Феномен Солженицына

Мысль о том, что он или Вы или кто-нибудь ещё, подумаете, что телеграмма моя возникла под влиянием этого грубого и высокомерного письма, – эта мысль оскорбляет меня.

Я зашёл к себе в кабинет и вернулся с уже готовой, написанной раньше телеграммой.

Возможно, впрочем, что и эта мояоскорблённостьтоже мелка.(Л. Пантелеев – Л. Чуковская. Переписка. 1929–1987. М. 2011. Стр. 455)

Мелка или не мелка была эта его оскорблённость, но вот, уже шесть лет прошло (оскорбившее его письмо Солженицына он прочёл в январе 1974-го, а пишет об этом Лидии Корнеевне в марте 1980-го, прочитав парижское издание её книги «Процесс исключения»), а он помнит обиду так, словно все это случилось только вчера.

Лидия Корнеевна, получив это письмо Алексея Ивановича, не замедлила с ответом (не могла же она не защитить свою «Сверхрадость»)….

Л. К. ЧУКОВСКАЯ – А. И. ПАНТЕЛЕЕВУ

10мая 1980

Вы пишете, что накануне моего исключения «милая С.» привезла Вам «грубое и высокомерное письмо А. И.». Я не нахожу это письмо ни грубым, ни высокомерным, но если бы я хоть минуту подозревала о его существовании – я бы это мероприятие категорически остановила.

Никого и никогда не следует ни на что мобилизовать. Милая С. показала мне это письмо месяца через 3 после всего совершившегося. В ответ на мои упреки она сказала: «Я обратилась только к тем, кого вовсе не собиралась агитировать, кто и сам хотел выступить. У меня была другая цель: чтобы они послали свои письмадозаседания, а непосле». И хотя мне грех упрекать милую С., я и с этой целью не согласна. 1) Пустьвседелают или не делаюткогдахотят, 2)практическижедоилипосленикакого значения не имеет. Значение имеет только самое движение души того, кто готов по собственной потребности не молчать. И для шельмуемого то же – только вот эта потребность, испытанная его друзьями. (А иногда им самим.)(Там же. Стр. 458)

В оценке смысла и тона солженицынского письма Лидия Корнеевна с Алексеем Ивановичем решительно разошлась: он считает его грубым и высокомерным, а она с этим категорически не согласна. Что же касается самого существа дела, то они тут выступают полными единомышленниками. И совсем не потому, что, знай Л. К. об этой акции «Серхрадости» заранее, она бы её «категорически остановила».

Для неё, как и для Алексея Ивановича, протестная телеграмма, отправленная в Секретариат Союза писателей, имеет смысл лишь как живое, искреннее движение души того, кто захочет такую телеграмму отправить. И тут не так даже важно, движет ли им потребность защитить подвергаемого травле товарища, или это для него единственный доступный ему способ сохранить самоуважение.

Никакого другого, а тем болеепрактическогозначения в их глазах эта акция не имеет, приди такая телеграмма хотьдорокового заседания Секретариата, хотьпосленего.

Что же касается Александра Исаевича, что для него весь смысл этой акции именно впрактическомеё значении, врезультате.

Чем больше членов СП выполнят его указание и выразят протест, тем больше шансов, что начальство вынуждено будет с этим посчитаться и даст задний ход.

Он убеждён, что такой разворот событий в принципе возможен.

Лидия Корнеевна поступала так, как поступала, не потому, что надеялась изменить положение вещей. Она исходила из старого доброго принципа: делай то, что считаешь должным, и – будь, что будет.

Так же думает и чувствует её старый друг и многолетний корреспондент.

А для Александра Исаевича это чисто полководческая задача. Он хочет собрать как можно более внушительную армию. Он верит, что ему (всем им вместе, если они будут егослушаться), удастся переломить ситуацию.

Но что же в этом плохого?

Вот ведь даже Л. Н. Толстой исходил из того, что энергия заблуждения необходима художнику.

