Феодальное общество

Словом, изучая состояние судебных учреждений, историку нужно лишний раз вспомнить, что беспорядок тоже является существенным историческим фактом. И факт этот должен быть объяснен. В данном случае беспорядок в делах юриспруденции объясняется сосуществованием противоречивых принципов, которые являлись наследием различных правовых традиций, и еще тем, что все эти принципы юристы не слишком ловко приспосабливали к нуждам естественно меняющегося общества, что вело к дополнительным затруднениям. Но кроме этого, была еще и спецификой самого общества, из-за которого правосудие осуществлялось так, а не иначе.

В обществе, которое строилось на отношениях зависимости, каждый господин - сколько их было, одному только Богу ведомо - стремилея стать судьей. Потому что только право судить давало возможность наблюдать, как исполняют свои обязанности подчиненные, не отдавая их на суд чужакам, обеспечивая одновременно и защиту, и господство. К тому же право это было весьма прибыльным. Оно позволяло брать штрафы, судебные издержки и получать немалые доходы от конфискаций, более того, именно суды как правовые органы способствовали превращению обычая в обязанность, что приносило сеньору множество выгод. Стало быть, когда значение слова «justicia» расширялось, обозначая все права сеньора, это происходило не случайно. На деле в желании судить проявлялась некая настоятельная необходимость, сопутствующая жизни любого коллектива; разве в наши дни предприниматель или командир отряда не является по сути дела своеобразным судьей? Но их возможности в качестве судей ограничены профессиональной сферой деятельности. Предприниматель судит рабочего в качестве рабочего, а командир - солдата в качестве солдата. Господин в феодальном обществе мог позволить себе много больше, поскольку его вассал, его слуга принадлежал ему целиком и полностью.

Между тем вершить правосудие в феодальные времена было не таким уж сложным делом. Безусловно, оно требовало некоторого знакомства с правом. Там, где существовали письменные кодексы, наука состояла в том, чтобы выучить наизусть или заставлять читать себе содержащиеся в них правила, часто весьма многочисленные, подробные, но достаточно твердые, чтобы не нуждаться в каких-либо усилиях собственной мысли. А если право опиралось не на текст, а на обычай? Хватало знакомства с этими обычаями, всегда несколько расплывчатыми. Кроме того, нужно было знать все полагающиеся жесты и словесные формулы, которые придавали процедуре суда необходимый формальный характер. Словом, суд был делом памяти и привычки. Примитивный процесс доказательства не требовал больших усилий. Свидетелей обычно не искали, а записывали то, что сказали пришедшие сами. Фактически процедура сводилась к следующему: ознакомлению с записанным - правда, очень долго читали в редчайших случаях, - получению клятвы от одного или от обоих тяжущихся сторон, -констатации результата Божьего суда или судебного поединка (последний становился все более и более распространенным в ущерб Божьему сУДу); все эти действия не требовали особой подготовки. Сами тяжбы касались весьма ограниченного круга вопросов, и вопросов без особых тонкостей. Коммерческая жизнь в те времена едва теплилась, поэтому вопрос договоров практически не возникал. Когда же среди отдельных гРУпп населения оживились отношения обмена и возникли разнообразные споры на этой почве, сразу выявилась несостоятельность как общепринятого права, так и обычных судов, это повело к тому, что купцы очень рано стали сами разрешать свои споры, сначала неофициальным третейским судом, потом при помощи собственной юрисдикции. Обычными предметами спора в феодальном суде были споры из-за имущества, присвоенного по праву долгого владения, а также споры из-за владения людьми и имуществом. Кроме, само собой разумеется, разнообразных проступков и преступлений. Но в этих случаях судебные санкции были ограничены кровной местью. В общем, в подобных судах отсутствие умственных способностей не могло стать препятствием и помешать получить желанное право судить и стать судьей.

Наряду с обычными судами существовали еще суды церковные. Они судили непосредственно духовных лиц. Поскольку право суда у епископов и монастырей над теми вассалами и держателями, которые от них зависели, не называлось церковным судом, оно было точно таким же, как у любого сеньора. Вместе с тем у церковного суда была двойная роль: с одной стороны, ему подлежали все те, кто относился к церкви: клирики и монахи. С другой, рассмотрению церковного суда подлежали совершенные мирянами разнообразные проступки, имеющие отношение к религиозной жизни, начиная от ересей и кончая заключением браков или принесением клятвы. Развитие и укрепление церковного суда на протяжении эпохи феодализма свидетельствует не столько о слабости светских властей - хотя и об этом тоже: монархия Каролингов давала куда меньше воли своему духовенству, - сколько о стремлении клириков отделить непроходимой пропастью маленький мирок служителей Бога от всего остального мира. Как только государственная власть в стране усиливалась, она начинала воевать с церковным судом по поводу тех границ, до которых тот распространял свои компетенции, захватив, по мнению государственных деятелей, много больше, чем положено. Но поскольку церковное правосудие среди институтов, характерных для феодального общества, было все-таки на особом положении, иными словами, своеобразным государством в государстве, то со временем его роль в обществе стала абстракцией, и само оно потеряло свое значение.

Множественность правосудий

Как права людей, так и система правосудия в дохристианской Европе была подчинена главной оппозиции - противопоставлению свободных людей и рабов. Свободных судили суды, состоящие, в свою очередь, тоже из свободных людей, и за справедливостью их решений обязательно наблюдал представитель короля. Рабов судил сам хозяин, вынося решение как по поводу их споров между собой, так и наказывая их за проступки. Судя, он часто руководствовался лишь своей прихотью, почему хозяйский суд трудно было назвать правосудием. По правде сказать, в исключительных случаях рабы представали и перед общественным судом: владелец иногда хотел таким образом избавиться от ответственности за решение, а иногда ради поддержания общественного порядка закон обязывал судить рабов не частным образом. Но и в этом случае судьбу рабов решали не равные им, а находящиеся над ними.

