Фиг ли нам, красивым дамам!
Шрифт:
– Но он больше не поет?
– Видимо, нет. У него какой-то строительный бизнес. Он же окончил когда-то МИСИ. Кстати, и Микис и Машка в полном восторге от Данилы. Микис в его честь устраивает отвальную, будет жарить сувлаки.
– Это что такое?
– Шашлык!
– Хочу на Корфу!
– А приезжай! Я сниму тебе номер в отеле. Данька вот с легкостью снял прекрасный номер.
– Да я бы с восторгом, но меня ждет Морис, он снял дом в Трувиле. Сама понимаешь… Но я буду на связи. Если нужен будет совет ясновидицы, всегда рада. Да, кстати, Кондрат знает, где ты живешь?
– Про него не скажу, а дочка его знает. Они живут в трех шагах
– И он не появлялся?
– Нет. И слава богу!
– Появится! Он пережевывает сейчас эту ситуацию. Предается воспоминаниям. А потом явится и попытается объяснить тебе, почему он так себя повел.
– Ох, не хочу я никаких объяснений. Он жив, здоров, и хватит с меня. Мы живем в разных измерениях.
– Ну, это поправимо!
– Не думаю! Все, Грета, Данька явился.
– Привет ему от меня!
– Непременно!
– Любимая, ты что тут делаешь?
– Болтала по скайпу с Гретой! Тебе большой привет! Ох, как ты тут загорел! Хотя ты и так-то загорелый, но только с мордочки, а тут весь такой золотистый стал, такой вкусный!
И она обняла его крепко-крепко, прижалась к нему, словно ища защиты. А от чего, она и сама не знала.
А утром Данила улетел.
Алиса была в восторге от краткого путешествия на огромном пароме.
– Папа, мне так понравилось! А давай поедем в какой-нибудь круиз, хотя бы на недельку!
– Ну, может быть, в следующем году. Например, по Карибскому морю?
– Ух ты! Это было бы круто!
– Ты у меня морская душа?
– Морская, папочка, морская! И давай по этому случаю пойдем обедать в таверну!
– А по дороге будем кормить всех бездомных кошек?
– А как же!
– Ладно, в таверну так в таверну! Ты, между прочим, вьешь из меня веревки! – со смехом сказал отец.
– Ну если больше некому!
– Ох, ты и нахалка! – засмеялся он.
– Скажи, папа, а у тебя есть…
– Что?
– Не что, а кто!
– Ты о чем?
– Пап, ну я уже взрослая и понимаю, что мужчине нужна женщина.
– Вот те здрасьте!
– Так есть у тебя женщина? Или ты снимаешь проституток?
– Ты с ума сошла? Где ты этого набралась?
– Пап, я кино смотрю, книги читаю.
– Господи помилуй! Да, прав был Грибоедов.
– «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом»? – лукаво спросила девочка.
– Не зря я тебя, нахалку, приобщал к литературе.
– Пап, ты не ответил!
– Ну, есть у меня женщина.
– А почему ты на ней не женишься?
– А не хочу!
– Боишься, что она будет мне злой мачехой?
– И это тоже, да и вообще, свобода хорошая штука.
– А она не просит тебя жениться на ней?
– Да нет, понимает, что бесполезно.
– Значит, ты ее не любишь?
– Алиса, отвяжись! Ты же знаешь, я ненавижу эти разговоры.
В глубине души Алиса жаждала, чтобы в таверну пришла Ариадна с подругой. Но они не пришли. И на пляже она их тоже не видела. Неужели уехали? На обратном пути она показала отцу дом, где жил Микис.
– Пап, Ариадна живет в этом доме.
– Ну и что?
– Ничего. Просто так!
На другой день утром Алиса побежала на пляж, но застала там только подругу Ариадны.
– Ой, здравствуйте!
– Здравствуй, детка. Ты, наверное, Ариадну ищешь? А она уехала в Керкиру. Она там шубку заказала, поехала на примерку. Во второй половине дня вернется. Может, ей что-то передать?
– Да нет,
спасибо. Просто я хотела показать свои новые рисунки…– Ну уж завтра она точно тут будет!
– Спасибо!
Ариадна осталась весьма довольна примеркой и решила пошляться по прелестному городку и купить в подарок Грете тапочки святого Спиридона. А заодно пообедать в том ресторанчике, где они обедали вчетвером.
Тапочки она купила быстро, благо ими торговали на каждом шагу. Подумав, купила и себе, мягкие войлочные, с вышивкой и с помпонами, эти тапки были местной достопримечательностью. О них ходила легенда – покровитель острова святой Спиридон в таких вот мягких тапочках обходит дома своей паствы. Подумав немного, она купила еще несколько пар, мужских и женских. Для гостей. Потом набрела на прелестную лавчонку, всю выдержанную в сиреневых тонах. Там торговали натуральной лавандовой косметикой из Прованса. Кремы, мыло, изящные саше. И там тоже она накупила много мелочей. Наконец, утомившись от островного шопинга, она вышла на площадь, которая тут называлась Эспьянадой. И направилась к уже знакомому ресторанчику. Выбрала столик, благо народу было немного. Попросила официанта сразу подать ей воды со льдом. Разумеется, ей тут же принесли теплый ароматный хлеб и масло. Удержаться было невозможно. Ах, какой дивный остров… Как легко тут дышится, какие приветливые люди… Какой-то мужик, похоже англичанин, не сводил с нее глаз. И вдруг сердце замерло. По мраморным плитам Эспьянады шел Кондрат. Не заметить его было невозможно. Только бы он меня не увидел, испугалась Ариадна. Но он увидел. Помахал рукой и решительно направился к ней.
– Привет! Ты одна?
– Одна. Здравствуй.
– Позволишь присесть?
– Садись.
Он был в очках. Раньше очков он не носил. Только солнечные.
– Ты носишь очки?
– Да. Приходится.
– Тебе идет.
– Да ну… Я здорово постарел?
– Та к и я не помолодела. Но я рада узнать, что ты в добром здравии.
– Знаешь, я хотел попросить тебя…
– Да?
– Не надо в Москве рассказывать, что я… жив.
– Господи, почему?
– Потому что тот Кондрат действительно умер. Я начал новую жизнь. Меня теперь зовут Майкл Конрад. Я солидный бизнесмен, а вовсе не оголтелый рокер. С прошлым покончено.
– Но кое-кому уже известно, что ты жив.
– Этому твоему щенку?
– Он вовсе не щенок, Кондрат.
– Он твой любовник?
– Да!
– Одно могу сказать, у парня отличный вкус. Ты просто сногсшибательно выглядишь.
– Отвечу тебе комплиментом на комплимент. Ты тоже выглядишь сногсшибательно. Тебе страшно идет седина…
– Брось! Знаешь, ты произвела огромное впечатление на мою дочь.
– У тебя чудесная дочка, и очень способная. Прекрасно рисует, и не надо ей мешать.
Он пропустил ее слова мимо ушей. Подпер голову кулаками и уставился на нее.
– Юра, не надо так на меня смотреть.
– Ох, как давно меня никто не называл Юрой.
– Я могу называть тебя только Юрой или Кондратом. По-другому вряд ли получится.
– Я хочу попросить у тебя прощения.
– За что?
– За все.
– Ладно, прощаю, давно простила. Скажи, ты больше не поешь?
Его лицо болезненно исказилось.
– Нет. Не пою.
– Почему?
– Я потерял голос. Давно. Это был шок. Чудовищный удар. Наша группа поначалу даже имела успех, потом нас кинули, все как-то разбрелись. Было прямое предательство…