Фердинанд Врангель. След на земле

Поднимаясь по Нушагаку и затем северным его притоком, рекой Ильгаяк, в верховья, торопились, чтобы попасть на Кускоквим не позднее июля: кто ж знает, сколь времени займет обратный сплав по Кускоквиму к морю?

Проводники особой дружбы по отношению к своим спутникам не проявляли. Должно быть, обиделись, что их родичей удержали в редуте аманатами. И потому Васильев с Лукиным во время ночных привалов спать ложились поочередно, и каждый из отдыхавших клал рядом заряженный дробью пистолет. Да и места для отдыха старались выбирать на открытых для обзора полянах и чтобы не было рядом предательских кустов.

И так они поднимались по реке все выше, минуя бобровые хатки-бараборы, как называл их Лукин, и бурлящие пороги — здесь лодки с грузом поднимали на плечи и переносили берегом, — а лес, состоявший из сосны, елей и березняка, все мельчал, пока в предгорьях не выродился вовсе, и теперь берега реки опушали лишь ольховые и тальниковые кусты.

Дней пять шли разделяющим реки возвышенным тундровым плоскогорьем, и каким же облегчением было избавиться на продуваемых ветром высотах от мучившего в долинах комарья.

И вот исток новой реки, пока более похожей на малопригодный для навигации ручей, но она уже принадлежит иной водной системе, и проводники говорят, что имя ей Хохолитна и по ней выйдут на Кускоквим.

Через день пути можно перебраться в лодки. Окрестный ландшафт меняется, как в зеркальном отражении: кусты постепенно уступают место деревьям, и чем полноводней становится река, тем выше тянут они к солнцу вершины.

Впрочем, солнечные дни сменились пасмурными, проливные дожди иногда не прекращались по несколько часов, а река будто радовалась прибавлению воды, все озорнее играла на стремнинах легкими лодками, норовя кинуть их на камни.

На одном из порогов случилось непоправимое: трехлючная байдарка, на которой плыл с проводниками Васильев, перевернулась. Никто не пострадал, но, обсушиваясь у наскоро разведенного костра, Васильев обнаружил, что остался без хронометра, так необходимого для точного географического определения мест. Попытки найти его успехом не увенчались.

На устьях принимаемых Хохолитной более мелких речек стали попадаться туземные летники местных жителей — таких же краснокожих, как проводники Васильева кускоквимцы, в одеждах из оленьей кожи, кокетливо украшенных бахромой, с воткнутыми в волосы орлиными перьями. Они настороженно встречали путников, в удивлении таращились на выделявшегося среди других начальника партии, из чего Васильев сделал вывод, что эти туземцы впервые в жизни встретили в своих краях «белого» человека с европейским складом лица, хотя, без сомнения, слышали о таких людях от своих соплеменников. Недорогие подарки помогали наладить взаимопонимание, и вскоре начинался торг. В обмен на бисер, зеркала, ножи, металлические кружки туземцы могли предложить бобровые шкурки, оленье мясо, рыбу.

Дальше встретилась еще более крупная река, которая принимала в себя Хохолитну, и проводники сказали, что это Холитна и через несколько дней пути она приведет их на Кускоквим. И вот тут начались проблемы: в одну ночь пропали двое из сопровождавших отряд кускоквимцев. На следующую ночь партия уменьшилась еще на двух человек.

Обсудив ситуацию с Лукиным, Васильев услышал от него, что, вероятно, туземцы опасаются кары от вождей местных племен за то, что без дозволения привели сюда чужаков. На вопрос, что же им делать, Лукин ответил, что пора пригрозить старшине проводников и объяснение с ним он готов на себя. Разговор креола, кажется, всерьез обеспокоил туземцев. «Что вы им сказали?» — поинтересовался Васильев. «А я, ваше благородие, объяснил их дурным головам, что ежели они будут исчезать без нашего дозволения и впредь и против нас будет замыслено что-то дурное, их родственникам, оставшимся в редуте аманатами, тоже не поздоровится».

