Феномен хищника

– «Как давно, оказывается, высохли искусственные моря», – подумала подруга из соседней лодки.

Волчица молча переживала впечатление от контраста картин: houseboat [71] древних на ходу, переполненный радостью жизни – и он же спустя столетие. Истлевший труп, черты прежнего красавца едва узнаваемы в оплывшей груде распадающегося на части железа.

– «Реально ощутить, какой он большой – это не то, что видеть образ!» – к Одинокой вернулась способность связно выражать мысли. Диксон улыбнулась:

71

Нouseboat – экскурсионное судно.

– «Самое большое пассажирское судно, которое в моё время удалось построить людям, было крупнее… м-мм», – она подсчитала в уме. –«В шестьдесят три раза».

Мы увидели изображение настоящего плавучего города чуть ли не в полкилометра длиной. Борт вырастал над водой на высоту тридцатиэтажного дома. Шесть с лишним тысяч пассажиров этого монстра могли размещаться в каютах с балконами, размещённых среди аллей для прогулок и декоративных стен, заросших виноградной лозой. Богачи развлекались в ресторанах, прогуливались по парковым зонам – их было семь, на любой вкус. Плескались в бассейнах, разминались в спортзалах, участвовали в карнавалах, следили за выступлениями актёров. И даже могли, при желании, позаниматься скалолазанием – на судне имелась специальная альпинистская стенка повышенной категории сложности.

– «Конечно, такие чудо-города ходили только по морям и океанам». Восхищение младшей.

– «Ты видела их собственными глазами?» Подруга покачала головой:

– «Не довелось. Только на фото. А своими глазами видела те, что больше здешнего в пять-шесть раз. Скромная цифра».

На картинке изящный и одновременно внушительный passenger ship [72] на семьсот пятьдесят любителей морских круизов. Чёрные борта, белая надстройка, стремительный силуэт. Намного красивее плавучего города, нет никакого сравнения.

72

Рassenger ship – пассажирское судно.

– «Какая жалость, что всё это погибло!» – сокрушалась Волчица. Дик напомнила:

– «Не забывай о загрязнении природы».

Так, в воспоминаниях о былом, проходила вторая ночь нашего водного путешествия. По расчётам Диксон, за эти часы мы должны были преодолеть около сорока километров.

Одинокая иногда вставала передо мною, чтобы грести, опираясь коленом о скамейку, и каждый раз я тщательно ощупывала взглядом её мускулистые прелести. Представляла: вот, я приближаюсь вплотную… Волчица мысленно продолжала. Мы были, как мартовские кошки, и когда девушка опускалась на скамейку, чтобы поберечь колено, ей было уже не очень-то удобно сидеть.

К обычному темпераменту охотницы добавилась отобранная накануне у Афони энергия. Теперь вокруг Одинокой вибрировало невидимое силовое поле. У меня по всему телу волосы вставали дыбом, как под воздействием электричества. Доводя друг друга до помрачения сознания, мы выныривали в последний момент, заставляя себя с утроенным вниманием изучать дно впереди лодки. Дик вскоре присоединилась к забаве, демонстрируя чудеса фантазии. Её мысли были иной раз открытием даже для меня, давно приобретшей этот специфический опыт.

После того, как уехала Соланж, я была одинока почти целый год. Можно представить, что это значит для энергичного человека.

Догадавшись – Этель посматривает на меня не просто так, я ответила без особых раздумий, невзирая на то, что она была из компаньонов. В таунах не приветствуются какие-либо отношения между представителями различных каст, кроме служебно-официальных. Конечно, это не касается правителей, им можно всё…

Узнав душу этой девушки, я поняла: Этель родилась не в той касте. Обязанности по ублажению властительного хозяина очень тяготили её. Такое практически никогда не встречается у компаньонов, всё воспитание которых направляет молодых на беззаветное служение правителям. Эта черта настолько бросается в глаза, что в неофициальных беседах члены моей касты нередко зовут компаньонов «псами правителей». Впрочем, может быть, они все безгранично страдают, умело скрывая чувства. Не знаю, я была знакома только с одной из компаньонов.

