было одобрено. Действительно, у нас появился раненый. Хотя жизнь Целоусова сейчас вне опасности, и он довольно быстро поправляется, но ему нужен покой, хотя бы относительный. Кроме того, Иван Карлович Бельтюков совсем расклеился, заявил, что еще десяток другой километров, и он окончательно протянет ноги. "Если раньше меня не доконают грязь и насекомые", - жаловался он чуть не плача, и раздирал ногтями зудящую кожу под свалявшейся бородищей. И вообще, все тело ученого покрылось аллергическими пятнами, он вынужден был постоянно чесаться, что приводило его в бешенство. Свое состояние он назвал муками Иова.
Владлена тоже явно обрадовалась возможности передвигаться с помощью хотя бы самого примитивного вида транспорта. Да и мне, признаюсь, дальний поход оказался в тягость. Вот я и придумал такую штуку - разделить отряд. Ни буквы, ни духа инструкции, данной нам Хуметом, я не нарушил. Нам нужна всеобъемлющая разведка. И мы ее проведем. И сухопутную и речную.
И вот, с утра 8-го дня от начала похода, с пожеланием удачи, мы провожаем сухопутный отряд, а потом начинаем готовиться к плаванию. Из подходящих деревьев мы сооружаем два плота, и занимаемся их оснасткой. На первом, командирском плоту, займут места: Владлена, я, и трое казаков - Абрамкин, вызволенный из плена Куприянов и его друг Хамзин. На втором плоту, который будет идти вслед за нами, мы разместим больного Целоусова, а сотоварищами его станут зоолог Фокин, старик Бельтюков, хорунжий Свистунов и еще двое казаков - Тиунов и Жадан. Свои вещи мы сконцентрировали в центре плота и привязали их к бревнам. На всякий случай. На 9-й день мы отправляемся в путь...
Я вздрагиваю от прикосновения руки Владлены. Она успокаивающе проводит ладонью по моей ноге. Я сижу рядом с ней.
– Ты все пишешь и пишешь... как Ленин в Разливе, - веселым голосом женщины, довольной жизнью, говорит она, заслоняясь рукой от солнца, - Отдохни хоть немного. Ложись рядом - позагораем.
– Некогда, родная, - отвечаю я ласково и тоже глажу ее по щеке, - И потом: бездельничающий начальник да еще в обществе женщины - плохое зрелище для подчиненных. Не забывай персидскую княжну...
Владлена, видя, что я законченный служака, оставляет меня в покое и отдается солнцу. Я спешу продолжить свои записи.
Да, да, господа! То, о чем вы подумали, случилось позапрошлой ночью, когда мы разместились вблизи водопада. Наши чувства были слегка потрясены - столько дней не видеть текущей воды и вдруг такое ее изобилие! Скальный выступ в виде замшелой головы старика с огромным носом делил водопад на две неравные части. Большая часть водопада обрушивала свои воды с высоты около двухсот метров. Мы решаем, что малая часть водопада послужит нам душем. Казаки сдирают с себя мерзкую одежду и голыми лезут в сверкающий под солнцем, оглушительно шумный и девственно чистый поток воды, свободно падавший с высоты примерно шестьдесят метров. В веселой сутолоке обнаженных мужских тел я не сразу замечаю рядом с собой стройную фигуру Владлены. Жажда немедленно, сейчас же смыть с себя раздражающую грязь оказывается сильнее женской природной стеснительности. Казаки стараются не смотреть в ее сторону, и многие выдерживают с честью это нелегкое испытание. Я тоже
надеваю на лицо маску равнодушия, тактично отворачиваюсь, но Владлена протягивает мне кусок мыла и просит намылить ей спину. Округлый, армат источающий брусок, все время норовящий выпрыгнуть из рук, скользит по выпуклостям и впадинам загорелого женского тела. Потом я пускаю в ход губку из поролона. У Владлены красивая шея, хорошо развита спина, тонкая талия и аккуратная, выдающаяся назад попка. Меня раздирает желание рассмотреть Владлену спереди, чтобы окончательно отмести все сомнения и такая возможность мне предоставляется.По-видимому, Владлена сделала это нарочно, чтобы раз и навсегда расставить все точки над i. Ясно, что она намерена окончательно утвердиться в своем новом положении. Именно поэтому, ни с моей стороны, ни тем более с ее, такое поведение ни в коем случае нельзя расценивать как бесстыдство. Она обернулась ко мне, чтобы взять мыло и поролон, не таясь глядя мне в глаза. Повернулась всем телом - открыто, без жеманства и притворной стыдливости. Этому способствовали ее некоторые чисто мужские черты характера, которые она вырабатывала в себе многие годы.