Казалось бы, противопоставление рабов и свободных очень четко делило общество, но достаточно скоро этот критерий оказался несостоятельным перед неостановимым напором жизни.

Как мы знаем, пропасть, разделяющая эти две категории, постепенно сглаживалась. Многие рабы становились держателями и назывались уже точно так же, как свободные люди. Многие свободные жили под властью господина или получали от него свои поля. Как мог сеньор не распространить свое право карать и миловать на весь этот одинаково подвластный ему народ? Как мог не разбирать в качестве судьи возникающие внутри этой однородной группы споры и распри? В конце римской эпохи мы видим, как возникают на пограничье с государственным правосудием частные суды «могучих», имеющих иной раз даже собственные тюрьмы. Биограф святого Цезаря Арльского - он умер в 542 году - хвалит своего героя за то, что он никогда не назначал, по крайней мере за один раз, больше тридцати девяти палочных ударов своим подопечным. И уточняя, что речь идет не только о рабах, специально оговаривает, что эти меры прилагались и к «подчиняющимся ему свободным». В варварских королевствах ситуация, существующая «de facto», превратилась в «de jure».

Именно институт «частного суда» и лежит в основе франкского иммунитета, который издавна существовал в Галлии, а затем стараниями Каролингов был распространен по всей их обширной империи. Понятие «иммунитет» объединяло две привилегии: освобождение от уплаты некоторых налогов; запрещение королевским чиновникам проникать на защищенную иммунитетом территорию, вне зависимости от мотивов, с какими они приехали. Результатом «иммунитета» было неизбежное приобретение сеньором юридической власти над теми, кто от него зависел.

Обычно иммунитет давали специальной грамотой в основном и но преимуществу церкви. Те редчайшие случаи иммунитета по отношению к мирским людям, которые мы можем припомнить, относятся к позднему времени и вызваны исключительными обстоятельствами. Высказанное положение подтверждается не столько отсутствием документов в архивах, что само по себе не может служить доказательством, сколько отсутствием в формуляриях, которыми пользовались во франкском государстве писцы при составлении актов, формул для передачи иммунитета светским лицам. Однако светские люди обладали подобными привилегиями, и хотя они были получены совершенно другим путем, по традиции, земли, принадлежавшие королю, тоже считались «иммунными». Под этим подразумевалось следующее: поскольку все доходы с них шли непосредственно в пользу королевского дома и управлял ими специальный штат слуг, то обычным королевским чиновникам там нечего было делать. Графу и подведомственным ему чиновникам было запрещено собирать там налоги и даже просто появляться. Поэтому, если король за оказанную или ожидаемую услугу жаловал своей собственной землей, то передавал ее вместе с относящимися к ней привилегиями, поскольку считалось, будто отдается эта земля во временное пользование и продолжает относиться к королевскому домену. Могущественные бароны, чьи земли в основном были получены именно так, пользовались в результате во многих своих сеньориях совершенно теми же правами, что и церкви, получившие иммунитет. Несомненно, однако, что бароны не смогли распространить эти привилегии и на свои наследственные земли, по крайней мере, не смогли это сделать законным образом, - земли, ставшие их вотчиной, где они давным-давно чувствовали себя полновластными хозяевами.

Пожалование королевскими землями продолжалось на протяжении всего раннего Средневековья, но королевские канцелярии продолжали употреблять в отношении этих земель все те же формулы, которые со временем почти что лишились смысла, и много позже. На то, чтобы делиться со своей землей, у королей были причины и достаточно веские. Например, церковь. Осыпать церкви милостями было долгом благочестия и обязанностью доброго правителя, поскольку король таким образом добывал для своего народа росу небесной благодати. Что касается могущественных магнатов и вассалов, то щедрые дары были неизбежной платой за их хрупкую верность. Проблемой были и королевские чиновники.

Вопрос состоял в том, превышали ли они меру своими злоупотреблениями и насколько стоило ограничивать их поле деятельности? Чиновники достаточно жестко обходились с населением, зачастую не слишком послушным своему государю, и их поведение давало немало поводов для возмущения. Король, кроме назначенных им самим помощников, пытался опереться еще и на тех, кто стоял во главе небольших групп, на которые разделялся весь социум, надеясь с их помощью установить порядок и добиться покорности. Укрепляя авторитет этих мелких начальников, монархия стремилась укрепить и собственую систему охраны порядка, поскольку стихийно возникшие на местах органы, взявшие на себя эти функции, возникли как силовые и явно превышали свои полномочия. Признать их официально значило признать их деятельность законной. Эта проблема очень заботила каролингскую монархию, и Карл Великий предпринял всеобщую реформу правового режима империи, которая впоследствии очень тормозила развитие юридической системы.

В государстве Меровингов судебные округа были очень невелики -разумеется, величина их в разных местах была разной, - в целом они были примерно равны самому маленькому из округов при Наполеоне. Их называли обычно романским или германским словом, обозначавшим «сотню»; название, по сути, загадочное, оно восходит, очевидно, к каким-то институтам древних германских племен и, возможно, к системе нумерации, отличной от нашей (первоначальное значение слова, которое в современном немецком существует как hundert, было скорее всего «сто двадцать»). В странах с романскими языками называли их так же «voirie» или «viguerie» (от латинского vicaria). Граф, объезжая «сотни», которые находились в его ведении, приглашал всех свободных явиться к нему на суд. Приговоры выносились небольшой группой судей, выбранных из собравшихся. Роль самого графа, как королевского чиновника, сводилась к наблюдению за разбирательством тяжб и к наложению арестов.