Ферма животных

Старик Майор откашлялся и начал петь. Голос его и вправду звучал сипло, но пел он довольно хорошо. Мотив был бодрый и волнующий (нечто среднее между мелодиями "Клементина" и "Ла Кукарача"). Слова были такие:

Звери Англии и Ирландии,

Звери всех стран и климатов,

Внемлите радостным моим вестям

О золотом грядущем веке.

Рано или поздно день придет:

Свергнут будет тиран человек,

И плодоносные поля Англии

Одни лишь звери будут топтать.

Исчезнут кольца, что дырявят наши носы,

И упряжь, что тяготит наши спины,

Навек заржавеет уздечка и шпора,

Никогда больше не щелкнет кнут.

Богатства, которых не представить,

Пшеница и просо, ячмень и овес,

Клевер, горох, фасоль

Станут нашими в этот день.

Ярко засияют поля Англии,

Чище станут ее воды,

И нежнее подует ветерок

В день нашей свободы.

Глава 2

Три ночи спустя Майор мирно скончался во сне. Тело его было зарыто у изгороди.

Случилось это в начале марта. В следующие три месяца на ферме непрерывно разрасталось тайное движение. После речи Майора наиболее смышленые животные увидели мир по-новому. Не зная, когда ожидать Восстания, не имея уверенности в том, что оно произойдет при их жизни, животные, тем не менее, отчетливо осознавали свой долг - готовиться к нему. Работа по организации масс пришлась, естественно, на долю свиней, которые, по общему признанию, были наиболее разумными среди животных. Наиболее выдающимися из них были два молодых хряка: Снежок и Наполеон, которых м-р Джонс выращивал на продажу. Единственный беркширец на ферме, крупный, довольно свирепого вида Наполеон был молчалив, но, как всем было известно, умел добиваться своего. Снежок был гораздо более живым, разговорчивым и изобретательным, но считалось, что по глубине характера он уступает Наполеону. Остальные кабанчики были кастраты. Наиболее известным среди них был маленький жирный Пискун - сильно округленные щечки, поблескивающие глазки, пронзительный голосок, короткие ножки. В умении вести беседу не было ему равных. Его манера подергивать хвостиком, покачиваясь из стороны в сторону во время крупного спора, была необычайно убедительна. Свиньи поговаривали, что Пискун вполне способен в споре превратить черное в белое.

Эти трое, разработав учение старика Майора, создали целое философское направление, которому и дали имя Анимализма. Почти каждую ночь, сразу после того, как м-р Джонс укладывался спать, они проводили в амбаре секретные совещания, на которых разъясняли другим основы Анимализма. В самом начале им пришлось столкнуться с глупостью и безразличием. Некоторые животные даже помнили долг верности м-ру Джонсу, которого называли "Хозяин", и высказывали примитивные мысли вроде того, что "м-р Джонс нас кормит, и если его не будет, то все мы умрем с голоду". Другие спрашивали: "Какое мне дело до того, что произойдет после нашей смерти?" или "Если это восстание все равно должно произойти, то какая разница, будем мы стремиться к нему или нет?" Свиньям приходилось преодолевать громадные трудности, дабы заставить сомневающихся понять, что такие речи противоречат духу Анимализма. А самые глупые вопросы задавала белая кобылка Молли. Первое, о чем она спросила Снежка: "А сахар после Восстания будет?" - "Нет, - твердо ответил Снежок, - мы не можем изготовить сахар на ферме. К тому же, ты не нуждаешься в сахаре. У тебя будет вдоволь овса и сена".
– "А ленты в гриву мне можно будет заплетать?" - спросила Молли. "Товарищи, - отвечал Снежок, - поймите, что ленты, которые так любит Молли, знак рабства. Неужели непонятно, что свобода дороже лент?" Молли выразила согласие, но прозвучало оно не очень убедительно.

Еще труднее было свиньям бороться против лживых басен, которые распространял Мозес, ручной ворон. Ворон, любимчик м-ра Джонса, шпион и сплетник, был к тому же ловким говоруном. Он утверждал, что ему известно о существовании таинственной страны, называемой Леденцовая гора, куда попадают все животные после смерти. По словам Мозеса, эта страна находится где-то в небесах, сразу за тучами. На Леденцовой горе воскресенье семь раз в неделю, клевер в цвету - круглый год, рафинад и тминные хлебцы растут прямо на изгородях. Животные, правда, терпеть не могли Мозеса, который лишь болтал, но никогда не трудился, однако в Леденцовую гору кое-кто поверил, и свиньям пришлось долго убеждать легковерных в том, что такого места не существует.

Самыми преданными учениками свиней оказались тяжеловозы - Боксер и Люцерна. Им обоим было трудно самостоятельно все продумать, но однажды признав свиней своими учителями, они впитывали все, что им говорилось и затем передавали это простыми словами другим животным. Они неукоснительно посещали секретные собрания в амбаре и первыми заводили "Звери Англии", когда заканчивалось очередное собрание. Случилось так, что Восстание произошло гораздо быстрее и легче, чем предполагалось. В прошлые времена м-р Джонс хозяйствовал дельно, хоть и круто, но в последнее время вступил на скверную дорожку. Он сильно упал духом, потеряв много денег в результате неудачного судебного процесса, и теперь постоянно предавался неумеренным возлияниям. По целым дням он сидел в качалке на кухне, читал газеты, отхлебывая из стаканчика и время от времени скармливая Мозесу корочки, вымоченные в пиве. Люди его распустились и обленились, поля заросли сорняками, крыши строений прохудились, покривились изгороди, исхудали животные.