Этель практически не имела свободного времени, но её хозяин был стар, много спал, бывало, проходил длительные реабилитационные процедуры. В эти часы девушка рисковала сбегать из дома, чтобы прилететь ко мне. Я не умела тогда читать мысли, но казалось, компаньонка остро нуждалась в человеке, которому могла бы по собственной воле дарить то, что всю жизнь отбирали у неё силой.

Конечно, внешние отличия между нами тоже весьма способствовали взаимному интересу. Первый раз увидев Этель обнажённой, я испытала наслаждение только от этого. Изысканное совершенство! Утончённая до хрупкости, тонкая и бледная, словно неземное существо, она была на голову выше ростом и при таком сложении умудрялась выглядеть чертовски сексуально. Мотылёк на майском жуке – такое сравнение однажды пришло на ум, когда в зеркальном потолке я рассматривала наше отражение.

Она научила меня такому, что не показывали даже по видео. Ночи с Этель пролетали вдвое быстрее – первую половину девушка плакала у меня на плече, потом начинала смеяться – и тоже до слёз. Я вскоре догадалась – компаньонка сильно злоупотребляла наркотиками. Неудивительно, если то, что мы делали вдвоём, ей приходилось исполнять в любом месте, в любое время, и с теми, на кого укажет выживший из ума вздорный старик.

Когда Диксон сказала «бедным приходилось соглашаться на всё», я сразу вспомнила Этель. Компаньонов вроде бы не назовёшь бедными – они имеют почти всё, что и их хозяева. Кроме одного – свободы. А при этом условии иному человеку остальное без надобности.

Вот сейчас мы вчетвером против целого мира, со всеми его правителями, охранниками и спецслужбами. А у меня на душе радостно и легко!

Помянув несчастную Этель – всего через три месяца после нашего знакомства девушка умерла от передозировки – я выбросила из головы прошлое. Не хватало ещё начать вспоминать тюрьму.

Над рекой снова стоял туман. В этот раз решили остановиться на одном из островков подальше от того и другого берега – они попадались здесь на каждом километре.

Вот, например, у этого пологий песчаный пляж, да ещё и здоровенные деревья недалеко от воды, можно привязать лодку и укрыться от солнца. Решено! Остановимся тут.

А сколько на берегу принесённых волнами веток и стволов небольших деревьев! Вымытые до белизны и высушенные дневным светилом – только собрать, и хоть целый день жги костёр, ходить никуда не надо.

– «Вот будет ли здесь достаточно пищи?» – задумалась наша крыса. «Территория не очень-то велика».

– «Чуть что – у нас есть консервы», – провокационно заметила Дик. Лариска ощетинилась:

– «Сами это ешьте».

– «Вот, как быстро мы привыкаем к хорошему», – подруга скорбно-иронически покачала головой. –«Сварим суп, уже пора, наверное».

Лодку вытащили на пляж точно так, как вчера. Кантри молча сгрёб мешок, рогожу, спрыгнул на берег и ни слова не говоря ушёл на другой конец острова, как можно дальше. Мы прекрасно чувствовали его там. Помолился своим богам – при нас не делал этого ни разу – поел и завалился спать, накрыв физиономию, чтоб не мешал свет.

– «Ур-рааааа!!» – беззвучно заорали мы. Крыса поняла, иронически скрежетнула зубами, и тоже удалилась.

Утром было вовсе не жарко, тем не менее, мы тотчас полезли купаться. В двух метрах от берега уже глубоко, и кстати, полно рыбы. Если что, наловим, в лодке есть сачок, сеть и острога. Эта мысль была последней осознанной. Потом мы очень долго ничего не соображали – и это после бессонной ночи в лодке!