Философ

Слухи рассказывают разное, я даже слышал вариант, что я нашёл гору, на которой можно поговорить с дьяволом, заключил с ним сделку, и за это буду жить вечно. Но этого, конечно, не было, как не было и всяческих других моих высказываний, обещающих жить, пока не придут новые ученики. Я продолжал изучать философию и ждал появления Симптомов. Но они всё не появлялись. Когда мне исполнилось двадцать семь, учёные спохватились. Я восемь лет прожил в лабораториях. Но никто так и не нашёл даже намёка на причину моего долголетия. В конце концов, у меня взяли образцы всех тканей и отпустили. Я вернулся сюда, продолжил самообразование, жил с полной уверенностью, что Симптомы вот-вот проявятся. Я только к пятидесяти годам перестал ждать Их. А до тех пор был уверен, что Бог дал мне лишь отсрочку, но не освобождение. Так я стал уникальным вдвойне. Единственный философ и единственный с иммунитетом к Болезни.

Ты бы знал, Эрик, как это трудно. Жить так долго, когда никто не живёт и шестой части твоего срока. Те, с кем я рос, давно мертвы, и не осталось никого, кто бы вообще помнил их. То же самое произошло и с поколением после них. И со следующим. Я заводил друзей, делился с ними всем, а они со мной, но каждый раз они уходили в мир иной. А я оставался. Люди понимают это, и поэтому начали сторониться меня. У меня уже очень давно не было друга…

Не могу сказать, что меня все избегают. Есть люди, которые приходят ко мне пообщаться. И не буду скрывать, ты – не первый, кто приходит не по своей воле. Не знаю, променял бы я свою долгую и одинокую жизнь на обычную. Скорее всего, нет. Но в любом случае, поверь, долголетие – это и подарок, и расплата в одной упаковке.

А теперь расскажи мне, что не даёт покоя тебе?

Глава XI. И всё же, почему так?

– Эрик, скажи. Что тебя мучает?

– Я совсем запутался, Аристокл. Поначалу я думал, что у меня просто депрессия из-за того, что я так и не смог найти лекарство. Но после того, как я провёл день в детском саду, я понял, что это не совсем так.

– Что именно не даёт тебе покоя, Эрик?

– Это не то, что я не нашёл лекарство. Вернее, не совсем то… Просто… Я ничего не оставил… Мне задали вопрос дети… Ну, знаете, есть поговорка: устами младенца глаголет истина.

– Это так. Дети ещё бесхитростны, хоть и гораздо более образованны, чем полтора века назад. Что же тебя спросили?

– Они спросили, почему мы отказались от естественного способа рождения детей. И я не знал, что ответить. Только не надо мне объяснять! Я знаю всю рациональную подоплёку. Что эти дети и так являются нашими потомками. Что они берутся не из капусты, а из нашего семени и яйцеклеток. Что такая система позволяет определить совместимость и исключает появление детей с отклонениями. Что заботы о ребёнке только отвлекали бы женщин от работы, да и мужчин тоже. Что нам нужна полная концентрация на Болезни. Но я всё равно не знал, что ответить!

– Почему, Эрик?

– Потому что я вдруг понял, что очень хотел бы иметь ребёнка. Хотя нет, глупо, я его и так наверняка имею или буду иметь в ближайшие пару лет. Но я бы хотел знать, кто это. Чтобы он знал, кто его отец. Чтобы я точно знал, что на земле остался кто-то после меня. И чтобы у этого кого-то было имя.

– Ну что же, Эрик. Я вполне могу понять тебя. У меня есть предложение. Давай узнаем это имя!

– В каком смысле?

– Нет ничего невозможного, Эрик! Давай встретимся завтра около здания инкубаторов. Ты когда-нибудь был там?

– Нет.

– Вот и я не был. Завтра сходим туда и всё выясним. Если у тебя есть ребёнок, то ты узнаешь его имя. А если нет, то… то мы попросим сделать тебя папой вне очереди. И ты сразу сможешь дать ему имя. И через девять месяцев он появится на свет. А если, когда придёт время, я всё ещё буду бродить по этой земле, то обязательно расскажу ему о тебе. Как тебе идея?

– Не уверен, что мы сможем ускорить процесс, если я ещё не отец. Станция полностью автоматическая.

Конец ознакомительного фрагмента.