Пришел июнь, и трава почти созрела для косовицы. На Иванов день (а пришелся он на субботу) м-р Джонс поехал в Уиллингдон и напился там в "Красном льве" до такой степени, что приплелся домой лишь в воскресенье к полуночи. Работнички его рано утром подоили коров и пошли охотиться на зайцев, не дав себе труда покормить животных. Вернувшись домой, м-р Джонс сразу же повалился на кушетку и, закрыв лицо иллюстрированным журналом, захрапел. Животные остались некормленными. Наконец терпение их истощилось. Одна из коров прошибла рогом дверь амбара, и все животные принялись кормиться самостоятельно. Только тогда и проснулся м-р Джонс. В следующий момент он и его работники кинулись к амбару. Кнуты засвистели во всех направлениях. Этого голодные животные уже не смогли выдержать. В одном порыве, без всякого предварительного сговора, набросились они на своих мучителей. На Джонса и его людей внезапно посыпались толчки, щипки, удары, укусы, - справиться с этим было немыслимо. Люди никогда не видели, чтобы их животные вели себя подобным образом. Внезапный бунт безответных существ, которых они привыкли стегать и обижать сколько заблагорассудится, напугал людей чуть ли не до потери разума. Почти тотчас они оставили попытки обороняться и побежали. Спустя минуту вся пятеро мчались во весь дух по тропинке прямо к большой дороге, а за ними неслась толпа торжествующих животных. Миссис Джонс, выглянув из окна спальни, сразу же поняла, что происходит, и спешно побросала кое-что из вещей в саквояж и ускользнула с фермы другой дорогой. Мозес спрыгнул со своей жердочки и, громко каркая, затрепыхался вслед. Между тем животные преследовали Джонса и его людей до самой дороги, а затем захлопнули за ним тяжелые ворота. Вот так все и вышло. Не успели животные осознать случившегося, как Восстание завершилось - Джонс был изгнан, и ферма "Усадьба" оказалась в их власти.

В первые минуты животные никак не могли поверить своему счастью. Они начали с того, что всем отрядом прогалопировали вдоль границ фермы, словно хотели убедиться в том, что ни одно человеческое существо не прячется в закоулках. Потом все вместе помчались к постройкам, чтобы уничтожить следы ненавистного царства Джонса. Они взломали кладовую при конюшне: мундштуки, хомуты, цепи для собак, безжалостные ножи, которыми Джонс кастрировал кабанов и баранов, - все полетело в колодец. Вожжи, уздечки, шоры, унизительные торбы для кормежки были брошены в костер, где жгли мусор. Туда же швырнули кнуты. Все присутствующие ошалели от восторга, глядя на пылающие кнуты. А Снежок бросил в костер и ленты, которыми обычно украшали гривы и хвосты лошадей в базарные дни.

– Ленты, сказал он, - следует приравнять к одежде, которая отличает людей от нас. Все животные должны ходить голыми.

Услышав это, Боксер принес маленькую соломенную шляпку, которую носил летом, чтобы мухи не залезали ему в уши, и кинул ее в огонь.

Очень скоро животные разрушили все, что напоминало им о м-ре Джонсе. Затем Наполеон снова повел их к амбару и каждому задал двойную порцию кукурузы, а собакам дал по две галеты. Потом спели "Звери Англии" от начала до конца семь раз подряд, а потом расположились на ночлег. Спали они в эту ночь, как никогда.

На рассвете все проснулись, как обычно, но, вспомнив сразу же о замечательном событии, выбежали на пастбище. В отдалении располагался небольшой холм, с которого хорошо была видна вся территория фермы. Животные взбежали на вершину холма и осмотрели окрестности. Все, что видели они вокруг в ясном свете утра, принадлежало им. Эта мысль вселила в них такой восторг, что они понеслись во всю прыть по кругу, время от времени высоко подпрыгивая, чтобы дать выход своему возбуждению. Они катались по траве, захватывая ее губами, наслаждались ее сладостным летним соком. Они взрывали комки черной земли и, дрожа, вдыхали ее аромат. Затем они пустились в торжественный обход фермы. Онемев от восхищения, созерцали ее пахотные земли, луг, сад, пруд, рощу. Они видели все как будто впервые и никак не могли поверить, что это принадлежит им одним.

Потом они потянулись назад, к постройкам, и в молчании остановились у жилого дома. Хотя и он теперь принадлежал им, но зайти было странно. Однако после минутного колебания Снежок и Наполеон толкнули дверь, и все животные вошли в дверь один за другим, ступая с величайшей осторожностью, чтобы не повредить чего-нибудь. На цыпочках они шли из комнаты в комнату, понизив голоса до шепота, взирая на предметы немыслимой роскоши: кровати с перинами, зеркала, кушетку, набитую волосом, брюссельский ковер, литографию с изображением королевы Виктории над камином в гостиной. Они уже были у лестницы, когда кто-то заметил, что нет Молли. Возвратившись, они обнаружили Молли в лучшей спальне дома. Взяв со столика миссис Джонс голубую ленту, Молли приложила ее к плечу и с глупейшим кокетством рассматривала себя в зеркало. Ей сделали резкий выговор. Все покинули дом. Несколько окороков, висевших в кухне, были вынесены наружу для погребения, бочонок пива, стоявший в кладовой, Боксер расщепил одним ударом копыта. Но больше они в доме ничего не тронули. Тут же единогласно приняли резолюцию: сохранить дом как музей. Все согласились с тем, что никогда ни одно животное жить в доме не должно.