Да, необходима. Но – в процессе творчества. Без неё, без этой энергии, ничего стоящего не создашь. Но когда процесс творчества завершён, энергия эта иссякает: приходит отрезвление.

Энергия заблуждения, постоянно владеющая А. И. Солженицыным, не иссякающая, не ослабевающая и после того, как процесс творчества уже завершён, – свойство, присущеескорее полководцу, чем художнику. Наполеону, а не Л. Н. Толстому. *

Вот как далеко увело меня стремление объяснить, почему Солженицын так неадекватно воспринял внутреннюю рецензию М. А. Лифшица на его роман «В круге первом».

Но и сам этот казус, да ещё в таком подробном изложении, понадобился мне не только для того, чтобы лишний раз продемонстрировать, как глух и нетерпим был Александр Исаевич к критике, исходящей даже из стана друзей, а не врагов.

Для того, чтобы вывести на сцену фигуру «ископаемого марксиста» и уделить ей, этой фигуре, так много внимания, у меня была ещё и другая, куда более серьезная причина. *

В 30-е годы был в СССР такой журнал: «Литературный критик».

Просуществовал он недолго: первый его номер вышел в свет в июне 1933-го, а в 1940-м специальным постановлением ЦК ВКП (б) он был закрыт:…

ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЦК ВКП (б)

«О ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ И БИБЛИОГРАФИИ».

2декабря 1940 года

Прекратить издание обособленного от писателей и литературы журнала «Литературный критик».(КПСС в резолюциях. Том 7. М. 1985. Стр. 182)

Закрыт он был по доносу двух тогдашних партийных «литвождей» – А. А. Фадеева и В. Я. Кирпотина:…

ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ СЕКРЕТАРЕЙ ССП СССР

А. А. ФАДЕЕВА И В. Я. КИРПОТИНА СЕКРЕТАРЯМ ЦК ВКП (б)

«ОБ АНТИПАРТИЙНОЙ ГРУППИРОВКЕ В СОВЕТСКОЙ КРИТИКЕ»

10февраля 1940 г.

В ЦК ВКП (б) – тов. Сталину

– тов. Молотову

– тов. Жданову

– тов. Андрееву– тов. Маленкову

Условия работы советской критики нельзя считать вполне нормальными. Несколько лиц, организованных как группа, составляющих меньшинство критиков, оказались в исключительно привилегированном положении в области критики. В их руках всецело находятся «Литературный критик», единственный литературоведческий и специально критический журнал на русском языке в СССР, «Литературное обозрение», единственный библиографический литературный журнал. Группу поддерживает газета «Советское искусство». Группе покровительствует работник литературного отдела «Правды» Трегуб, что отражается на подборе лиц, приглашаемых для сотрудничества в литературном отделе «Правды» и что используется группой для муссирования слухов об оказываемой им будто бы партийной поддержке. Руководящими лицами в группе являются Г. Лукач, Мих.Лифшиц, Е. Усиевич. (Власть и художественная интеллигенция. Документы. 1917–1953. М. 2002. Стр. 439)

Будущий «ископаемый марксист», упомянутый тут в числе «руководящих лиц» разоблачаемой «антипартийной группы», был душой разгромленного журнала. А главное – он был душой дискуссии, разразившейся накануне разгрома «Литературного критика» и ставшей главной причиной его гибели.

Дискуссию эту, затронувшую самые основы официальной идеологии и в конце концов вылившуюся в громкую идеологическую кампанию, вели критики, литературоведы, философы – специалисты по так называемой марксистско-ленинской эстетике.

В ходе этой дискуссии возникли и постоянно мелькали два теперь уже прочно забытых, реликтовых термина: «Благодаристы» и «Вопрекисты»….

Образовались две партии литературоведов. Одни опирались на статью В. Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции», в которой говорилось, что, вопреки своему реакционному мировоззрению, Лев Толстой добился великих художественных успехов. Само слово и понятие «вопреки» взято из статьи Ленина «Л. Н. Толстой и его эпоха». Приверженцев этой несколько примитивно истолкованной ленинской теории называли «вопрекистами»…