ПРЕДИСЛОВИЕ

Сравнительно недавно мне пришлось услышать от одного уважаемого филолога (не классика) полуироническую реплику относительно классовой борьбы в античности и ее отражения в идеологии. Не вступая в полемику (обстановка была не та), про себя подумал как все же живучи предубеждения и десятилетиями привитые старой и не столь далекой академической наукой взгляды, игнорирующие наиболее острые вопросы, мучившие самых совестливых и обездоленных мыслителей Древней Греции, жаждавших социальной справедливости. Идиллические винкельмановско-гётевские представления о классической Элладе, почерпнутые чаще всего из риторики популярных брошюр, все еще дают о себе знать.

Никто из исследователей, руководствующихся марксистско-ленинской методологией, не отрицает классового характера идеологии в классовом обществе, помня слова Ленина: «…B обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой… идеологии» [1] [2] . Но когда дело касается античности, это фундаментальное положение забывается, из памяти вдруг выпадает ленинское учение о двух культурах, а вместе с ним и необходимость изучать идеологию социальных низов рабовладельческого общества. До последнего времени идеологии угнетенных классов античности уделялось непростительно мало внимания и подвергалась сомнению правомерность даже самой постановки вопроса об идеологии рабов внешне убедительными ссылками на их угнетенное положение, юридический статус кал орудия и вещи и т. п. Рабы-де не могли выработать собственной идеологии, так как они были задавлены своей тяжкой долей. Сомневающихся не смущало, что примерно то же можно сказать о «рабах капитала», пролетариате эпохи возникновения марксизма — не менее задавленном, неграмотном, забитом… На этом же основании строится, между прочим, тезис современных французских ревизионистов — так называемых новых философов, отказывающих рабочему классу даже в праве называться классом, ибо он в силу своей забитости будто бы не в состоянии создать своей идеологии.

1

* Ленин В. И. Полн. собр. соч., т, 6, с. 39–40.

2

Подробные библиографические указания см. в кн.: Нахов И, М, Киническая литература, М, Наука, 1981.

Совсем недавно говорить об идеологии низов считалось зазорным. Только в последнее время наша точка зрения, недвусмысленно заявленная еще в начале 50-х годов, получает права гражданства, о чем, в частности, свидетельствуют материалы юбилейного симпозиума «Значение трудов В. И. Ленина для изучения античности», проведенного АН СССР в Москве в 1970 г. [3] * Такое затянувшееся игнорирование идеологии социальных низов казалось странным при том внимании к истории античного рабства, которое всегда отличало советскую науку, а работы Ф. Энгельса «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» (1882) и «К истории раннего христианства» (1894–1895), представляющие исследование религиозных форм низовой идеологии поздней античности, давали ключ к решению данной проблемы. Анализ «языческой» религии с точки зрения отражения в ней идеологии низов на специфическом эпиграфическом материале сравнительно не давно проведен известной советской исследовательницей Е. М. Штаерман в работе «Мораль и религия угнетенных классов Римской империи» (М., 1961). Однако почти совсем не исследованы в указанном плане античная литература, фольклор, эпиграфические памятники, философия.

3

* См.: ВДИ, 1970, № 2, с. 10–30. Специально интересующей нас теме был посвящен доклад Д. П. Каллистова «Античная идеология в свете ленинских воззрений на культуру». Вызывает удивление, что докладчик, претендуя на «постановку вопроса», забывает упомянуть, что он уже не только ставился, но и по мере возможности разрешался как в достаточно известной «Истории римской литературы» (Изд-во МГУ, 1954), так и в докладе автора настоящей работы на Международной конференции в Ленинграде (1964), опубликованном в кн.; Античное общество. М„1967, с. 300–306.

Актуальность проблемы не снята отдельными докладами и работами. Заблуждение настолько укоренилось, что и в популярных статьях порой встречаются утверждения такого рода: «Поскольку у рабов, как показал еще Энгельс (не в статьях ли о первоначальном христианстве?! — И. Н.), не было своей идеологии (и своей классовой партийности), то античная идеология — вся целиком (1) — носила, в сущности, внутриклассовый рабовладельческий характер» [4] *. Нечто подобное встречалось не так давно и в специальных работах зарубежных авторов даже из социалистических стран. Так, в журнале «Das Altertum», выходящем в ГДР, появилась статья болгарского ученого Панчо Руссева «Об отражении рабовладельческого общества в античной философии», где только на том основании, что рабовладельцы (!) считали раба вещью и своей собственностью, делается категорический и мало оригинальный вывод, что античное общество «не знает никакой другой философии, кроме рабовладельческой» и даже, что «античная философия не выходит за пределы рабовладельческого общества». Автор отрицает, таким образом, всемирно-историческое значение античной философии, неоднократно подчеркнутое основоположниками марксизма, и считает, что она служила лишь «укреплению господствующего строя» [5] *. Чешский философ 3. Фишер, высказавший немало интересных мыслей о малых сократических школах, всячески подчеркивает трудности, с которыми сталкивались рабы, вырабатывая свое классовое самосознание, и тем самым подвергает сомнению возможность существования идеологии рабов, хотя и не отвергает ее с порога [6] *.

