Фенрир. Тетралогия
Шрифт:
Илье её тон почему-то не понравился. Он впился в Леру взглядом здорового глаза в ожидании неутешительного приговора, бессознательно сжав кулаками края своей койки. Лера заметила его напряжение и встрепенулась:
– Расслабься, ты чего так испугался? Всё хорошо!
– Когда про твой прицельный глаз будут говорить, я на тебя посмотрю, – из угла палаты снова раздался голос Макса.
Пики махнула на него рукой и поспешила продолжить:
– В общем, твой лечащий врач сказал, что зрение можно вернуть операбельным путём. Там какие-то физические разрывы, повреждения… Я в этом не сильна.
–
Пики хитро прищурилась:
– Ты прав. Действительно есть одно «но». Вероятность успеха – пятьдесят на пятьдесят. Либо зрение целиком вернётся, либо…
– Я останусь слепым?
– Если вдруг что-то пойдёт не так, существует запасной вариант…
– Какой? – Илья был настолько напряжён, что в этот раз его привычка теряться перед боссом не давала о себе знать.
Лера открыла папку, с которой пришла к нему в палату, достала листок с распечаткой и протянула ему:
– Запасной вариант – это глазной имплант. Разработка нашего НИИ Глазных болезней по заказу Минобороны.
На листке было несколько схематических изображений и подробных пояснений мелким шрифтом. Фокусироваться было сложно, и Илья обессиленно опустил распечатку на колени.
– Травмы глаз очень распространены, несмотря на множество вариантов защиты. В армии – в том числе. Поэтому, как ты понимаешь, Министерство обороны не хочет терять из своих рядов опытных профессионалов, которые физически полностью здоровы, но, потеряв зрение, стали инвалидами.
– Ресурс нужно высасывать до конца…
Лера осеклась:
– Думаю, на их месте ты поступал бы аналогично. Но если сам горишь желанием в двадцать девять лет стать инвалидом, то…
– Нет, не горю. Простите…
– Имплант представляет собой небольшой цилиндр со сложной оптико-цифровой начинкой. Он размещается внутри глазного яблока и передает сигналы в мозг. В обычном режиме работает как здоровый человеческий глаз. Тебе подберут радужку в цвет, зрачок тоже будет искусственным. Его светочувствительность за несколько дней подстроится под твоё обычное зрение.
– А есть какой-то другой режим?
– О да! – Макс поднялся с кресла и подошёл к Илье. – Боевой режим переключает твой глаз в полноценный оптический прицел с функцией ночного видения, тепловизора и датчика движения.
Брови Шамана ошалело взлетели вверх.
– Вот и я решил, что это круто. Смотри, – Давыдов-старший ткнул в распечатку на последнее изображение.
– И мне поставят ЭТО бесплатно?
– Да. Это экспериментальная модель. Но произведено уже более семидесяти операций по пересадке. И все успешны. Конфигурация дорабатывается. Возможно, через пять-семь лет тебе заменят его на более совершенный вариант. Тоже бесплатно.
– Но я не военный. Почему меня решили включить в эту программу?
– Ты же из «Феникса». А мы с Минобороны – лучшие друзья. И плюс Морозов внёс парочку своих крайне убедительных доводов… – промурлыкала Лера.
– Ясно…
– Ты можешь отказаться. Но тогда острота зрения раненого глаза на всю жизнь останется не более двадцати процентов от нормы.
– А лекарства? Капли, таблетки, упражнения? Вообще без вариантов?
– К сожалению… И к работе телохранителя с таким зрением ты вернуться тоже не сможешь.
Илья вздохнул. Затылок жгло
от нервов и сомнений. Он оглядывался то на Давыдова-старшего, то на Леру и мысленно метался между предложенными вариантами.– В чём ты сомневаешься? Чего боишься?
– Как-то… сложно всё это.
– Сложно? – усмехнулся Макс. – По-моему, проще некуда. Тебе либо вернут родной глаз, либо установят имплант. Визуально он никак не выделяется. Никто никогда не заметит твоего оптического преимущества.
– Понимаю… но…
Лера откашлялась:
– Если ты подпишешь отказ от операции, я, конечно, не брошу тебя один на один с этим ранением. В «Фениксе» всегда найдётся место. В конце концов, мы его придумаем. Будешь преподавать теорию новичкам, принимать экзамены, оформлять их… А лет через десять заменишь Oдина.
Макс хмыкнул:
– Вакансия строго для одноглазых… Иронично!
Илья вздрогнул.
– Блин, Давыдов! Чёрный юмор тут не к месту! – Лера вскочила и пихнула смеющегося Охотника в плечо.
– Что?! Королеве сарказма не смешно? По-моему, очень забавно выйдет!
– Сейчас Максим Давыдов очень забавно выйдет вон!
– Ладно, молчу, – Макс закатил глаза и вернулся к креслу.
– Илья, пожалуйста, не отказывайся. Ты молод, ты шикарный телохранитель и красивый умный парень. Вся жизнь впереди. У тебя будет достаточно времени на реабилитацию. Если дело действительно дойдёт до импланта, с тобой поработает инструктор из Минобороны, поможет приноровиться к этой штуке. Всё будет хорошо.
Шаман смотрел на Пики исподлобья. В какой-то момент он вдруг почувствовал, что она не просто сидела на краю его койки, а крепко сжимала его ладонь.
– Хирург подробно расскажет все детали операции. Я подозреваю, тебе сразу решат обе проблемы: и с ухом, и с глазом. Чтобы лишний раз не напрягать организм наркозом.
– А если мне вставят этот имплант, но он не приживётся?
– Пока такой проблемы ни у кого не было… Но даже если что-то пойдёт не так, мы как-нибудь разберёмся. Ты не останешься за бортом, обещаю.
– Я такой ценный агент? – он криво улыбнулся и наморщил нос.
– А разве нет? Ты отлично справляешься. Все клиенты отзываются о тебе хорошо. Очень раздосадованы, что временно будут под охраной других. Это ли не показатель?
– Наверное… – Илья неуверенно пожал плечами.
– Подумай до завтра и напиши мне своё решение, хорошо? Нам пора ехать, – Лера заботливо провела ладонью по его щеке и рыжеватым волосам, частично сбритым из-за шва на касательном осколочном ранении. – Мне жаль, что ты так сильно пострадал. Но мы всё можем исправить. Главное, не опускать руки, – поднявшись, она поправила свой чёрный жакет, взяла папку и кивнула Максу.
– Валерия Владимировна…
– Что, Илья?
– Я согласен.
– Опачки, живой! – воскликнул Андрей, увидев хмурое лицо Шамана на дисплее смартфона.
– Здорoво… Можешь говорить?
– Вообще-то я на смене, но плевать. Как ты?
– Хреново…
– На супер-глаз подписался?
– А ты откуда знаешь?
– Отец рассказал. Так ты что? Согласился?
– Сначала не хотел. Но Пики так сладко пела, что я плюнул и подписал согласие. Хрен знает… Может, зря?