Фиаско
Шрифт:
– А я метался, звонил тебе домой, в милицию. Звонил даже в этот чертов КГБ.
– В директорат безопасности, – поправила она.
– Да как бы эту контору ни называли, для меня она всегда КГБ.
– И то, что меня арестовали, нигде не зафиксировано? Верно?
– Верно.
– Они запрятали меня в медвытрезвитель.
Это тоже была «примета» времени. Чтобы показать, как расширилась сфера личных свобод, изменилась прежняя государственная политика в лечении психических заболеваний, у милиции Москвы отобрали медицинские вытрезвители. Они сразу же стали идеальным местом, куда можно упрятать
– После бессонной ночи, когда у меня на глазах подонки общества выблевывали свои мозги, Шевченко битых два часа читал мне нотации по поводу того, что я не имею права раскрывать информацию посторонним лицам.
– Как я рад, что ты ее раскрыла.
Вера уже немного отошла и позволила себе удовлетворенно улыбнуться.
– Тебя радует моя последняя информация, Николай?
– Еще как. За ее счет смогу безбедно прожить целый год.
– Ты уже успел продать ее?
– Да еще с продолжениями.
– Ну давай, давай, говори. Кому же?
– «Правде».
– Неужто «Правде»? Да быть того не может!
– Не смейся. Там Серега теперь главный. Они обещали заплатить полмиллиона.
– Полмиллиона? Фантастика какая-то.
– Торговались упорно, – пояснил я, показав на газетную вырезку из «Нью-йорк таймс мэгэзин», приколотую к доске над столом.
– Знаю я, знаю, – вскричала Вера, отбрасывая мою руку. – Указывать журналисту заранее, как писать очерк или репортаж, – бессмысленная затея. Писать по план-проспекту – тоже ничего нужного не напишешь. Научная книга – это не художественное творчество. Рассказывать людям о своей работе – это не писать книгу. Писать – значит писать. Так вроде говорил литературовед Докторов?
– А ты все неплохо запомнила.
– В творческом деле талдычить как попугай – толку мало.
– Лучше скажи: «Коленька, давай займемся любовью», – шепнул я, прижимаясь к ее груди.
– Может, и скажу.
– Скажи еще: «Раздень меня, Колечка! Брр! Ну раздень». Можешь сказать?
Вера засмущалась и крепко прильнула своими губами к моим. Но вдруг вывернулась из объятий, отпрянула и с укором посмотрела на меня. Черт возьми! Проклятая водка! Она-таки унюхала ее!
– Ну выпил я «Столичной» у Сергея. Отказаться никак не мог.
Глаза у нее сузились и сердито сверкнули, словно драгоценные камни.
– Не мог же я отказаться и его обидеть. И выпил-то всего чуточку.
– Да и чуточку для тебя много.
– Не надо, Верунь. Сама видишь, ведь у меня ни в одном глазу.
– Да что ты говоришь? – игриво возразила она, прижимаясь ко мне своими бедрами. – А тут уж позволь мне судить.
И с этими словами она, запустив руки в мои волосы, заставила меня перевернуться и опрокинула навзничь на кровать, жадно ловя губами мои губы и сдергивая с меня одежду. Слава Богу, что Сергей отдал репортаж тому прыткому пареньку. Нас охватила и понесла на своих крыльях общая страсть. Мы сплелись на постели в единый клубок, словно диковинные змеи. Никогда прежде нам не было так хорошо. Нет, никогда в жизни я не ощущал ничего подобного. Никогда.
Я проснулся от запаха кофе и какого-то шуршания. Сколько часов проспал – понятия не имею. Рукой попытался дотянуться до Веры, но ее рядом не оказалось. Сквозь занавески
пробивался лучик света.– Вера?
В ответ молчание. Наконец я увидел ее в кресле около самого окна. Ока была одета и в лихорадочном нетерпении переворачивала листы газеты.
– Вера? Какого черта ты там что-то шуруешь?
– Нету ее здесь.
– Кого и где?
– В «Правде» ничего нет. Я не дождалась почты и помчалась на улицу, к газетному киоску. Не могу найти твой материал. На первой странице его нет, вообще нигде нет.
– Но ведь должен быть!
Я выскочил из-под одеяла и вырвал газету у Веры из рук – как будто, если я стану искать сам, репортаж обязательно появится. Но его не было. Ни на первой полосе, ни на второй напротив колонки редактора, ни на других страницах, где печатают важные материалы. Наконец, в самом низу колонки, где обычно помещают некрологи, я увидел маленький заголовочек: «ЗЛОДЕЙСКОЕ УБИЙСТВО В.И. ВОРОНЦОВА».
– Его убил злодей?! – воскликнул я в недоумении, не веря своим глазам. – Убил его не злодей, а М.И. Древний!
– Кто, кто?
– Заумный осел, который переписывал мой материал! – взорвался я и швырнул газету через всю комнату в угол.
5
Древний сидел за своим столом и что-то увлеченно печатал на машинке, когда я устремился к нему, угрожающе размахивая скатанной в трубку газетой.
– Что это такое… твою мать! – рявкнул я.
Он быстро крутанулся на вращающемся стуле и очутился прямо передо мной, лицом к лицу.
– Полегче, Катков, полегче. Договорились?
– Договоримся, когда объяснишь, что ты сотворил с моим репортажем.
Он крутанулся в другую сторону и встал, отодвинув стул назад.
– Послушайте, я, конечно, понимаю, отчего вы так обозлились, но…
– Обозлился? Да меня вряд ли можно разозлить…
– Эй, эй! – зарокотал сзади бас Сергея. Быстро лавируя между столами, он растолкал сотрудников, успевших столпиться вокруг нас. – Что тут, черт возьми, такое?
– Вопрос, конечно, интересный, – поддел его я.
– Вот его спросите, – кивнув на меня, сказал молодой наглец. – Распсиховался тут, понимаете ли.
– Ну ты, кусок дерьма! – набросился я на него, но Сергей стал между нами, свирепо зыркнув глазами. – Пойдем ко мне, разберемся.
Я просто кипел от негодования, жилы на шее дергались, как пожарные шланги.
Минутку я приходил в себя, затем нехотя кивнул и пошел вслед за Сергеем. Он прикрыл дверь и стоял, явно собираясь с мыслями. Л затем, словно учитель, вынужденный бранить ученика-отличника, стал выговаривать:
– Николай, я недоволен тобой. Ты же ведь порядочный человек, а ведешь себя безобразно.
– И ты не лучше. Ты хоть бы позвонил мне.
– Да я только что звонил!
– Да пошел ты на…
– Вера взяла трубку. Спроси у нее. Сейчас еще нет девяти. Что же мне, будить тебя среди ночи и предупреждать: эй, Коленька, у меня плохие новости.
– Какие еще новости? Воронцова угрохали, чтобы не вышел скандал с приватизацией. Откуда же выползла вся эта чепуха с ограблением?
– Послушай, Коля, ты, видно, склонен полагать, что все здесь подано не так, как ты замыслил.
– Ты не ответил на мой вопрос.