Женщина, обнажаясь перед мужчиной, тем более в первый раз, всегда испытывает какую-то - даже не всегда осознанную - неловкость и расслабляется только, когда загребущие руки любовника стискивают ее в объятиях. Мужчина в подобной ситуации почти никогда (если он мужчина) подобной неловкости не ощущает. Скорее даже наоборот, подсознательно, а иногда сознательно, демонстрирует свое грубое, мускульное превосходство над женщиной.
У Владлены не обеспокоенная руками мужчин грудь, похожая на два спелых яблока, налитые силой и соками жизни. Плоский живот плавно закруглялся и уходил в глубь таинства с тем восхитительным изгибом, который повергает в дрожь мужчин. Полные бедра и стройные ноги и то, специфически женское, - все выглядело весьма эстетично и гармонично. И готов был сорваться с моего языка упрек. "Зачем же ты такое богатство прятала под мужскими тряпками?
– хотел было сказать я, но, к счастью, вовремя стиснул зубы. И даже руку приложил к губам. Владлена поблагодарила меня, отвернулась, одарив улыбкой и многозначительным взглядом - глубоким и синим.
Под утро, никого не потревожив и не предупредив, мы с Владленой по молчаливому согласию уходим из лагеря. Я предусмотрительно прихватываю с собой походное одеяло. Огибаем кусты и поднимаемся до середины безымянной высотки, у основания которой был разбит наш лагерь. Чуть порозовел восток, но еще достаточно темно, чтобы не стесняться друг друга. Смяв невысокую поросль папоротника, я кладу на землю и расстилаю одеяло. Я не заметил, когда Владлена успевает раздеться. Вижу, что она, уже нагая, падает на одеяло, вытянув руки по швам, словно солдат, выполнивший команду "ложись", только с тем отличием, как эту команду понимают женщины - лицом к небу. Озадаченный стремительностью нашего сближения, я сажусь рядом с ней, ждущей моих ласк. И я глажу сухую, чистую и упругую кожу ее горячего податливого тела. Владлена обхватывает мою шею сильными руками, притягивает к себе, прижимает к упругой груди. Даже сквозь рубашку я чувствую эту упругость и твердость ее сосков. Лежа на обнаженной женщине, я испытываю некоторую неловкость оттого, что полностью одет. Мысли мои разбегаются, как тараканы, я не знаю с чего начать мне раздеваться - снизу или сверху. Если - сверху, то это будет слишком долго и может охладить чувства. Начать снизу - получится как-то неприлично поспешно и где-то даже пренебрежительно к женщине. Но так случилось, что инициатива оказалась полностью на стороне Владлены. Очевидно, ей безразлично - одет я или раздет. Мне кажется, что она так давно не была с мужчиной, что только теперь поняла, как изголодалась по этим мерзким типам, которых привыкла презирать. Дело кончилось (или продолжилось) тем, что я оказался частично раздет с ее торопливой помощью, и мы слились в единое целое. Она была нежна и тактична. И предупредительна.
Если я напишу, что у нас с Владленой в это первое свидание произошло все просто замечательно, то рискую заполучить репутацию лгуна и хвастуна. По-моему, она не получила никакого удовольствия. Как, впрочем, и я. Нет, свою порцию мужских радостей я получил сполна, но после этого в душе наступила какая-то оглушающая пустота. Я понял, что ЛЮБЛЮ ИНГУ и ничего с собой поделать не могу. Женщины, как особо чувствительные натуры, прекрасно разбираются во всех тонкостях любовного контакта. Почти наверняка они могут определить, когда мужчина вкладывает в акт не только тело, но и душу, а это и значит, что он ее любит, или он фальшивит, бездушен... В нашем близости, наверное, преобладало механическое. И Владлена это почувствовала и не сумела раскрыться до конца.