Феномен Тили Кидалкиной

Тиля и подружка.

Таечку Тиля подселила, потому что, как она нам говорила, она одна жить не может. Ей скучно. Т. е. инициатива исходила от Тили. Таечка работала в центре, а жила далеко на окраине, да и условия были хуже — она жила в доме типа хрущевки — т. е. никаких там излишеств с бассейнами и спортзалом. Через неделю, или меньше, посчитав, что таечке уж слишком хорошо и добродетель должна вознаграждаться, Тиля сказала ей, что вообще-то коли они живут вдвоем, то и платить надо поровну. Месячная стоимость Тилиной студии равнялась месячной зарплате таечки. Таечка пригорюнилась и платить — столько — отказалась, она была просто не в состоянии. Тиля за таечку долго все вычисляла и наконец определила сумму, которую та могла платить без риска умереть с голоду. Одним словом, платить таечка стала. Затем, через некоторое время безмятежности и благолепия, Тиля примчалась к нам в слезах и почти что с приступом — у нее пропали деньги! Кроме таечки, некому! Что делать? Попросить таечку вон? Так она уже деньги отдала, за жилье. Неужто возвращать? Тиля страдала. Тиля пошла к таечке и спросила ее, не она ли украла у Тили денежку? Таечка, естественно, возрыдала и сказала, что не она. Рыдали обе, но как-то поладили. Потом денежки пропали у таечки. Потом Тиле пошла массированная гуманитарная помощь — через банк, с нескольких концов света сразу, и мы окончательно плюнули на попытки понять, что-же произошло на самом деле. Потому что уж больно выгодной оказалась для Тили эта кража.

Тиля и Тилин день рождения.

Я уже писал, что Тиля познакомилась и подружилась с солистом гастролирующей в самой ударной дискотеке Бангкока рок-группы. Дни рождений у них совпадали. У Тили, как у многих, насчет дня рождения был бзик — день рождения надо торжественно отметить, по возможности — необычно, чтобы было, что вспомнить в разговорах с подругами. Сам по себе сценарий дня рождения уже утрясался — день рождения солиста этой, ставшей в Бангкоке популярной, рок-группы, обещал быть бурным. Никакие расходы Тиле не угрожали. Но была одна вещь, которую Тиля почитала за святую на день рождения — торт от именинницы. Не помню, по какой причине, но выпечка торта вручную отпадала. Торт надо было заказывать. Вот тут-то и начались терзания. Тиля настолько уже отвыкла за что-либо платить, что даже мысль о оплате казалась ей нелепой. День близился, а выхода не намечалось. Тиля обегала все пекарни везде можно было заказать что-то дешевое, такое, чтобы навсегда отпугнуть гостей, а что-то приличное прилично и стоило. Не знаю, собственно, что для Тили был приличной стоимостью — насколько я понимаю, все то, за что надо было платить. И при чем тут цена?

Некоторое время Тиля носилась с романтической идеей, которую я ей, насмотревшись на муки ее, в шутку подбросил. У Тили и моей партнерши был друг по переписке в Москве — вернее, завела-то его партнерша, а потом Тиля с ним, еще в Москве будучи, лично познакомилась, с нашей подачи, и даже пару дней пожила. Так вот — он возглавлял компанию, занимающуюся, помимо прочего, еще и выпечкой тортов. Тиля затеяла с ним переговоры на предмет высылки ей торта. Бесплатно и романтично. Не получилось, тоже уж не помню, почему. А день — все ближе. Тиле оставалось одно — она решила взять торт штурмом. Тиля начала ходить по кафе — тем, что имели свою выпечку, и сквозь слезы рассматривать произведения кулинарного искусства. За два дня до празднеств сработало. К ней, беззвучно рыдающей в ресторане известной в мире сети ресторанов и выпечки, подошел глава этой сети в Таиланде и участливо спросил, в чем дело. Тиля доходчиво объяснила. На день рождения она пришла с пышным тортом.

Жлобство, на мой взгляд, сродни врожденной болезни — алкоголизму, например. Т. е. такая штука, с которой, в принципе, можно бороться, обладая склонностью к самоанализу и хотя-бы зачатками силы воли. Тиля и сестры ее от самоанализа бегут, как черт от ладана. Сила воли — все их силы направлены на одно, и это одно прямо противоположно тому, что мы называем борьбой человека с самим собой — за право оставаться человеком. А потому жлобство, в данном случае, иссушает окончательно. Кроме того — это мое личное мнение — жлобство человека очень сильно ограничивает, сужает. Жлоб взлететь не может, жлоб может только подпрыгнуть. Наблюдать жлоба, иметь с ним дело — иногда забавно, иногда мерзко, иногда опасно, но чаще всего — грустно. Грустно смотреть, что человек сам с собой вытворяет — ради чего? Об этом ниже.

Тиля и сестры ее.

