Фэнтези-2005. Выпуск 2
Шрифт:
— Псоглавцы никогда не идут на сотрудничество в таких делах.
— У меня свои методы. Пойдут как миленькие. Бегом побегут.
— Привлеку эксперта по некроэманациям. После убийства они держатся до двух суток, время еще есть…
— Повторно осмотрю место происшествия, вещи квесторов…
— Вы не можете держать оцепление вокруг гостиницы больше суток. Хозяин подымет вой, дойдет до суда… Гильдия Отельеров весьма влиятельна.
— Ничего. Я найду способ.
Слова наждаком драли горло. Потеря племянника из допущения сделалась реальным событием. Редко встречались, часто — какая разница? Холостой, бездетный, давно махнув рукой на семейный уют, Конрад видел в Германе следующего барона фон Шмуца
— У вас есть версия, барон?
— Есть. Рыцари Зари собирались в квест громить… Кого они собирались громить и где?
— Черного Аспида, временного лорда Черно-Белого Майората. Это у них, в Ордене, такая забава, раз в четыре года: то Аспид, то Белый Голубь, а противная сторона начинает квест в посрамление…
— Аспид, значит? Вы уверены, что он просто сидит и ждет, пока его начнут громить?
— Нарушение орденского Завета и «Пакта о нейтралитете»? Впервые за все время?
— Все когда-то случается впервые. Допустим, этот Аспид энергичней своих предшественников. Допустим, у него особые взгляды на игры. И еще допустим, что он был очень заинтересован в гибели именно этих квесторов.
— Вы правы. Даже одного из трех допущений вполне достаточно. Мотив налицо. Хотя… Лорд-временщик Майората должен предвидеть, что подозрение падет в первую очередь на него.
— Уверен, квесторов убрали руками наемников, нанятых через подставных лиц.
— Значит, надо искать исполнителей.
— И брать живыми!
— Не обязательно. Мертвые куда разговорчивее. И не убегают.
Конрад любил глядеть из окна кареты на открывающиеся виды — будь то сельская буколика, кривые улочки местечек или площади столиц. Себя он обычно убеждал, что таким образом упражняет наблюдательность. На самом же деле ему просто доставляло радость умиротворенное созерцание картин, проплывающих мимо. Однако сейчас шторки на окнах нанятой кареты были задернуты наглухо: барон желал уединения.
— Приехали, сударь!
Как и распорядился клиент, агитатор остановил карету на перекрестке, за два квартала до переулка Усекновения Главы. Далее обер-квизитор намеревался пройтись пешком. За право именоваться «агитатором» («возница благородных» на староретийском) любой извозчик рангом пониже, не задумываясь, пожертвовал бы личной бляхой, бородой и пятью годами жизни. Однако в Гильдию Агитаторов принимали исключительно каретных кучеров, да и то с разбором. Стоили услуги агитатора втрое-вчет-веро по отношению к прочему извозу. Удобство кареты, мягкая езда, запрет на лихачество и гарантия своевременного прибытия именно туда, куда ты собирался прибыть, по мнению барона, с лихвой окупали расходы.
— Благодарю, голубчик…
Бросив агитатору серебряный бинар и не дожидаясь сдачи, фон Шмуц двинулся в сторону гостиницы. Рассудок наконец-то очистился, став похожим на бассейн, куда из различных труб беспрепятственно вливались и выливались не замутненные личными оценками впечатления дня. Оставалось ждать, пока бассейн наполнится.
— Добрый вечер, ваша светлость! Вы никак снова в гостиницу? Уж и солнце скоро сядет, а вы все на службе?
Барон споткнулся на ровном месте и едва не выругался, хоть и не любил вульгарной брани. Откуда на его голову взялся этот стряпчий?!
— Добрый вечер, сударь. Вы на редкость проницательны. Я на службе круглосуточно. И направляюсь именно в «Приют героев».
— Как я вас понимаю! Вот извольте видеть: только что вчинил иск Ордену Зари по всей форме. — Стряпчий продемонстрировал барону пухлый кожаный планшет для бумаг. — А ведь это не муха начихала: исковое заявление двух свитках, заказное письмо с оглашением претензий, выплата королевской пошлины…
— Вы не в курсе, сударь Тэрц: кухня в «Приюте героев» сносная?
