Фэнтези-2011

— Из леса, — говорю. — От ведьмы. Я у нее старшим подмастерьем был, летал на ступе, метлой загребал.

— А после?

— Засмотрелся вниз и свалился. А там было болото. Ведьма подумала, что я в нем утопился, и полетела дальше. А я шел, шел — и к вам пришел.

— А чем тебя ведьма кормила?

— Ясное дело, — говорю, — поганками и мухоморами. И еще мы варенье из волчьих ягод варили. А когда к нам леший приходил, мы с ним пили водку и играли в карты.

— О! — сказал пан Сабантуевский. — С лешим! Так он, наверное, шулер!

— Не знаю, что такое шулер, — сказал я, — но меня тоже не обдуришь. Я всех насквозь вижу. Вот вы, ясновельможный пан, сейчас храбро смеетесь, а сами дулю в левом кармане держите. А сегодня утром черной кошки у себя на крыльце испугались.

Не знаю, зачем я все это сказал. Пан Сабантуевский очень разозлился, вскочил и грозно говорит:

— Лех! Что это такое?!

— Как что? — отвечает наш пан. — Это ведьмин сын, вот что. Он, между прочим, мне в хозяйстве очень помогает. Вот, например, недавно фонтан починил. Теперь туда воду носить не нужно, он сам по себе фонтанирует.

— С полным нарушением гидравлики! — очень сердито сказал его сын, а наш паныч. И гневно добавил: — Всю физику запутал, дурень!

— Кого, кого? — спросила одна пани.

— Физику! — еще раз сказал паныч. — Колдун он, панове, вот что! Мракобес! А мы его тут прикармливаем. А еще просвещенное общество!

Вот как он тогда сказал! И очень зло. Но и отец его, пан Лех, тоже крепко разозлился — но это уже на него самого — и очень гневно сказал:

— Что ты в этом понимаешь?! Какое еще мракобесие! Это нам дано от дедов и еще даже от прадедов. А кто такая твоя физика? Чужинские выдумки! Нахватался всякого, и хватит! Никуда больше не поедешь, будешь здесь сидеть и впитывать традиции. Понятно?!

И он, я так думаю, еще бы долго на Дрына кричал…

Но тут взяла слово пани Крыся. Она просто сказала:

— Лех!

И этот Лех, то есть наш пан, сразу стишился. И еще сделал вот так ладошкой по губам, то есть как будто их утер. И в гостиной стало совсем тихо. Я стоял перед столом, а они за ним сидели. Их было много, а я был один. И еще: они были большие, а я маленький. Мне, если вы этого еще не забыли, было тогда всего лет пять или семь, я только что вышел из леса. А они все были умные и сытые, и у каждого было по вилке с ножом, и перед каждым по тарелке со всякой полезной едой. А мне давись, Ясь, мухоморами! Мне стало очень горько, я сказал:

— Но мухоморы — это что! А вот у нас в лесу еще вся хата в самоцветах. Потому что где мы свечек наберемся? А от самоцветов тоже свет, и даже лучший.

— А самоцветы откуда? — быстро спросил наш пан Лех.

— Из земли, откуда же! — сердито сказал я.

— Э! — засмеялся пан. — Что-то я их там нигде ни разу не видел.

— Потому что нужно знать места!

— А ты знаешь?

— Знаю.

— Под папараць-кветкой?

— Под ней!

— И ты ее видел?

— А как же!

Вот что я, дурень, ему тогда выболтал! Где была моя дурная голова?! Папараць-кветка, ого! Или цветок папоротника, если по-вашему. Но только тут как ни скажи, а сразу все понятно. Так и там тогда все аж вот так вот рты поразевали! И вот так глаза наставили! Но пока что все молчат. После пан Сабантуевский встал, всех осмотрел, откашлялся и говорит:

— Это, панове, очень любопытно!

И еще кто-то с краю спросил:

— А какое сегодня число?

Все молчат, между собой переглядываются. После пани Крыся говорит:

— Еще через пять дней.

