Феодал

Андрей заметил одиноко стоящего рядом с телегой Кузьму. Полубайдана Кузьмы носила отметины полудюжины сабельных ударов, к счастью, доспех ушкуйника выдюжил. Правая рука выше кисти обмотана окровавленной тряпицей, шаровары все измазаны кровью, но, видно, чужой раз повязки не видно. Воин задумчиво крутил в руках кирасу, поворачивая ее и так и эдак.

– Чего разглядываешь?
– поинтересовался Андрей, не понимая интереса воина к кирасе.

– Да вот клеймо смотрю, фряги [98] делали, - задумчиво ответил Кузьма, идя навстречу князю. Подойдя ближе, он протянул кирасу господину.
– Сам посмотри, государь.

98

 Алтын - старинная русская единица денежного счёта. С XV века равнялась 6-ти московским или 3-м новгородским деньгам.

– Ну, кираса, как кираса, - Андрей бросил безразличный взгляд на железку.

– Можно я ее себе возьму?
– задал неожиданный вопрос Кузьма.

– Зачем тебе?
– удивился Андрей. С его точки зрения, кираса ничем не примечательна и защита доспеха - так себе.

– Надо, - уклончиво ответил Кузьма.

– Бери, если надо, - усмехнулся Андрей, гадая, что такого необычного нашел Кузьма в этой железяке. Отпустив повеселевшего воина, Андрей отправился дальше осматривать поле битвы.

В местах ожесточенных схваток лежали посеченные лошади, татарские все больше у коновязей, а свои где попало. Раненых кобыл давно уже прирезали, избавляя от мучений. Семен сообщил, что погибло много боевых коней, из семидесяти лошадок в строю осталось двадцать одна кобыла, из них Андрею принадлежали пятнадцать. Значит, потерял он двадцать пять коней, а боярин Маслов лишился двадцати трех лошадок из тридцати.

'Черт, одни убытки, если добавить к этому посеченные брони, то набег обошелся недешево. Понятно, почему на Руси такой спрос на татарских лошадок. Свои конюшни у князей и бояр вряд ли смогут восполнить потери в лошадях. Все-таки война - дорогое удовольствие. Но добыча, надеюсь, с лихвой покроет потери. Главное, остаться в живых и победить, мертвым-то добыча ни к чему. А мертвым стать - плевое дело', - машинально Андрей потрогал шишку на затылке и вспомнил холодок в сердце, когда в спину ударила татарская стрела, когда его, беспомощно распластавшегося на сырой земле, чуть не зарезали.

Бывшие полоняники, щеголявшие в татарской одежонке, выданной взамен их грязного тряпья, шустро разбирали шатры и, сворачивая их в скатки, аккуратно укладывали на повозки или навьючивая на лошадей. Татарские женщины, те, что помоложе, крепко связанные веревками, уныло стояли, склонив головы, ожидая своей участи. В тридцати саженях за табором навалом лежали ободранные догола трупы убитых татар. Свои же убитые лежали на телегах, заботливо укрытые рогожами. Хоронить врагов, видно, никто не собирался.

– А дети где?
– хриплым голосом поинтересовался князь у Семена.

– Какие дети?
– на лице парня отразилось искреннее недоумение и озабоченность состоянием господина, а ну как повредился головой после удара?

– Татарские.

– В повозках сидят, кто помладше, а стариков того... Порешили их...
– обычным голосом поведал страшную новость Семен.

– Собираемся и быстро уходим, - к Андрею верхом на вороной кобыле подъехал бледный как мел Константин Федорович и тяжело сполз с коня, байдана боярина залита кровью, на боку в доспехе огромная прореха. Это ж надо так постараться, чтобы просечь байдану, видно, с отменным бойцом свела судьба резанца.
– Раненых я распорядился положить в повозки. Убитых тоже с собой заберем. Потом схороним. Тяжело раненных своих я отпустил с богом. Твоих трое полегло, да двое пацанов пораненные сильно. Не жильцы они. Добивать сам будешь или мне добить?
– деловито спросил Костя, в обязанности каждого русского боярина входило отпускать с миром своих безнадежных раненых, вольных и холопов, без разницы. Раз продали свои жизни боярину, то эту печальную обязанность должен был исполнить Андрей лично.

