Фэнтези-2006
Шрифт:
— Говорят, по ночам с галеона свозят на берег умерших….
— Тс-с-с! Об этом нельзя говорить. Я, — хихикнул Диего, — сам, лично приказал: все лишние разговоры — пресечь! — Маленький тан резко взмахнул рукой, снеся воображаемой саблей голову воображаемого же болтуна.
— Тогда в чем же дело? В грузе?
— Гру-у-уз… о грузе, — Раскона вновь нервно оглянулся, — говорить нельзя. И думать нельзя тоже. Н-не советую.
— Говорят, — словно не услышав последней реплики маленького тана, продолжил чернобородый, — что на борту галеона находится бесценное сокровище.
— Тс-с-с!
Чернобородый начал было вставать, но Раскона цепко — разумеется с поправкой на выпитое, — ухватил своего собеседника за рукав и притянул к себе.
— Хочешь узнать о сокровище? — нарочито громко прошептал он. — Хе-хе. Величайшее сокровище, легендарное сокровище… говорят, никто кроме язычников не видел его доселе. Кроме Альвареса, да… Когда Альварес впервые пришел к королю язычников, то увидел его… — Диего покачнулся. — Большой камень, больше, чем сердце горного тролля. В навершии посоха владыки дикарей. А неделей спустя, когда тан со своими людьми предательски напал на дворец, посоха в нем уже не было. — Раскона покачнулся вновь, и в этот раз только поддержка чернобородого удержала маленького тана от падения со стула. — Дворец был полон сокровищ, да… золото, изумруды. Но Альварес жаждал большего. Он велел пытать всех, всех, кто мог знать о камне… только признания их оказались ложью, боль развязала язычникам языки, хе-хе, но не вложила в их головы тайное знание. Камень, Око Дагна, как они его называли… пропал, исчез, так. Многие, хе-хе, не верят, что он был вообще. Хе-хе-хе, то-то удивились бы они, подняв крышку зеленого сундучка…
— Тан!
Окрик от входа хлестнул по таверне ничуть не хуже кнута. Чернобородый вскинул голову, заглядывая через плечо маленького тана, выпучил глаза, отшатнулся и вмиг растворился в толпе.
— Мой тан!
— Брат, ой, то есть братья Агероко, — приветственно взмахнул кружкой Диего. — Как я вам рад. Сейчас угощу вас п-превосходнейшим вином… и п-познакомлю с моим новым дру… проклятье, куда он делся?
— Вам не следует оставаться здесь, мой тан.
— В самом деле? Честно?
— Нам надо уйти.
— Уйти? — недоуменно переспросил Раскона. — Куда? Зачем?
— Пойдемте. — Согнувшись, монах подставил плечо, на которое Диего оперся, вернее, повис, едва доставая до пола носками сапог.
— И-ик!
— Думаю, вам лучше отпустить меня, брат.
Две сотни шагов свежего ночного воздуха оказали воистину волшебное действие на маленького тана. По крайней мере, голос его вернул себе прежнюю четкость.
— Уверены?
— Уверен в том, что если не отпустите, меня вытошнит прямо на вашу рясу, брат Агероко. Новую, заметьте, рясу.
Монах фыркнул, перехватил маленького тана за бока и осторожно установил его на четвереньках перед лопуховым кустом.
— Значит, противоядие сработало, — задумчиво произнес он.
— Частично, у-у-у… — окончание фразы Диего растворилось в звуках, поименовать которые иначе как утробные было бы весьма сложно. —
Знали б вы, брат, что за дрянь этот клятый отвар «золотого ястреба»…— Догадываюсь, — монах вздохнул. — Мне долго пришлось объясняться с братом Гильремо. Он был весьма… обескуражен вашей выходкой, мой тан.
— Столько вони из-за собаки еретика…
— Эта собака…
— …виновата во всем, что прохрипел на дыбе ее хозяин. Довольно, брат Агероко! У нас хватает своих забот!
— Много вы успели выболтать?
— Не так чтобы очень, — Раскона яростно потер шею. — Проклятые москиты…
— И что же теперь?
— Ничего. Отплытие, как и планировалось, завтра. А сейчас, брат, живо взвалите меня обратно на плечо!
— Вы все еще не можете идти, мой тан? — озабоченно спросил монах.
— Могу. Но пусть лучше наши новые тени в конце улицы пребывают на сей счет в заблуждении как можно дольше.
— Сколько их?
— Не меньше восьми.
— Многовато.
— Могло быть хуже. Брат Агероко, — неожиданно произнес маленький тан, — как у вас обстоит дело с пением?
— Увы, Великий Огонь не наградил меня сим талантом, — вздохнул монах, — сочтя, видно, что прочих его даров и без того довольно.
— Очень хорошо, — кивнул Раскона. — Чем немелодичнее вы будете орать, тем лучше! На счет три… раз, два… Когда мы приплывем к белым скалам!
— Назад, к белым скалам, — подхватил монах. — К нашим родным скалам!
— В рваных камзолах и золотых цепях, ой-йе, с дырявыми карманами, что набиты самородками… проклятье, как там дальше?!
— Я тоже не помню!
— Вот гадство… а что помните?
Монах задумался.
— Тан Хон-Гиль-Кон собирал в поход, — затянул он, — эскадрон малаширских гусар. Тан Хон-Гиль-Кон был бабник и мот, казну полковую…
Кортик был направлен умелой рукой и запросто мог бы вонзиться в намеченную цель — спину тана Расконы чуть пониже левой лопатки. Мог бы — если б не сгорел в заботливо выставленной братом Агероко «огненной кольчуге» второго уровня.
— Бей! Бей их!
— А-а-а-а!
Последний вопль издавали четверо бандитов, в которых били срывающиеся с рук монаха трескучие рыжие молнии — там, где эти молнии касались одежды или плоти, вспыхивало пламя.
Еще один разбойник упал навзничь, получив пулю прямо в лицо. Оставшиеся пятеро…
— Вы же сказали, что их восемь!
— Я сказал «не меньше восьми»!
— А-а, каналья!
Возглас монаха предназначался ловкому разбойнику, сумевшему не просто уклониться от брошенного Агероко заклятья, но и ударом каблука вышибить из дороги добрых полпуда песка, большая часть которого угодила прямиком в глаза монаха.
Правда, мигом позже не успевший вскочить разбойник оказался пришпилен к дороге шпагой Диего, но четверо его друзей…
Точнее, трое, мысленно поправился маленький тан, глядя, как четвертый бандит — каррасец, судя по длинным усам и вышитой безрукавке, — роняет шпагу и пытается ухватить захлестнувший его шею кнут.
Еще один нападавший молча повалился вперед, явив при этом взору маленького тана — и своих оставшихся пока еще в живых собратьев — жуткого вида рубленую рану поперек спины.