Феномен Лоскутова

Разрывом снаряда меня оглушило и отбросило на дно траншеи. Я успел увидеть, как Лоскутов прыгнул в свой окоп. А через мгновение тяжелый танк заполз на него и стал утюжить... Раздался взрыв. Меня ударило в грудь, и я потерял сознание. Последнее, что я запомнил, - это был Ильметьев, бросающий противотанковую гранату в грозную машину, налезающую с другой стороны...

Очнулся я в госпитале, на другом берегу Вислы. Там я узнал, что плацдарм удалось отстоять.

Ранение оказалось тяжелым, и меня отправили еще дальше в тыл.

В часть я вернулся, когда снега уже покрыли плацдарм. Наш полк перевели на другой участок - готовилось наступление, части сдвигались, уплотнялись, давали место новым. На плацдарме было тихо, мирно, по-домашнему поднимались дымки из многочисленных блиндажей и землянок в прифронтовом сосновом бору. Ничто не говорило о тяжелых боях, которые здесь были летом. И о том бое уже забыли, а его место разыскать не удалось. Прибыли новые люди, вместо Шарипова, погибшего в тот день, когда я был ранен, в батарее был новый артмастер, вместо Лоскутова в дивизионе - новый арттехник.

Мне рассказали, что Ильметьев, кстати, получивший орден за личное мужество, распускал слухи о том, что Лоскутов якобы не погиб и не пропал без вести, а перебежал к немцам.

Я пошел в штаб полка и подтвердил, что своими глазами видел гибель Лоскутова. Но похоронку отправлять было некуда - родственников у пего не оказалось.

Много лет спустя, знакомясь с трофейными документами, я наткнулся на донесение полевой службы гестапо группы армий "Висла". В нем говорилось, что во время контратаки на позиции русских по неизвестной причине взорвались шесть танков. По подозрению в саботаже арестовано несколько унтер-офицеров и техников. Ведется расследование.

Других документов по этому вопросу в деле не оказалось, и чем закончилось расследование, установить мне не удалось.