FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит

Тут я заметил, что один парень в очках сует мне калькулятор. Управляющий сказал, что это трейдер по производным, и удалился. Я протянул потную ладонь, а затем последовал за молчаливым трейдером в кабинет с шикарными окнами, где он предложил мне сесть.

Мой хозяин уставился на ряд мерцающих зеленых экранов Telerate с последними котировками разных бумаг, взял телефон и пробормотал какие-то цифры и условные термины, которых я не знал. В течение нескольких минут, пока я наблюдал бэ-тэ-шного трейдера, мое состояние переросло от простой нервозности в настоящий ужас. Он пробегал глазами по мониторам и, казалось, совсем забыл о моем существовании. Я же не понимал ни единого слова из того, что он говорил. Горло у меня до того пересохло, что я не мог даже глотнуть и судорожно оглядывал комнату в поисках чего-нибудь жидкого и холодного.

Наконец, трейдер соизволил обратить на меня внимание. Изъяснялся он весьма скупо, на мое резюме даже не взглянул и просто предложил мне провести условную сделку по производным. Я старался вникнуть в условия: насколько я мог сообразить, это были смешанные форварды по облигациям Казначейства. Как я понял, такая форвардная сделка сводилась к обязательству купить облигации в установленное время и по установленной цене. Если я проигрывал сделку, то должен был заплатить ему сумму, рассчитываемую по сложной формуле.

Я прикинул в уме, что это такое. Сделка внебиржевая — значит, ни на какой монитор она не попадет. На Telerate можно найти приведенную стоимость облигаций Казначейства, но рассчитать по этим ценам стоимость сделки мог только я сам. Я решил действовать сугубо осторожно, ибо такая операция таила в себе неимоверный риск: если я подпишусь на облигации, а цена упадет, придется выложить кучу денег.

Вместе с тем основные принципы игры я представлял довольно ясно. Сделка предусматривала возможность привлечения кредитов, то есть каждый компонент мог быть увеличен соответственно множителю (произвольному числу, на которое умножается установленный объем сделки, чтобы сделать доходы и убытки более наглядными, — вроде того как при игре в кости выпадает удваивающая комбинация чисел). К примеру, если множитель равен 10, то миллионная сделка будет означать 10-миллионную. Мне нужно было подсчитать стоимость тех форвардов, которые я покупал, и вычесть стоимость тех, которые я продавал. Если после этого результат оказывался больше нуля, я был в прибыли, если меньше — то в убытке. Просто?

Трейдер спросил, угодно ли мне провести 10-миллионную сделку. Я нашел на экране котировки Казначейства и наспех сделал несколько подсчетов. «У тебя, — сказал он, — в распоряжении одна минута». В волнении я уставился на его калькулятор (это был могучий Hewlett Packard 19BII turbo), а потом сунул потную руку в карман, напрасно ища свой собственный. Ничего. Черт! Он же остался дома на столе. Мой соперник кивнул мне на бумагу и ручку. В ответ я упрямо мотнул головой: мол, такими примитивными средствами не пользуюсь. Мне нужно было поразить этого парня, и я подумал, что смогу просчитать все в уме. Я опять взглянул на мониторы и сцепил пальцы. Трейдер поднял бровь. Я, наконец, настолько прочистил горло, что, к моей радости, мне удалось произвести первый членораздельный звук: «О'кей».

Трейдер холодно взглянул на меня и сказал: «Сделали». Его слова словно повисли в воздухе. «Сделали» — это трейдерское выражение; оно означает, что сделка совершена. Если вам скажут: «Сделали» — значит, деваться некуда. Из сделки уже не выйдешь. Твое слово — это, так сказать, твои узы. Стало быть, я заключил сделку на 10 миллионов. Ну и прекрасно. Я-то был уверен, что на этот раз сделал кое-какие деньги.

Но трейдер предложил еще одну сделку на 10 миллионов с теми же условиями. В прежних расчетах я не сомневался, а цифры на мониторах изменились не сильно. Теперь я уже довольно спокойно воспринимал его чудовищный калькулятор и кивнул в знак согласия. Он довольно сурово посмотрел на меня: «Сделали». Я все еще нервничал, но был практически уверен, что на двух сделках не прогадал, и потому старался держаться бодро.

Трейдер поерзал в кресле и предложил немного другую сделку на 100 миллионов. Я снова воззрился на монитор, а потом перевел взгляд на ручку и бумагу. Тут у меня впервые закрались сомнения: все ли я правильно подсчитал? Мне казалось — да, но я не быт уверен, что правильно оценил те небольшие изменения условий, которые сделал трейдер. Хотя новая сделка была крупнее, условия остались практически прежними — если допустить, что на рынке за несколько секунд не произошло ничего существенного. Взглянув еще раз на монитор, я счел, что цифры если и изменились, то в мою пользу, но, сколько ни старался, не мог вспомнить, какие они были минуту назад. Так как сделка масштабировалась, малейшая ошибка могла стоить мне миллионов. Я опять посмотрел на его калькулятор и сделал паузу. Но я чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы кивнуть в очередной раз.

