Фею не драконить!

Мы с королевой Рогнедой несколько мгновений изучали друг друга, она чуть шевельнулась и солнечные лучи отразившись от рубина на лбу, заиграли бликами.

— Ваше королевское величество, — заговорил Ирден, опередив меня. — Позвольте мне от лица моей драгоценной супруги приветствовать вас и представить ее сопровождение.

Не знаю, насколько это правильно. Тут, как я поняла, царит матриархат. Кто из нас должен был заговорить? Я, как женщина, или мужчина, поскольку я в этих землях выше его по положению? Буду надеяться, что дракон лучше меня разбирается в ситуации.

— Светлая фея Кларисса Терезия Монк. Ее верная напарница и подруга, редчайшая уникальная горгулья — Зараза Монк. Верный душой и сердцем супруг — Ирден Маркус Ланц. — Тут он поклонился, приложив к груди правый кулак. — Недостойный супруг — Эдгар Флавио Ланц.

У Эдгара хватило ума тоже молча поклониться. Я же склонила голову, как перед равной. Будь мы в Эстарине или Клайдберрисе, я обязана была бы присесть в низком реверансе перед вышестоящей персоной. Но тут ситуация неоднозначная. Поэтому я решилась на такой шаг.

— Приветствую тебя на наших землях, дочь волшебства, — заговорила королева, глядя мне в глаза. — Чувствуй себя светло и легко. Мы бы хотели в честь твоего визита устроить праздник и показать нашу радость и гостеприимство. Наш край не видел фей тысячелетия, и для нас честь приветствовать тебя.

— Благодарю, ваше величество. Я буду рада погостить у вас и провести время за беседой и трапезой.

Тут Ирден легонечко сжал мои пальцы, на что-то намекая. Вот бы понять еще на что. Придется самой как-то выкручиваться.

— Но прежде я хотела бы извиниться за младшего дракона. Эдгар всегда был излишне порывист, непослушен и доставлял много хлопот своим родителям. Его мать рассказывала мне, как сложно приходилось ей, когда он рос и взрослел. Теперь с ним вынуждена мучиться я. Он сбежал. Мы искали его. И я, и воины моего племени. Но безуспешно. И теперь я понимаю почему. Как вижу, он забрался туда, куда не следовало, и подвел меня.

Фух. Я тщательно продумывала свои слова. Главное, говорить правду и ничего, кроме правды. Но так, чтобы окружающие по-прежнему считали, что у меня два мужа.

Надеюсь, обиженно сопящий рядом Эдгар мне потом голову не открутит.

— Понимаю, — позволила себе едва заметную улыбку королева. — У меня десять мужей. И у каждого свой норов. Желаешь наказать своего младшего мужа? Велеть принести тебе плеть?

— Желаю. И накажу. Но не плетью, ваше величество. У нас приняты другие методы. Я решу позднее. Сейчас же я просто рада, что смогла отыскать эту бесстыжую пропажу. А пока он отлучен от моей благосклонности и щедрости на неопределенный срок. — Эдгар ошарашенно дернулся и уставился на меня непонимающе. — Кроме того, я недовольна тем, что он стоит нарядный и в таких великолепных драгоценностях. Он их не достоин.

— Да, пожалуй, не заслужил, — задумчиво обронила Рогнеда. — Я думала взять его наложником или одиннадцатым супругом, не предполагая, что он уже связан с женщиной.

— Увы, ваше величество. Я наивно согласилась взять его в мужья и стояла с ним у алтаря богов, а жрец провел обряд.

Вот! Выкрутилась. Вроде все правильно сказала, и не солгала, но и не назвала его своим мужем. И таки да. Я Эдгара совершенно точно накажу за все его выходки. Пока не знаю как, но точно устрою ему веселую жизнь. Гад летучий!

— Эдгар, — повернулась я к дракону, — сними с себя все драгоценности и украшения и верни ее величеству. Я не разрешаю тебе носить их.

Выдохнув едва слышно что-то похожее на «ну и ладно», он принялся снимать с себя многочисленные колье, бусы, браслеты, кольца. На лице у него одновременно были написаны облегчение, но и явное сожаление. Ведь он дракон, а они страшные собственники и падки на все красивое, блестящее и редкое. Так что в нем сейчас боролись радость от освобождения и расовая жадность.

Все сокровища он складывал на поднос, который поднесла молчаливая Амалия. Наконец остался только ошейник с цепочкой.

Его снять у Эдгара никак не выходило. Королева Рогнеда наблюдала за нами в легкой задумчивости. У меня сложилось ощущение, что ей просто любопытно происходящее, так как тут десятилетиями не случалось ничего интересного.

— Не получается, — наконец сообщил мужчина и снова дернул плечами, попытавшись скинуть горгулью. Наивный…

— Разумеется, — повинуясь жесту королевы, пояснила Амалия. — Мужчина не может находиться без знака принадлежности. Он или принадлежит женщине, или добыча, на которую может претендовать любая.

У меня округлились глаза, и я повернулась к Рогнеде:

— Ваше величество, могу ли я рассчитывать, что на сопровождающих меня мужчин не будет открыта охота? Мне это не понравится.

— Тебе предоставят нужное количество знаков принадлежности для старшего мужа и охранников, дочь волшебства. Драгоценности может забрать себе твой послушный и верный мужчина. Я не возражаю.

— Благодарю, ваше величество, — склонила я голову и, на свой страх и риск расшифровывая пожатие пальцев Ирдена, отказалась: — Но у нас не принято брать для своих мужчин драгоценности, преподнесенные другими женщинами. Я одарю их сама. Каждого по заслугам.

— Слова истинной женщины, — довольно улыбнулась Рогнеда и встала с трона. — Вас сейчас проводят в гостевые покои. Для твоего провинившегося мужа поставят отдельное ложе, раз он наказан. Воины могут разместиться с другими мужчинами.

Выходили мы с аудиенции в задумчивости. Ирден продолжал сжимать мою ладошку, даря уверенность, что все будет хорошо. Орки были настороже, но не забывали оглаживать взглядами встречаемых нам по пути амазонок заинтересованными взглядами. Подозрительно притихшая Зараза елозила на плече Джерзога, куда она перебралась, как только мы вышли в коридор. У меня сложилось впечатление, что горгулья к чему-то прислушивается и принюхивается. Эдгар злился и поджимал губы.

А я за ними всеми присматривала и размышляла. Куда же нас втянул этот бессовестный прохиндей? Я так и вела его на цепочке, не зная, как ее отстегнуть, и не хотела возиться с этим при посторонних.

В гарем королевы мы уже не вернулись, нас привели в другой конец дворца. Мне выделили нарядную яркую комнату. У противоположного от двери конца стояла двуспальная кровать под балдахином из тонкой газовой ткани.

— Светлая госпожа, ложе для вас и вашего любимого мужа, — жестом указала Амалия, которая продолжала служить нашим проводником. Повернулась и продолжила: — Постель для провинившегося мужчины, недостойного возлежать рядом с супругой.