— Сам
ранее не столовался, ваша светлость, но отзывы слышал исключительно похвальные. Тамошняя повариха свое дело знает.«Какое именно?» — хотел ядовито поинтересоваться Конрад, но вовремя сдержался. Все-таки обещал Трепчику не распространяться. А слово чести надо держать, даже если дал его простолюдину.
— Кстати, о поварихах! — Идти молча стряпчий был не способен категорически. — Довелось мне недавно регистрировать одну жалобу. К нашему с вами делу оная жалоба касательства не имеет…
Барон и здесь сдержался, поражаясь собственной снисходительности.
— …но попутно выяснилось: молочницу Анну-Батисту Колодзябчик муж регулярно поколачивает. Причиняет, значит, тяжкие телесные, большей частью — сапогами в живот. Бедная женщина… Но я, собственно, не об этом. Он ее бьет — а она ему детей рожает! Он бьет — а она рожает! Дюжину отпрысков извергу родила, и все — здоровехоньки. И сама молочница румяна и дородна на диво. Несмотря на и даже вопреки. А почему так, знаете?
Барон почувствовал, что былой кошмар возвращается.
— А я вам отвечу, ваша светлость, почему! Потому что тень у Анны-Батисты Колодзябчик, урожденной Монтень, — особенная. С двойным, извините за народное словцо, пузом. Потому-то муж ей первое чрево хоть напрочь отбей — нипочем выйдет. И с именем у молочницы хитрые кренделя — бывало, муж с утра и не вспомнит, как жену зовут и по какому поводу ее с вечера сапогами пинал… Не к добру это, уж поверьте Фернану Тэрцу, не к добру!.. И на улицах шепчутся: грядет, мол, большое лихо…
Отчаявшись отделаться от стряпчего, Конрад терпел, стиснув зубы. Он и себя, право слово, чувствовал героем. Мог ведь и пришибить болтуна.
— …Ваша светлость, я еще раз со всей решительностью заявляю: с завтрашнего утра я начинаю вновь пускать постояльцев! Для покрытия причиненных убытков! Вы знаете, сколько столяр Дубка запросил за ремонт? А штукатур Анастасий Рензит?! Грабеж и разорение, грабеж и разорение…
— Не беспокойтесь, любезный сударь Трепчик. Я вчинил иск по всей форме, и не будь я Фернан Тэрц, если нам… то есть вам, не возместят убытки до последнего мона!
— Благодарю вас, дорогой сударь Тэрц. Что бы я без вас делал?! Да, кстати, ваша светлость: полюбуйтесь на этого балбеса. Утверждает, что его прислали вы, но крайне, крайне подозрителен! Выгрузил прорву разных вещей, уходить не желает, объясниться отказывается! И брови супит, знаете ли…
Барон посмотрел в указанном хозяином направлении — и не отказал себе в удовольствии долго изучать взглядом собственного камердинера, которого заметил сразу при входе. Любек, как обычно, имел такой вид, словно ему известны все тайны Мироздания, от Вышних Эмпиреев до ярусов геенны, — но ни крупицей оных тайн он ни за что ни с кем не поделится.
Люди, носящие желтые чулки и модные подвязки крест-накрест, отличаются гранитной твердостью характера. Это известно каждому образованному человеку.
— Ты пунктуален, Любек, — нарушил Конрад затянувшуюся паузу. — Хвалю. Только я просил тебя привезти средний походный набор. А не большой или, упаси Вечный Странник, полный.
— Ну д-да, ну д-да, — заговорив, Любек утратил толику высокомерной загадочности. Он слегка заикался, и почему-то в основном на букве «д». Постороннему слушателю казалось, что камердинер куд-кудахчет, будто курица над яйцом. — Разумеется, сред-д-д-д… Средний. А потом выяснится, что нашей светлости требуются носки собачьей шерсти, поскольку резко похолод-да-ло, любимый вязаный плед-д и бутылочка золотого рома «Претиозо». Из фамильных погребов, д-д-двенад-д-д-дцати лет выд-держки. Или наметится д-дальняя д-дорога, где никак не обойтись без саквояжа и набора притираний от мэтра Д-дефлио…