Фердидурка
Шрифт:
Ввиду вышепроисшедшего мы не видим возможности урегулирования конфликта достойным путем и советуем Многоуважаемому Господину Профессору игнорировать оскорбления, как исходящие от особы, не способной дать достойного удовлетворения.
ПРОФ. Д-Р ФИЛИДОР
Ябуду игнорировать, а там жена умирает.
ДОЦ. С. ЛОПАТКИН
Жену не спасти.
Д-Р ФИЛИДОР
Не говорите так, не говорите так! О, пощечина, единственное лекарство. Но пощечины нет. Нет щек. Нет средства божественного синтеза. Нет чести! Нет Бога! Да, но есть щеки! Есть пощечина! Есть Бог! Честь! Синтез!
Я
Вижу,
ФИЛИДОР
Господа, вы забываете, что остаются еще две мои щеки. Его щек нет, но мои щеки есть. Мы еще можем поставить на карту две мои нетронутые щеки. Господа, только постарайтесь понять мою мысль – я не могу дать ему пощечину, а он мне может, – но что я ему, что он мне, это все равно, так и так будет Пощечина и будет Синтез!
– Ба! Но как же сделать так, чтобы он Профессору дал пощечину?! Как его заставить Профессору дать пощечину?! Как его заставить Профессору дать пощечину?!!
– Господа, – сосредоточенно проговорил гениальный мыслитель, – у него есть щеки, но у меня тоже есть щеки. Принцип здесь – определенная аналогия, и я поэтому буду действовать не столько логично, сколько аналогично. Per analogiam [19] куда вернее, ибо природой управляет некая аналогия. Если он король Анализа, то я же как-никак король Синтеза. Если у него щеки, то и у меня щеки. Если у меня жена, то у него любовница. Если он проанализировал мою жену, то я синтезирую его любовницу и таким образом выдеру из него пощечину, которую он боится мне дать! Одним словом, я его заставлю и спровоцирую дать мне пощечину – если уж я не могу дать пощечину ему. – И он, не мешкая, кивнул Флоре Дженте.
19
По аналогии (лат.).
Мы примолкли. Она подошла, двигая всеми частями тела; одним глазом кося на меня, другим на Профессора, оскалив зубы на Степана Лопаткина, выпятив грудь на Роклевского, а задом вертя по адресу Поклевского. Впечатление было такое, что доцент вполголоса заметил:
– Вы в самом деле хотите кинуться со своим высшим синтезом на эти пятьдесят отдельных кусков? На эту бездушную, платную комбинацию элементов (ЖП+ПЖ) могущества?
Но универсальный Синтетолог обладал свойством никогда не терять надежды. Он пригласил ее к столику, угостил рюмочкой «Чинзано» и для начала, чтобы исследовать, синтетически сказал:
– Душа, душа.
Она ответила чем-то похожим, но не тем же самым, ответила чем-то, что было частью.
– Я! – произнес Профессор, изучающе и с нажимом, стремясь пробудить в ней куда-то запропастившееся «я». – Я!
Она ответила:
– А, вы, очень хорошо, пять злотых!
– Единство! – резко закричал Филидор. – Высшее Единство! Единство!
– Мне все едино, – сказала она равнодушно, – старик или ребенок.
Затаив дыхание, смотрели мы на эту чертову аналитичку ночи, которую анти-Филидор превосходно вышколил по-своему, а может, даже и воспитал для себя с малых лет.
Однако же Творец Синтетических Наук не унимался. Настал период тяжкого противоборства и напряжения сил. Он прочитал ей две первые песни «Короля-Духа», она потребовала за это десять злотых. Он провел с нею долгую и вдохновенную беседу о высшей Любви, Любви, которая захватывает и объединяет все, за что она взяла одиннадцать злотых. Он прочитал ей два отвлеченных романа наиболее известных романисток на тему о возрождении посредством Любви, за что она запросила сто пятьдесят злотых и не хотела уступить ни гроша. Когда же он вознамерился пробудить в ней гордость, она выставила счет на пятьдесят два злотых – ни больше, ни меньше.
– За чудачества платят, старый хрыч, – сказала она, – на это таксы, нет.