Еще через день пути наконец вышли на устье Холитны, где обнаружилось, уже на берегу Кускоквима, жило, как назвал его Лукин, местных туземцев.

Врангель ждал появления Васильева. С интересом всмотрелся в его лицо, на которое таежные странствия наложили печать сдержанности и самоуглубленности. С таким же интересом выслушал его доклад о прошлогоднем походе по рекам и озерам к северу и северо-западу от Александровского редута и изучил представленную штурманом карту похода и географической съемки Нушагакской водной системы.

— Что ж, — похвалил он, — карта сделана вполне добротно и закрывает часть белого пятна, каковым, увы, выглядит пока материковая Аляска.

Сообщение штурмана о виденных им пристанищах бобров и о перспективах торговли с туземцами тоже стоило немало.

— Так вам удалось попасть этим летом на Кускоквим? — задал Врангель наиболее волновавший его вопрос.

— Да, я дошел до Кускоквима, переносом вот отсюда, — ткнул Васильев в свою карту, — с Ильгаяка, притока Нушагака. На Кускоквим вышли с Холитны, да все беда, — со смущением добавил штурман, — что съемку реки сделать не удалось.

Слушая его рассказ о том, как был потерян хронометр и как враждебно встретили их на Кускоквиме жители реки, угрожавшие пришельцам расправой, Врангель размышлял, что Васильеву и впрямь пришлось хлебнуть лиха: еще молод, а уже и седина в бороде.

— Когда сплывали вниз, — продолжал рассказ штурман, — сопровождал нас недружественный эскорт туземных лодок, и люди в лодках следили за каждым нашим движением. И с нами осталось лишь четверо их сородичей. Остальные взмолились: отпустите, мол, по-доброму, иначе нас свои же убьют. А нам зачем их кровь на душу брать? Пришлось отпустить. Тут уж, Фердинанд Петрович, сами понимаете, — тяжело вздохнул Васильев, даже располагай я необходимыми инструментами, было не до съемок.

— Но план Кускоквима с притоками, в тех местах, где вы проплывали, начертить все же сможете? — с надеждой спросил Врангель.

— Постараюсь, — пообещал Васильев, — хотя за полную точность ручаться не могу.

— Вы были первым на этой реке, которая представляется мне весьма важной для дальнейшего проникновения в материковую глубинку Аляски. И любые сведения о ней могут быть весьма нам полезны. Как вы, Иван Яковлевич, полагаете, почему туземцы на Кускоквиме с такой враждебностью отнеслись к вам? Не могли же опередить нас в этом регионе агенты Гудзонбайской компании? Вы не встречали признаков их пребывания на реке, ничего о них не слышали?

— Нет, — решительно отмел такие предположения Васильев. — Их там не было. И я убежден, — об этом многое говорило, — что значительная часть туземцев впервые встретила на своей земле европейца. Лукина же, при его внешности и способности объясняться с ними, принимали почти за своего. Враждебность же я склонен объяснить иначе, тем... Понимаете, Фердинанд Петрович, это гордые, независимые люди, и им, должно быть, не понравилось, когда узнали, что их соплеменников оставили в редуте аманатами. Они к такому обращению не привыкли. К ним должен быть другой, более дружественный подход. И тогда, — с убеждением закончил Васильев свою мысль, — мы можем извлечь все выгоды из торговли с ними.

— Значит, есть все же смысл учредить на их земле нашу торговую одиночку?

— Почему бы и нет? Промыслы там богатые.

— Спасибо за доклад, — поблагодарил, поднимаясь с кресла, Врангель. — Отдыхайте, Иван Яковлевич. Мне кажется, вы еще не вполне оправились после похода. Предстоящим летом придется поработать вновь. Я бы хотел поручить вам сделать опись части береговой линии Аляски. Здесь много еще белых пятен. Их пора закрывать.

Прощаясь со штурманом, Врангель не мог не отметить крепость и силу его рукопожатия. Такие руки бывают у привыкших к гребной работе матросов.