Феникс
Шрифт:
— Катя с няней? — спросила я, едва мы вышли из лифта.
Гоша хмыкнул.
— Зачем няня, если у нас есть бабушка и дедушка?
— Дедушка?
Я ослышалась?
Гоша пожал плечами и позвонил в дверь собственной квартиры. С той стороны послышался топот и Катин голос:
— Я открою, я открою. Сама. Я сама.
Дверь распахнулась, и больше я ничего не слышала, не видела. Только радостный девичий смех и удушающие объятия. Слезы катились по щекам. Я стояла на коленях, обнимая Катю. Бобс с забрался на меня тоже и норовил облизать. Смеясь и плача одновременно, я понимала,
— Ирсен, — услышала я голос папы.
Галлюцинации? Откуда он тут?
Сморгнув слезы, я посмотрела вверх. Действительно, папа стоял в прихожей Гоши и сам, похоже, едва сдерживал слезы.
— Дедушка Гера так ждал тебя, Ирсен. Мы все время спорили, кто сильнее скучает, — затараторила Катя.
— Пап.
Катя отпустила меня, и я поднялась, чтобы обнять отца.
— Я же говорил, что привезу ее, Георгий Львович, — самодовольно выдал Гоша за моей спиной. — Вы меня все время недооцениваете.
— Есть такое, — рвано засмеялся отец, тиская меня за плечи.
Он хлопнул Гошку по спине, когда тот покатил чемоданы в гостиную. Катя отобрала у него маленький и везла сама, балдея от такой новой игрушки.
— Ты молоток, Арлекин.
Гоша хохотнул, но ничего не ответил. Да и в папином голосе не было пренебрежения, раздражения, недовольства. Скорее он дразнил его. Так же, как меня называл в детстве булочкой с маком из-за веснушек.
— Вы что теперь? Лучшие друзья? Сколько меня не было дома? — засмеялась я от счастья.
— Жизнь забавная штука, Ирсуль, — философски выдал папа, увлекая меня в гостиную. — Иногда обстоятельства складываются так, что заставляют менять мнение, привычки, планы. Ты должна знать это, как никто.
Я улыбнулась ему тепло и радостно, но тут же сникла, едва увидела в гостиной Анфису. Она стояла, как памятник посреди комнаты, обнимала себя за плечи, словно мерзла.
— Здравствуй, Ирсен, — проговорила почти ровно, но я все равно заметила дрожание в голосе.
Не Ира, не Ирина. Выучила имя. Молодец какая.
— Добрый день, Анфиса Павловна.
— Добро пожаловать домой.
Я поймала взгляд Гоши, но он лишь дернул бровями, словно эта вежливость была в порядке вещей. Повисла пауза, которую разорвала сама Анфиса.
— Пойдемте обедать. Мы вас заждались. Наверно, голодные с самолета. Там и не кормят теперь?
— Да лететь всего — ничего, Анфис Пална, но пока туда-сюда, конечно, не ели. Надеюсь, без масла жарили? — затараторил Гоша.
— Ты разрешал капельку, — отвечала она. — Руки мойте и садитесь.
— А я мыла, я уже мыла, — запрыгала Катя на одной ножке, радуясь такому тривиальному факту.
— Гошик, что происходит? — спросила я Фенова, пока мы были в ванной.
Он снова, как в первый раз, намыливал мне ладони под теплой водой. Я почти улетела в астрал от его ласковых рук, но не забыла удивиться.
— А что происходит? — недоуменно переспросил он. — Семья в сборе, встречаем блудную дочь. Я такой голодный, детка. Пошли ужинать, а то нечаянно могу сожрать тебя.
Он игриво куснул меня за шею. Я взвизгнула. Черт, забыла, какой он иногда вампир зубастый. Господи, как же хорошо дома!
Я думала, что будет
неловко во время ужина, но отец и Катя приставали с расспросами о работе и других странах. Я старалась утолить их любопытство, отвечая подробно и с охотой. Даже Анфиса Павловна иногда что-то спрашивала, уточняла. Признаюсь, меня пугало ее дружелюбие еще сильнее враждебности. Да и выглядела она та, словно очень передо мной виновата. Очень-очень.Она, конечно, сыграла свою роль, но все же вряд ли ее так впечатлило мое долгое отсутствие. Вообще в воздухе витало странное напряжение. Словно эти четверо знали то, что еще было мне неизвестно. И очень боялись мне сказать.
Когда все наелись, я встала, чтобы поставить посуду в машинку и вскипятить чайник. Старые привычки никуда не делись.
— Чайку в гостиной попьем, окей? — подмигнул Гоша. Не мне, а моему отцу.
Папа поднялся. Гоша взял Катю за руку и увел.
Вот значит как. Оставили с Анфисой. Она, очевидно, ожидала подобного поворота событий.
— Ирсен, ты бы посидела, я сама. Устала ведь с дороги.
Она забрала у меня тарелки, сама составила их в держатели. Я нечего ей не ответила, потянулась за заварочным чайником, который Гоша обычно доставал, когда были гости. Анфиса перехватила мои руки, и я отпрыгнула, вырывая их. Касания ее прохладных пальцев мне совсем не хотелось. Она вздохнула тяжело, глядя на меня.
Я замерла, готовая ко всему. Настороженная и ученая.
— Я так виновата перед тобой, девочка, — проговорила Анфиса. Словно стрелу словами натянула и пустила мне в сердце.
Глава 29
— Я так виновата перед тобой, девочка, — проговорила Анфиса. Словно стрелу словами натянула и пустила мне в сердце.
Ее голос был таким печальным, а в интонациях действительно угадывалось огромное чувство вины и раскаяние. Я не знала, что ответить. Просто стояла и смотрела на нее. Анфиса продолжала.
— Я столько ошибалась в этой жизни. Особенно со Светой. Но так и не научилась видеть дальше своего носа. Мне так жаль, Ирсен. Я совсем тебя не знала и знать не хотела. Ты пришла ночью с Гошей, от вас пахло вином и… И я не выдержала. Света часто так приходила домой. С кавалером, пьяная, вела его в комнату, а к Кате даже не заходила. Я…
По ее лицу покатились слезы. Она смахнула их.
— Анфис Пална, — я сама взяла ее за руки.
— Да, я виновата сама. Запрещала ей все, думала дисциплина, контроль… А Светка только и ждала совершеннолетия и…
— Не надо, — попросила я. — Не терзайте себя. В этом нет смысла.
— Есть, Ирсен, — она подняла на меня влажные глаза. — Есть. Я должна была понять, что ты не такая. Но не разглядела, даже не попыталась. И Гоша имеет право быть счастливым. И Катя. А я ничего не видела за ревностью и злостью… Даже завистью.
Каждое слово было для меня потрясением. Мало того, что я в принципе никогда не слышала откровений от взрослой женщины, так еще и раскаяние, признание ошибок. Все это, мягко говоря, меня ошарашило. Но даже пребывая в шоке, я не преставала поглаживать прохладные пальцы Анфисы. Ей нужна была поддержка. Может поэтому она и продолжала говорить.