Феномен полиглотов

История семей Шри и Калы служила прекрасным примером способности к языковой адаптации. Около трехсот лет назад предки Шри покинули южное королевство Мадрас (ныне индийский штат Тамил Наду) и мигрировали на север в Бангалор. В тот момент семья говорила на тамильском. В Бангалоре, сохранив знание тамильского, они добавили к нему местный язык каннада. Примерно двести лет спустя, в 1911 году, отец Шри переехал в Хайдарабад, и вместо того чтобы забыть тамильский и каннада, члены семьи расширили свой языковой репертуар, опять же добавив к нему телугу. Между тем система образования и профессиональная деятельность обеспечили им дополнительное знание хинди и английского. К началу 1970-х годов, когда в семье Шри и Калы родились сыновья, семья накопила так много языков, что у них просто не могло быть единого «родного».

«Мы много говорим на хинди, – сказала одна из племянниц Шри. – Каждый из нас знает телугу, но когда нас собирается несколько человек, мы обычно говорим на тамильском. Если мы собираемся еще более широким семейным кругом, то говорим на каннада. С юных лет нас окружает так много языков, что мы даже не знаем, сколько их», – добавила она. Когда ей было пять лет, она уже говорила на пяти языках (телугу, каннада, тамильский, хинди и английский), а потом освоила на уровне понимания еще три (малаялам, гуджарати и маратхи). По ее мнению, каждый язык имеет свою ценность, и, разговаривая на нем, семья воссоздает свою историю и использует его как инструмент транспортировки накопленного опыта из прошлого в настоящее.

Индия не является мультиязычной утопией. Не стоит рассматривать эту страну в качестве модели для построения мирного общества в условиях многоязычного государства. Межнациональные конфликты и насилие наблюдаются по всему миру – почему Индия должна быть исключением? Языковые разногласия имеют глубокие корни, и история страны полна примеров и нетерпимости, и насилия.

Достаточно привести всего несколько фактов, чтобы передать степень насущности этой проблемы. В 1999 году языковая полиция индийского штата Карнатака внесла свои возражения по поводу размещения информации на городских указателях. Суть проблемы заключалась в том, что надписи на указателях делались на трех языках: английском, хинди и каннада – и размещались в указанном порядке, сверху вниз. Полиция посчитала, что надпись на языке каннада должна располагаться слева, на почетном месте, чтобы читаться в первую очередь, или по центру, в окружении двух других языков. Тот факт, что языковая полиция занялась подобным вопросом, сам по себе отражает наличие серьезных противоречий. В качестве еще более вопиющего примера можно привести случай, когда хулиганы избили лавочников в Мумбаи только за то, что те на своих вывесках использовали английский, а не маратхи.

Кала рассказала, что в 1960-х годах, когда их семья жила в Хайдарабаде, ее мачеха противилась браку ее сестры с человеком, который хотя и был из той же касты, но говорил на каннада. Пятнадцать лет спустя, когда другая сестра Калы вышла замуж за человека, говорящего на телугу, мачеха была вынуждена смириться с выбором дочери. Возникает вопрос: почему люди придают столь важное значение языковым различиям, при том что их все устраивает в других отношениях? (Позже я узнал, что различие в языках жениха и невесты воспринимается в обществе как признак того, что данный брак является не традиционным для Индии браком по договоренности, а менее ожидаемым браком по любви.) За те несколько недель, которые мы провели в Индии, индуистские фундаменталисты напали на индийских женщин, одетых в западную одежду (в одном случае женщин вытащили из бара в Мангалоре и избили), обвинив их в нарушении традиций и неспособности говорить на языке каннада. В ходе другого инцидента дочь одного из членов парламента вытащили из автобуса и избили за разговор с мусульманским подростком. При этом один из репортеров, освещавших этот случай, предположил, что она не смогла избежать избиения, потому что сама не говорила на каннада.

Осложняет ситуацию и то, что языки в Индии имеют неодинаковый социальный или экономический статус. Те, кто говорят на более распространенных, «брендовых» языках, как правило, имеют более высокий статус, чем те, кто знает лишь родной язык с меньшим количеством носителей (такая тенденция наблюдается не только в Индии). Английский и региональные языки, такие как телугу, каннада и тамильский, уже находятся в состоянии вялотекущей войны. И это уже не столько лингвистическая, сколько политическая тема. Ни один из этих языков не находится под угрозой исчезновения: на языке каннада говорят 35 миллионов человек, на телугу – 74 миллиона, на тамильском – 68 миллионов. Но, как пишет журналист Сугата Шринивасараю в своей статье под названием «Сохраняя веру в родной язык», языку каннада (а возможно, и другим дравидийским языкам) угрожает не столько английский как таковой, сколько «весьма аморфная техноглобальная идентификация», известная как «космополитизм». Чтобы стать членом мирового сообщества, гражданином мира, вы должны изучать английский. Если люди считают достижение этого статуса своей единственной целью, они оставляют без внимания региональные языки.