– Сам отпусти, не смогу я, - нарушая обычай, попросил друга Андрей, понимая, что это единственно правильное решение - нельзя рисковать живыми ради тяжелораненых.

'Это ведь первый их бой, - успел подумать Андрей и снова согнулся в порыве рвоты. Освободив желудок, он снова обрел возможность мыслить.
– Сотрясение получил, видать, приличное, вот ведь как блевать тянет... Но авось обойдется'.

От костра к Андрею, держа на вытянутых руках деревянную миску, шел Федька. Подойдя к господину, парень протянул миску со словами:

– Испей, государь. Отвар это. Дюже хорошо помогает силы восстановить.

Воняло пойло страшно, превозмогая себя, Андрей маленькими глоточками осушил емкость. Действительно, как-то незаметно головокружение прошло, и боярина потянуло в сон.

– Пойду-ка, я прилягу, - сообщил князь Семену и направился обратно к ковру.

* * *

Через два часа выступили в обратный путь, но Андрей еще спал, перенесенный заботливыми братьями на телегу. Стоило тронутся в путь, как от тряски он проснулся. Небо сильно затянуто тучами, что не радовало. К вечеру небо, слегка прояснившееся, снова заволокло тучами, и пошел небольшой дождик, но следом за ним показалось яркое солнце, и в воздухе стало просто душно.

Костя торопился быстрее уйти. Степь, она только кажется безлюдной, на самом деле кто здесь только не шатается.

Андрей, сидя в телеге, еще долго наблюдал кружившееся над местом побоища воронье. Стервятники словно сигнализировали всем в округе: русские пришли, беда пришла! А собственно, почему русские? Татары сейчас режутся, борьба за власть у них идет не на шутку. Вполне побоище могли устроить сами татары, успокоил себя Андрей, прикрывая глаза и пытаясь уснуть на постоянно подпрыгивающей на кочках телеге. Телега - это еще гордо сказано. Примитивная повозка состоит из двух продольных досок, положенных на две оси, на которые одеты четыре колеса. Вдоль досок сделаны узкие бортики. Борта связаны двумя-тремя веревками, на которые брошены сшитые бараньи шкуры. Получается нечто похожее на качали, служащих сидением для путников и поклажи. Возница всю дорогу попеременно, то стоит во весь рост на передней перекладине, то сидит на специальной дощечке. Если груз достаточно тяжел, то в такую телегу запрягают от двух до пяти лошадок.

Подводу, на которую уложили Андрея, трясло неимоверно, потому князь на следующий день скрепя зубами перебрался в седло. То же трясет, но не так сильно. Колено уже не ныло так сильно, и вполне можно было сидеть в седле, вот только тупая боль в спине давала о себе знать, там синяк образовался размером с блюдце.

– Мы с братьями два на десять татар из пищалей положили, - отчитывался Сенька.
– Но все равно, если бы не наши татары с Афоней и его мальцами, беда была бы. Надобно нам было с братьями из лука стрелы кидать. В эту пищаль-самострельную пока найдешь татарина, столько ударов сердца пройдет, за это время я бы пять стрел успел кинуть.

– Зачем же вы в оптику все время смотрели?
– удивился Андрей, покачивая головой.
– Моя вина. Учить вас еще нужно.

– Дядька Афоня много крови потерял. Ты посмотри его, княже, - перевел разговор на другую тему Семен при приближении резанского боярина. Костя, несмотря на рану, метался от головы обоза в хвост и обратно, поторапливая всех грозными окриками. Это было лишнее, люди и так торопились, но Костя таким образом выпускал напряжение. Пускай ругается, Косте можно.

– Овец я распорядился связать и на коней забросить. Так быстрее пойдем. Иначе не уйдем.

– Хорошую добычу взяли?
– поинтересовался Андрей.

– Грех жаловаться, - поглаживая бороду, ответил озабоченный чем-то боярин, - одних панцирей дюжину взяли да в телегах посеченные кольчуги нашли. С собой паршивцы хлам таскали, кузнеца в степи днем с огнем не сыщешь.

– Ты как сам?
– поинтересовался Андрей, глядя на перевязанный холстиной бок боярина. Повязка вся пропиталась кровью.