Итак, Тиля и сестры ее по духу и устремлениям — как описать это явление? Сразу хочу сказать, они не проститутки. Каждую свою жертву, спонсора там, любовника или, наконец, мужа, они тщательно выбирают. Если объект противен им физически или в силу иных критериев, они, скорее всего, физической близости не допустят. Их потенции — физические и интеллектуальные — дают им возможность выбора, и заметим, выбора неплохого. То есть они, скорее, подходят под определение — стерва. На мой взгляд, проститутка куда честнее. Дело в том, что проститутка работает телом и только телом кратковременная сделка. Ни проститутка не лезет в душу клиенту, ни он к ней. Заплатил, получил, и до свидания.

Иное дело мои героини. Им денег, как это может ни странно показаться, мало. Им надо душу. Они изо всех сил стараются, намеренно и ненамеренно — то есть, уже просто подсознательно, объект именно покорить — собой. Им частенько объекты, с которыми они физической близости не допускали, важнее не менее объектов, так сказать, окончательных. Те, кого они бросили, им тоже нужны — покоренные, ждущие, страдающие. На мой взгляд, они таким образом самоутверждаются, и такая отдающая вампирством подкормка им — как мне кажется — физически необходима, не меньше, чем деньги. В этом смысле их идеал — бесконечно ждущий, беспрерывно страдающий, всегда готовый прибежать обратно, будет в нем нужда, брошенный ими поклонник.

Их истые устремления им самим известны менее, чем кому-либо. Или, вернее, они сами себе в этом боятся признаться. Ничего там возвышенного или достойного пера Достоевского — все тот-же, набивший оскомину, набор красивая жизнь и прочее, а принц достойно эту кучку венчает.

Кстати принцы есть их самое слабое место — сколько я за ними ни наблюдал, исключений не было — они исключительно падки на таких-же, как они, рыцарей красивой жизни, которых они и принимают за принцев. То, что мы привыкли называть плейбоем. Их идеал — плейбой с деньгами и положением, страстно в них влюбляющийся. Плейбоев с деньгами не так уж много в этом мире, а если таковой и подвернется, то тут нашла коса на камень — плейбой способен на любовь не более, чем голодный крокодил — на спасение утопающего. Поигрался, бросил, и поскакал себе на своем белом меринке дальше. Хорошо, если ничем не наградил на прощание. Так вот таким — они могут всерьез увлечься.

Родственные души, кто кого. Кроме того, от любви тут очень мало чего это все то-же чувство собственности и необходимости покорять. А так, как покорять там нечего, то и получаются страдания. Потому что покорять что-то, души не имеющее, так же сложно, как ловить черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. В таких сложных случаях нашим героиням необходима определенная сила воли — те, кого я знаю, такой волей обладали, и серьезных последствий избегали.

Что такое любовь в их понимании? Коню понятно, что очень многое — они этим живут. Я так грубо, потому что все это, любовь там, романтика, ответственность у них поставлены с ног на голову. Все эти возвышенности — от любви до ответственности и заботы о ближнем, уж как минимум требуют, чтобы всуе их не упоминали. Как максимум — они требуют того, что требует, собственно, вся жизнь и все в ней, если говорить о жизни человека, а не растения или мелкого хищника. Так вот — требуются тяжкие вещи — труд, самоотдача, самоотверженность даже. Они и только они делают из увлеченности чувство, а не мелкую страсть, похоть или удовлетворение инстинкта охотника. Любовь, на мой взгляд, это такое двухстороннее движение — оба, по возможности, равны, оба дают, оба берут. Оба должны быть достойны друг друга. Если один только берет, то это уже немножко не любовь, и даже не потребительская кооперация — это оккупационный режим с комендантским часом и карточным распределением. Вот почему все мои героини предпочитают одну формулу любви — «любовь зла, полюбишь и козла». Или, если обмазать для удобоваримости чем-нибудь романтическим — «люби меня, какая я есть». На мой взгляд, для того, чтобы полюбить козла, надо либо быть козлом, либо в него превратиться — как-бы там любовь зла ни была. Инстинктивное желание именно слепой, не рассуждающей любви свойственно вообще многим слабым людям, а уж моим героиням тем более — им по статусу такая любовь необходима. Как-бы их не тянуло на плейбоев, их добычей становятся другие — те, кто их питает, и не только материально. Добыча может и встрепенуться, очнуться, наконец, и задаться вопросом — а как это меня угораздило? И даже сбежать может, не отдав положенное. Что может быть лучшим парализатором, чем ослепление, страсть? Техника такой общей анестезии тоже достаточно проста, почти один к одному — из многочисленной любовно-киношной классики — от беспрерывных поцелуйчиков и сжатий в объятиях до пикничков на животах. Если за день обьект обнял и поцеловал 15 раз — все в порядке, если 10 — необходимый срочный укол. Любовь, таким образом, приобретает явно выраженное сходство с Уставом, предположим, караульной службы — определенный набор жестов, команд, выражения лица, реакции и поведения. Что там за этим выражением лица или жестом скрывается — наших героинь не интересует вовсе — постольку, поскольку выполняются команды и все вообще происходит согласно Уставу и очередному любовному шедевру киноэкрана.