«Локальные и родные языки, похоже, уходят в ностальгическое прошлое, не имея серьезного функционального назначения во внешнем мире, – пишет Шринивасараю. – Их область применения вынужденно скукоживается до размеров тех гостиных и кухонь, где на них еще продолжают говорить». Будучи активным борцом за сохранение языка каннада, Шринивасараю с горечью отмечает, что написание им статьи по-английски, продиктованное экономической необходимостью, лишает его возможности потратить время на литературное продвижение языка каннада. Речь здесь идет не о снижении числа носителей языка каннада, а о сокращении количества профессиональных литераторов и начинающих писателей, желающих использовать этот язык в своем творчестве. С потерей общественной значимости язык утрачивает свою власть. В 2008 году Шелдон Поллок, ученый, изучающий санскрит в Колумбийском университете, написал в своей редакционной статье для журнала The Hindu, что многим классическим текстам, написанным на индийских языках, угрожает забвение, поскольку находится все меньше исследователей, способных их прочесть. «В течение двух поколений древнеиндийская литература, внесшая один из наиболее ярких вкладов в развитие человеческой цивилизации, может оказаться практически нечитабельной для индийского народа», – написал Поллок.

«Наш народ не представляет собой единое целое, – сказал мне бывший индийский посол Сиддхартха. – Мы разделены на касты и племена. И мы лелеем все то, что нас разделяет». Находясь в гостях, неприлично выискивать недостатки в доме хозяев, но живые примеры существования сегрегации просто бросались в глаза, например со страниц воскресной газеты, где печатались брачные объявления. Все они были отсортированы по профессиям (архитектор, доктор), наличию предыдущих браков и даже по иммиграционному статусу (нерезидент, наличие американской «грин-карты»). Читая эти объявления, вы при всем желании не могли бы сказать, что каста, родной язык или регион не имеют никакого значения: объявления невест с тамильским языком и таких же невест, но говорящих на телугу, находились в разных разделах; таким же образом были выделены и женихи-брамины. Я заметил, что больше всего объявлений как раз в разделе браминов и космополитов: «Говорящий на тамильском гражданин США ищет стройную, симпатичную, образованную девушку-вегетарианку, 30–33 лет, рост 165 см, живущую в Индии или США». «Живущие в Дубае родители ищут подходящую пару для мужчины, родившегося в июле 1973 г., рост шесть футов, один дюйм, очень порядочного, живущего в США и работающего в известной софтверной компании».

Раджу выступает за то, что называет «корневым космополитизмом», подразумевая двуязычный идеал, основанный на некоторой центростремительной или, по крайней мере, наиболее нейтральной составляющей человеческой идентичности. Задача власти, по его мнению, в том, чтобы использовать эту нейтральную платформу для политического объединения граждан. До тех пор, пока объединяющий стержень не будет найден, различия в языках, вероисповедании, культурных традициях продолжат раздирать общество на части.

До настоящего времени роль нейтрального для Индии языка выполнял английский, который де-факто стал официальным языком страны. В 2006 году писатель и общественный деятель Чандрабхан Прасад вызвал бурю откликов в СМИ своим призывом к далитам (более известным как представители касты неприкасаемых) отказаться от использования индийских языков. Он сказал, что родным для них должен стать английский. Причина? Все индийское, в том числе и индийские языки, пахнет кастовой дискриминацией. Поэтому английский является ключом к избавлению.

Это означает, что английский, по сути, не является нейтральным. Это становится еще более очевидным, если учесть, что Прасад подкрепил свое выступление изображением богини английского языка в виде статуи Свободы, стоящей на компьютере и держащей в руке розовое перо. Репортер BBC сообщал, что строительство храма этой богини уже началось в деревне Банка, где он своими ушами слышал, как женщины пели: Jai Angrezi Devi Maiyaa Ki, что в переводе означает: «Да здравствует богиня-мать английского языка».

«Это движение направлено в поддержку эмансипации и против сложившегося кастового порядка, против таких лингвистических порогов, как хинди, маратхи, тамильский и телугу, – писал Прасад. – Индийские языки служат скорее для поддержки предрассудков, дискриминации и ненависти, чем для выражения мыслей и коммуникации». Поэтому индийские языки должны просто “отмереть”.

Английский язык дает вам доступ к более высокому уровню образования, космополитическому образу жизни, лучшим рабочим местам, особенно в индустрии высоких технологий, где принадлежность к определенной касте перестает иметь какое-либо значение. Как сказал один мальчик-далит, “они просто считают брамином каждого, кто работает с компьютерами”».