И заворочала своими тупыми совиными глазами, не поддаваясь, расходы росли, а анти-Филидор в городе смеялся в кулак над безнадежностью стараний, штучек…
На конференции с участием д-ра Лопаткина и трех доцентов знаменитый исследователь признал поражение в следующих словах:
– В общей сложности мне обошлось это в несколько сот злотых, я действительно не вижу возможности синтезирования, напрасно я прибег к помощи наивысших Единений, как то – Человечество, она все переводит на деньги и выдает
сдачу. Человечество, оцененное в сорок два злотых, перестает быть Единением. В самом деле, неясно, что делать. А жена там теряет последние остатки внутренних связей. Нога уже отправляется гулять по комнате, как только она вздремнет – естественно, жена, не нога, – приходится держать ее руками; но руки тоже не хотят, анархия страшная, страшная разболтанность.Д-Р МЕД. Т. ПОКЛЕВСКИЙ
А анти-Филидор распространяет слухи, будто профессор – противный маньяк.
ДОЦЕНТ ЛОПАТКИН
А нельзя ли добраться до нее как раз с помощью денег? Если она все переводит на деньги, то можно подъехать как раз со стороны денег? Простите, я плохо вижу, что у меня за мысль, но есть нечто такое в природе – к примеру, была у меня пациентка, болела робостью, смелостью я ее лечить не мог, ибо смелость она не ассимилировала, но я дал ей такую дозу робости, что она не могла больше выдержать, и оттого, что не могла, ей пришлось осмелеть, и она тотчас же стала безумно храброй. Наилучший метод – per se [20] , то есть вывернуть рукав наизнанку, подкладкой наружу, это значит само в себе. Само в себе. Надо бы ее синтезировать деньгами, только, признаюсь, не вижу, как…
20
Само по себе, в чистом виде (лат.).
ФИЛИДОР
Деньги, деньги… Но деньги всегда цифра, сумма, это не имеет ничего общего с Единением, собственно, только грош неделим, но грош-то не оказывает никакого воздействия. Пожалуй… пожалуй… господа, а если ей дать такую большую сумму, чтобы она одурела? – одурела? Господа… чтобы она одурела?
Мы примолкли, Филидор вскочил с места, а его черная борода развевалась. Он впал в одно из таких гиперманиакальных состояний, в которые гений регулярно впадает раз в семь лет. Он продал два каменных дома и виллу за городом, а вырученную сумму, 850 000 злотых, разменял на злотые. Поклевский наблюдал за ним с удивлением, этот недалекий уездный доктор никогда не умел понять гения, не умел понять и потому-то, собственно, совсем не понимал. А тем временем философ, уже уверовав в себя, направил ироничное приглашение анти-Филидору, который, отвечая на иронию иронией, пунктуально в половине десятого появился в кабинете ресторана «Алказар», где предстояло свершиться решающему эксперименту. Ученые не подали друг другу руки, только мастер Анализа сухо и ядовито засмеялся:
– Ну, наслаждайтесь, наслаждайтесь сколько влезет! Моя девушка не так скора на сложение, как ваша жена на разложение, в этом отношении я спокоен.
И он тоже стал постепенно впадать в гиперманиакальное состояние. Перо держал д-р Поклевский, Лопаткин держал бумагу.
Начал Филидор с того, что выложил на стол один-единственный злотый. Дженте и бровью не повела; Выложил второй – ничего, третий – тоже ничего, но когда появился четвертый, она сказала:
– Ого, четыре злотых.
При пяти – зевнула, а при шести равнодушно произнесла:
– Это что, старикашка, опять возбуждение?
И лишь при девяноста семи мы отметили первые признаки удивления, а при ста пятнадцати взгляд, до сих пор бегавший между д-ром Поклевским, доцентом и мною, стал понемногу синтезироваться на деньгах.
При ста тысячах Филидор уже тяжело дышал, анти-Филидор слегка забеспокоился, а гетерогенная доселе куртизанка обрела некоторую сосредоточенность. Словно прикованная, смотрела она на растущую кучу, которая, в сущности, переставала быть кучей, пыталась считать, но счет у нее уже не получался. Сумма переставала быть суммой, она становилась чем-то необъятным, чем-то высшим, нежели сумма, она взрывала мозг своей беспредельностью, сравнимой с беспредельностью Небес. Аналитик бросился на помощь, но оба доктора изо всех сил удерживали его – тщетно советовал он шепотом, чтобы она разбила целое на сотни, либо на пятидесятизлотовки, целое не позволяло себя разбить. Когда торжествующий жрец интегральной науки выложил все, что у него было, и припечатал кучу, а вернее беспредельность, гору, финансовую гору Синай одним-единственным неделимым грошем, словно некий Бог вошел в куртизанку, она встала и выказала все синтетические симптомы, плач, вздохи, улыбку и задумчивость – и проговорила: