Ференц Лист, Залесская Мария Кирилловна

Ференц Лист

на обложку

Залесская Мария Кирилловна

Шрифт:

Лист вернулся в Байройт 21 июля. В этот последний приезд он, как и раньше, не остановился у дочери на вилле «Ванфрид», а снял всё то же скромное помещение буквально в двух шагах от «Ванфрида» у фрау фон Фрёлих, которое снимал и раньше. Вместе с ним приехали несколько его учеников, в том числе Гёллерих и Зилоти.

В поезде Лист сильно простудился и был вынужден сразу лечь в постель. Но, несмотря на плохое самочувствие, в пятницу 23 июля он присутствовал на первой постановке «Парсифаля», открывавшей Пятый Байройтский фестиваль. С этого года «хозяйкой» фестивалей официально стала Козима. В воскресенье 25 июля шла премьера «Тристана», на которой Лист обещал дочери непременно быть. Врач, осматривавший его перед походом в Фестшпильхаус, опасался развития пневмонии и категорически запретил больному выходить из дома. Но запреты врачей для Листа никогда ничего не значили.

Он отправился в театр и, хотя и с трудом, высидел весь спектакль.

На следующий день Лист уже не смог подняться с постели… 27 июля врач подтвердил диагноз: пневмония. С этого момента рядом с Листом неотлучно находился лишь его слуга-венгр по имени Мишка (Miska), так как Козима большую часть времени была занята делами фестиваля. 30 июля состояние больного резко ухудшилось; временами он впадал в беспамятство, его бил озноб, дыхание было прерывистым и хриплым. Поздним вечером он внезапно проснулся и тихо спросил Мишку: «Который теперь час?» — «Девять часов». — «Сегодня я чувствую себя очень плохо. Сегодня четверг?» — «Нет, ваша милость, пятница». «Пятница», — повторил Лист так, словно почувствовал в этом слове свой приговор[786]…

В два часа ночи разыгралась трагическая сцена. Лист внезапно вскочил с кровати в каком-то приступе безумия, задыхаясь, схватился за грудь и крикнул по-немецки: «Воздуха! Воздуха!» Подбежавшего Мишку он с неожиданной силой оттолкнул от себя. Упав на пол, Лист кричал от боли. Примерно через полчаса он впал в кому. С утра в его комнате собрались Козима и внуки Даниела, Ева и Зигфрид. В 11.30 утра 31 июля 1886 года врач констатировал смерть…

Известную историю, что последним словом Листа было «Тристан», следует считать не более чем легендой. После сердечного приступа, приведшего к коме, он не только больше не приходил в себя, но и не мог ничего сказать — на этот счет есть целый ряд авторитетных свидетельств. Конечно, версия, что даже на смертном одре Лист вспоминал вагнеровский шедевр, очень импонировала Козиме. Скорее всего, она и появилась с легкой руки дочери Листа.

Третьего августа Лист был похоронен на городском кладбище Байройта. Чтобы не омрачать торжества фестиваля, траур не объявляли.

Какая горькая ирония судьбы! Лист не был похоронен на родине, которую горячо любил; он не нашел последний приют в Веймаре, для славы которого столько сделал, или в Риме, где пытался найти духовную гармонию. В любом из этих городов «треугольника» его могила стала бы местом паломничества. Вместо этого прах Листа покоится на тихом кладбище Байройта — города, в котором Листу навсегда суждено быть лишь тенью Вагнера.

И всё же не хочется заканчивать повествование о великом человеке Ференце Листе на столь грустной ноте. Лист не одобрял безнадежность. А посему внесем с помощью Бенце Сабольчи необходимую «гармоническую светотень»:

«Жизнь и творчество Ференца Листа остались незаконченными только „формально“: под конец мы не видим ни крупного произведения, ни крупного успеха, ни крупной победы. Однако — как это метко отметил Барток — его величие, его исторический успех находятся в связи именно с этой незаконченностью: завершения нет, ибо здесь начало, открытие, указывающее на будущее и ожидающее продолжения»[787].

ИЛЛЮСТРАЦИИ