Фиалковый венец

В глазах архонта промелькнула улыбка.

— А твое сердце, по-видимому, полно юного жара. От души поздравляю тебя. Читая «Овода», невозможно дать его автору больше двадцати лет.

— Ну, я еще не так дряхл, как ты, кажется, думаешь.

— Отнюдь, отнюдь! Но, — продолжал архонт более серьезным тоном, — прейдем к делу. Я никак не могу решить, допустить твою комедию или нет. В ней, разумеется, есть недостатки…

— Само собой, — согласился дядюшка Живописец, по мнению Алексида, слишком уж охотно.

— Однако она обладает и незаурядными достоинствами.

— Очень лестная похвала!

Алексид застыл и только надеялся, что архонт не посмотрит на него и не заметит, как он покраснел.

— Когда я ее читал, мне показалось, что некоторые вещи будет не так-то просто показать в театре. Вот, например, корову.

— Корову? — с недоумением повторил дядюшка Живописец.

— Ну как же, дядюшка, — поспешно вмешался Алексид. — Та смешная сцена, когда овод кусает корову и она начинает брыкаться и бегать взад и вперед.

— Вот-вот, — сказал архонт. — Как, по-твоему, можно будет это показать?

Дядюшка Живописец не знал, что и ответить. В его глазах опять появился испуг. Заметив, что он дергает себя за бороду и что-то невнятно бормочет, Алексид поторопился сказать:

— Дядюшка думал накрыть двух человек большой пятнистой шкурой. Переднему сделать маску с рогами, а второму — хвост…

— Так я и задумал! — подхватил дядюшка Живописец. — Вот смеху-то будет!

— Гм!.. По-твоему, это может получиться?

— Ну конечно, — горячо выкликнул Алексид. — В позапрошлом году в театре показывали кентавра — двух человек, прикрытых одной шкурой.

— Неужели? — спросил архонт, бросив на него проницательный взгляд. Я не присутствовал на тех Дионисиях — я командовал триерой… [28] Гм, гм…

Архонт задумчиво поглаживал бороду, и Алексид боялся даже дышать. Сумеют ли они обмануть его? Эти ласковые глаза были очень проницательны. И, конечно, они могут стать строгими и суровыми. Архонт привык разгадывать козни политических интриганов и лукавство чужеземных послов. Так неужели они с дядюшкой Живописцем сумеют его провести? Алексида вдруг охватил ужас пред собственной дерзостью. Почему, почему они сразу во всем не признались? Но в таком случае комедия не была бы допущена к представлению. Пусть она даже и понравилась архонту, он все же не решится оскорбить афинян, предложив им комедию, написанную безвестным мальчишкой. Вдруг архонт поднял голову и снова обратился к дядюшке Живописцу.

28

триера — древнегреческий военный корабль с тремя рядами весел

— Вот еще одно трудное место, — сказал он медленно. — Выход египетского раба в третьей сцене.

— Ну… конечно…

— Ах, дядюшка! Почтенный архонт, вероятно, спутал твою комедию с какой-то другой! — многозначительно воскликнул Алексид, наклоняясь вперед и предостерегающе хмуря брови. — В твоей комедии нет никакого египетского раба! Ведь так?

— Конечно, нет, — раздраженно отозвался старик. — Я как раз это и хотел сказать. Нет в ней никакого египетского раба. А ты меня не перебивай.

— Значит, я ошибся, — любезно сказал архонт. — И неудивительно — ведь мне пришлось прочесть десятка три комедий. — Он внимательно посмотрел на Алексида. — Твой внучатый племянник, кажется, неплохой помощник. Комедию он как будто знает немногим хуже тебя самого.

— Я ее записывал, — объяснил Алексид скромно. — Глаза у дядюшки уже не те, что прежде.

— Что ж, — сказал архонт. — Я хотел задать тебе еще несколько вопросов, но, пожалуй, будет лучше, если мы обойдемся без них. — Он встал, показывая, что разговор окончен. — Я думаю, вы оба понимаете, что мне все равно, написал ли комедию дряхлый старец или… — тут он с улыбкой взглянул на Алексида, — или совсем мальчик. Но афиняне поручили мне выбрать, а они, как вам известно, народ обидчивый.

— Ну конечно, конечно, — добродушно отозвался дядюшка Живописец, хотя он не имел ни малейшего понятия, принята комедия или нет.

Алексид облизнул пересохшие губы.

— Это… это значит, что комедия никуда не годится, что она отвергнута?

— Вовсе нет, милый юноша. Она достойна быть представленной на празднике. Я не вижу причин, которые могли бы этому помешать, и, — тут по его лицу снова скользнула улыбка, — не хочу их видеть. — Он повернулся к дядюшке Живописцу, глядевшему на него с изумлением и тревогой. — Тебе сообщат имя твоего хорега и каких актеров я тебе выделю. Актерам плачу я, но твой хорег оплатит хор и возьмет на себя все другие расходы. Тебе же, разумеется, надо будет вести репетиции и позаботиться об остальном…

— Мне? Но, боги…

— Если хочешь, можешь также сам сыграть какую-нибудь роль, — любезно предложил архонт. — Вероятно, твой внучатый племянник будет незаменим на репетициях. Он сумеет вспомнить все, что ты забудешь, и не сомневаюсь, покажет себя весьма изобретательным в любых затруднениях.

— Почтеннейший архонт, я…

— Желаю тебе удачи. И… до свидания.

Дядюшке Живописцу и Алексиду оставалось только уйти, что они и сделали.

Глава 13 ДЯДЮШКА ЖИВОПИСЕЦ СТАВИТ КОМЕДИЮ

Старший Алексид посмотрел на младшего и во второй раз за этот день горестно воскликнул:

— Ну и попал же я из-за тебя в беду!

Алексид же чуть не плясал от радости.

— Дядюшка, но ведь это чудесно! Разве ты не понял? Он же принял ее!

Мою комедию! Ее покажут на празднике Дионисий! Ущипни меня, вдруг это мне только снится?

— Я бы тебя с радостью не только ущипнул! — Дядюшка Живописец почесал в затылке. — Что же нам теперь делать?

— Как — что? Репетировать комедию.

— Опомнись! Да разве мы сумеем? Я же в этом ничего не смыслю!

— Зато я смыслю!

— Вот ты и репетируй! — И дядюшка Живописец сердито заковылял прочь, громко стуча по земле, чтобы дать исход гневу.

Алексид догнал его и принялся уговаривать:

— Ну, дядюшка, актеры же и слушать не захотят мальчишку!

— Конечно, не захотят — они, наверно, умнее меня.

— Неужели ты теперь все испортишь? Ведь тебе надо будет просто повторять то, что я скажу.

— Надо мной будут смеяться все Афины! — ворчал старик. — Мне проходу не дадут. «Сочинил комедию — это он-то! А когда ты сочинишь еще одну?» Вся моя жизнь переменится. Я никогда не искал славы — занимался потихоньку своим делом, и ладно, а что теперь будет? Мне до самой смерти придется играть чужую роль.

— Только до Дионисий! После праздников, если комедия понравится зрителям, мы откроем тайну, и тебя больше не будут тревожить.

— Если она будет одобрена! Ну, а если не будет? Тогда нам ради архонта придется держать язык за зубами.

Алексид смущенно кивнул:

— Да, получается, словно мы кидаем монету: выпадет богиня — я выиграл, выпадет жертвенник — ты проиграл.

Дядюшка Живописец вдруг остановился, стукнул палкой о землю и сказал с неожиданной твердостью:

— Я иду к архонту и все ему расскажу!