Про романтику вообще помолчать-бы — настолько она уже забита, но не могу не затронуть — хотя скорее всего, я тут несколько и преувеличиваю. Недавно я был в Лаосе, его столица Вьентьян буквально набита туристами, за исключением российских и эсэнгэшных. Народ прет за романтикой — в Лаосе девственные джунгли, нетронутые цивилизацией племена и деревни, первобытный быт и практически полное отсутствие 5-ти звездочных отелей. Экстремальный туризм — идущие в джунгли без сопровождения, очень часто в джунглях и остаются. Наши героини такой туризм не понимают. Лезущие в горы тоже искренне им не нравятся, пока они в горах — только когда они внизу, в лучах горней славы. Яхты их привлекают, когда они грациозно скользят по глади безопасной бухты, желательно в пределах видимости тех, кому яхты не по карману. И так далее. Однако-же на словах наши героини — сама романтика, хотя что это такое, они не понимают и никогда не поймут, для них романтика — это нечто, поддающееся конкретному измерению, как то — количество звезд отеля, название дорогого курорта, стоимость внезапно купленного подарка. Меня искренне забавила и забавит страсть ужинать при свечах — насколько я знаю жизнь и людей, те из них, кто действительно что-то в этой жизни значит, еде вообще мало значения придают (постольку, разумеется, поскольку вопрос еды разрешен в принципе и не стоит насущной проблемой) — заглотил калории, и пошел себе дальше. Можно устроить редкий праздник, но и не более. Но наши героини искусству поглощения еды придают огромное значение, со всем его, также киношным, антуражем. Процесс романтического поглощения котлеты растягивается на часы, трещат и чадят свечи, побулькивает вино, сверкают ножи, зубы, вилки и глаза любимой… Для меня, сколько я ни попадал на такие священнодействия, все это было невыразимо скучным и тягостным делом — я или выбегал из-за стола каждые 10 минут, дабы отдохнуть в сторонке, куря и матерясь, либо начинал пить водку. Водка примиряла, и даже несчастная эта котлета, действительно, начинала вызывать умиление. Повторяю, моя точка зрения достаточно спорна — но я считал и считаю, что высочайшее наслаждение проистекает из души, из разума — следствием предварительной тяжелой работы, напряжения.

Удовлетворение чувства голода не есть искусство, хотя его таковым и сделали. Но когда оно искусство, оно уже не удовлетворение чувства голода. В этом смысле, мне жалко как наших героинь, так и многих прочих схожих с ними — тех, то есть, кто пытается выжать максимум из чисто животных удовольствий, нам доступных — таких причем, которые никакого труда не требуют — не надо университетов кончать, чтобы оценить вкус котлеты. Месяц два пошлялся человек по дорогим ресторанам, нахватался, и вот он уже и знаток стал, и брезгливо морщится — чего-то куда-то недоложили, а чего-то пересыпали, и вообще такое блюдо могут готовить только в одном месте непременно туда загляните, если действительно хотите узнать его неповторимый вкус. Культ еды, культ одежды, культ авто и так далее. Избитые истины, но истины тем не менее. Познать прелести всего вышеперечисленного особого труда не представляет — были-бы деньги. Я познавал, и лично мне интересней в запой уйти, чем в гастрономические или подобные изыски. Интеллектуально богаче, и для здоровья полезнее. Так вот — мне их жалко, потому что они не в состоянии насладиться — полетом. Прыжки в ширину или дремучее переваривание — вот их скорбный удел.

Как правило, мои героини не любят ничего резкого, крутого, что-ли. Слащавая музыка, слащавые духи, слащавые фильмы, тянучая паутинистая речь, липковатые манеры. Они очень сентиментальны, ну совсем, как эсэсовцы. Они очень чувствительны и нежны — во всем том, правда, что касается их лично — а на деле не каждый уличный криминал настолько циничен и жесток, как мои звездочки. Их надо слушать — все то, что они говорят о самих себе, все абсолютная правда — только ее надо перевернуть на 180 градусов. Все, в чем они обвиняют других, очень часто нелепое и оскорбительное — так вот это все они и делают. Они обвиняют других в том, что они — делают. Мало того — они не могут совершить гадости, предварительно не обвинив в ней другого. Предположим, партнер. Хрупкая наша обвинит его, ни с того, ни с сего, именно в том, что она скоро и сделает. Кстати говоря — верный признак. Тут, наверное, что-то с психологией связано, и с патологией — я лучше не буду углубляться. Очень часто они плачут от жалости и умиления самими собой, а если им доведется поддаться чувству радости за близкого своего или, тем более, ему помочь, они тут-же умиляются и этим. Кстати в отношении самих себя они путают, или смешивают, поступки, и намерения совершить таковые они ставят себе в заслугу как что-то действительно ими бескорыстно сделанное, так и порыв что-то совершить, и оценивают одинаково. Умиляются своей хрупкостью, нежностью и чувствительностью. Я их не раз наблюдал в истинном их обличье, в погоне за тем, что их действительно интересует глубинно, животно, — так вот в такие отнюдь не редкие моменты в них этих самых хрупкости, нежности и прочих заоблачностей не больше, чем в танке Т-34 в разгар битвы под Прохоровкой.