На губах трейдера впервые мелькнула улыбка: «Сделали». Я же мысленно возвратился к предыдущим сделкам...

Но трейдер прервал мои размышления: «Те же условия, миллиард». В его голосе слышался металл. Я вжался в кресло.

Черт возьми, я точно где-то ошибся. Теперь у меня оставалось два выхода: признаться, что я не понял условий и, значит, являюсь профнепригодным недоучкой, или же попытаться угадать.

Вспоминая свое решение сейчас, я знаю, что мои гипотетические потери выглядели бы не так уж чудовищно. В конце концов, многие покупатели производных теряли и побольше. Но тогда, в 1992 году, почти все, и я в их числе, думали, что производные — вещь почти безопасная. Можно было смело раскрывать любую газету в полной уверенности, что там не окажется статьи о неудачнике, который потерял на производных миллиард. Это было задолго до того, как Роберт Ситрон из округа Ориндж лишился своего миллиарда, по стольку же потеряли Ник Лисон из Baring Brothers и Тошихиди Игучи из Aiwa Bank, а Ясуо Хаманака из Sumitomo Corporation даже два. И все — на производных. Это было до того, как международные компании с длинными иностранными названиями, вроде Metallgesellshaft, стали терять миллиарды на производных, и даже до того, как Джордж Сорос... впрочем, он потеряет только полмиллиарда, но об этом еще никто не мог знать.

Короче говоря, ранней осенью 1992 года я ощущал себя первым человеком, которому грозило потерять на производных миллиард.

И все же я кивнул утвердительно: принимаю.

Трейдер снял очки и в последний раз сказал: «Сделали», а потом ткнул пальцем на дверь: «Поздравляю. Ты только что потерял миллиард. Это все».

Меня словно обухом ударили, и на мгновение я потерял дар речи. Это все? Тогда мне конец.

Пошатываясь, я вышел из комнаты, прибрел обратно в торговый зал и с подозрением уставился на ряды мониторов. Неужели я и вправду только что потерял миллиарда Я попытался вспомнить выкладки сделки с учетом масштабирования. Что скажут друзья? Все случилось так быстро. Мне стало не по себе: миллиард — это слишком большие деньги, чтобы их терять.

Но потом я собрался с духом. В конце концов, я же потерял миллиард не на самом деле. Кроме того, что он представляет собой по сравнению с общим объемом сделок? На финансовых рынках каждый день оборачиваются триллионы. Объем всего рынка производных в 1992 году составлял 40 триллионов. Одни только валютные рынки торговали на триллион в день. Так стоит ли впадать в отчаяние из-за какого-то миллиарда?

Приходилось признать, что первое собеседование в инвестиционном банке прошло не слишком гладко. Но я уже давно задавал себе вопрос: как можно делать столько денег на опционах и форвардах, и если Уолл-стрит все же делает деньги на производных, то кто их теряет? Теперь я на собственном опыте узнал, как один может заработать, а другой — потерять целый миллиард. Это был ценный урок, и я сделал из него выводы.

Я усвоил, во-первых, что в каждой сделке есть победитель и побежденный, а оказаться в роли потерявшего миллиард очень неприятно. Во-вторых, нужно легко и непринужденно производить сложные вычисления, и желательно в уме. От большинства людей, в том числе и от большей части сотрудников инвестиционного банка, этого не требуется, но мне, если я хочу чего-то добиться в производных, такое умение, безусловно, необходимо.

Чтобы утвердиться на верном пути к солидным «кускам», мне нужно было разобраться еще в одной вещи — так называемой приведенной стоимости; она весьма тесно связана с вычислениями, которых требовал от меня трейдер, без нее нельзя ориентироваться в производных. Приведенная стоимость — это стоимость платежа в долларах на данный момент. Например, приведенная стоимость 100 долларов, выплачиваемых сегодня, равна 100 долларам, но приведенная стоимость тех же 100 долларов, выплачиваемых через год, уже меньше. Иными словами, приведенная стоимость суммы, которая выплачивается в будущем, всегда меньше, чем стоимость той же суммы сегодня.

Я думаю, суть тут можно ухватить инстинктивно, ибо она выражена в известной пословице: «Лучше синица в руке, чем журавль в небе». Многие уверены, что если у тебя в руках хоть мелочь, но сейчас, это более надежно, а потому более ценно, чем нечто крупное, но потом. Для инвестиционного банкира эта мудрость переформулируется так: приведенная стоимость сегодняшней синицы больше, чем приведенная стоимость завтрашнего журавля. Хотите — верьте, хотите — нет, но именно это соображение принципиально важно для понимания производных. Поэтому, прежде чем мы вернемся в Morgan Stanley, я изложу самое необходимое о приведенней стоимости.