И это я теперь сразу бы понял, к чему все это говорится. А тогда же я еще не знал, что обыкновенные люди могут только один раз в году…

Ну, и так дальше! А тогда дальше было вот что: встал наш пан Лех и сказал, что они сейчас выпьют понятное дело за что, все засмеялись, дружно встали и так же дружно выпили. А мне, так приказала пани Крыся, дали от стола большую белую булку с изюмом и повели меня обратно домой. Дома булку разделили на всех поровну и съели. Братья и сестры были очень рады, мать молчала, а отец сказал:

— Не нравится мне эта булка, сынок. Как бы теперь не было из-за нее беды.

И он почти угадал. Но не сразу, а через пять дней, как и обещала пани Крыся. А сами эти пять дней были самые обыкновенные. Нет, даже еще лучше, потому что никто к нам тогда не цеплялся, даже меня Галяс никуда не таскал. И мы жили сами по себе. Мы только видели, что между деревней и лесом, на Дырявой Липе и под ней, сидели гайдуки и никого из наших не пускали в лес. Не велено, говорили они. А почему не велено, не объясняли, а только еще хуже злобствовали и обещали дать в зубы. В зубы никто из наших не хотел, и все возвращались обратно. Так было все четыре этих дня и даже половину пятого. А во второй половине того пятого дня, даже когда уже начало темнеть, мы как раз играли во дворе, и родители уже вернулись с поля, к нам вдруг пришел Галяс. Вид у него был очень необычный: на голове панская шляпа с длиннющим петушиным пером, сбоку на поясе толстый подсумок, а за спиной вообще здоровущий мушкет. Отец как увидел его такого разнаряженного, так не удержался и сказал:

— Вы что, ваша панская милость, часом не на Цмока собираетесь?

— Молчи, дурень безграмотный! — строго сказал Галяс. После спросил у матери: — Где твой главный сын?

Все уже знали, про кого это он так спрашивает, поэтому расступились и показали меня. А мне тогда очень не хотелось подходить к Галясу, меня всего просто трясло. Тогда отец сказал:

— Не бойся, Яська! Может, это даже к счастью! — и даже подтолкнул меня. И еще он вот так улыбнулся. А у самого в глазах стояли слезы. Я это очень хорошо запомнил. И никогда не забуду!

А тогда я вот так сморщился и подошел к Галясу. Галяс взял меня за руку, и мы пошли со двора. Я тогда, как чувствовал, боялся оглянуться — и не оглядывался. Мы быстро шли, солнце садилось, тени были длинные. Мне вдруг почему-то стало страшно, я даже стал упираться. Но Галясу это ерунда, он меня дергал, куда было надо, и я скоро опять стал послушный. И тут он как раз привел меня в маёнток, а дальше в парк, а еще дальше к фонтану…

И что там тогда творилось! Там опять, как раньше за столом, панов просто кишело. И все они были в шляпах с перьями, с мушкетами и еще в высоких сапогах. А у Галяса таких не было, это я сразу отметил. И еще я отметил вот что: все паны подходили к фонтану, а там стоял наш главный повар и подавал им каждому по полной кружке воды из той струи, которую наш паныч почему-то обозвал неправильной. А эти пили с удовольствием и еще говорили, что славно. Мне это очень понравилось, я даже засмотрелся на них. И тут вдруг услышал:

— Ага!

Я повернулся на это «ага» и увидел, что это сказал наш пан Лех, он уже стоял возле меня. Он тоже был в шляпе с пером, с мушкетом и в высоких сапогах.

— Ага! — сказал он еще раз. — Вот мы и все в сборе!

— А где, — вдруг спросил я, — наш паныч Стась?

— Э! — сразу разозлился пан. — Что он в этом понимает?! Просвещенец! — и тут же строго продолжал: — Но это дела не касается. Пошли садиться.

Тут он схватил меня за руку и потащил следом за собой на край поляны, в темноту. Но это для них (и для многих из вас) темнота, а я сразу увидел, что там стоят панские кони, и панские же егеря, и панские борзые собаки. И оттуда же, навстречу нам, задудели охотничьи рога. А собаки сразу забрехали и стали кидаться во все стороны, их чуть удерживали на поводках.