4

* Куницын Г. Партийность в литературе: Статья вторая. — Знамя, 1988, № 5, с. 228.

5

* Das Altertum, 1969, Bd. 15, Н. 3, S. 143–144.

6

* Fiser Z. К problematice malych sokratovskych askol, — Filosoficky casopis, Praha, 1964, N 5, s. 614.

Попробуем, однако, поглубже проникнуть в обширное здание классической древности, не довольствуясь описанием колоннад, парадных фасадов и репрезентативных скульптур. Попытаемся взглянуть на незнакомую, «другую» античность, где царили нищета и деспотизм, бесправие «малых сих» и ненависть к угнетателям. Возьмем за основу принцип классового анализа, не страшась обвинений в прямолинейности, вульгарном социологизме и тому подобных грехах, которыми иногда и сейчас пугают нас стыдливые марксисты. Принципы всегда прямолинейны.

Как источник для изучения низовой идеологии античности почти полностью исключалась философия. Пренебрежение этим ценным источником строится на теоретической основе, которую нельзя признать правильной. Широко распространилось мнение, что в борьбе философских партий античности в конечном счете отразилась борьба «прогрессивной в тех исторических условиях рабовладельческой демократии и реакционной рабовладельческой аристократии» [7] *. Можно услышать и более решительные формулировки: «Философия в этих государствах (Греция и Рим. — И. Н.) является идеологией рабовладельцев» [8] *. Осторожнее сказано в «Истории античной философии» В. Ф. Асмуса: «Философия, развивавшаяся в античной Греции, отражала своеобразие общественной системы, в которой она возникла» [9] *. Правда, на следующей странице утверждается, что идеи и учения, выработанные греческими философами, выражали «взгляды и интересы» рабовладельческих классов.

7

* История философии. М., 1957, т. 1, с. 74.

8

* Краткий очерк истории философии. М., 1960, с. 44. Ср.: Дыннин М.А. Очерк истории философии классической Греции. М., 1936 с 264: «Различные направления античной философии была лишь видоизменениями рабовладельческой идеологии».

9

* Асмус В. Ф. История античной философии. М., 1965, с.16.

Можно ли безоговорочно согласиться с этим расхожим мнением? Если условно относить его лишь к главным философским течениям господствующей идеологии, оно справедливо, но при анализе всей системы духовной жизни античности на всех ступенях, уровнях и этапах ее развития нельзя сбрасывать со счетов основной производящий класс — рабов и близких к ним трудящихся свободных. Будто их вовсе не существовало, будто они и в самом деле не были людьми, наделенными разумом, желаниями, волей, будто они не мечтали, не страдали, не боролись, как могли, за свои интересы, подчас открыто выступая под руководством героических вождей Спартаковского типа, будто совсем не соприкасались со свободной беднотой, воспринимая ее идеалы и, в свою очередь, не заражая ее своим радикализмом. Наконец, нельзя забывать, что и среди рабов были разные категории. Борьбу различных направлений, течений и школ в философии и других надстроечных явлениях нельзя сводить к социальным конфликтам в среде одного только господствующего класса. Кроме того, в античной «битве идей» завязывались сражения не только вокруг основного философского вопроса. Не менее острой была борьба «морали господ» в «морали рабов». В кризисные эпохи именно здесь шли главные бон, а не в онтологии, гносеологии или логике. Конец классики выдвигал вперед этические проблемы и характеризовался падением живого интереса к натурфилософии.

Единопоточный по существу подход к анализу идейной жизни античного общества, игнорирующий подлинные классовые антагонизмы, противоречит коренным положениям исторического материализма, в конечном счете объясняющего любые формы идеологической борьбы характером и способом производства [10] *. Хотя на поверхности проявлялись преимущественно политические противоречия внутри класса рабовладельцев, однако они не могли полностью затушевать борьбу рабов и рабовладельцев, принимавшую разнообразные формы и проходившую с меньшей или большей интенсивностью в зависимости от степени развития рабовладения. Протест рабов и близкой к ним бедноты сопровождался своеобразными теоретическими выступлениями — понятно, немногочисленными, незрелыми, превратными, порой примитивными, утопическими в силу их исторической бесперспективности, а иногда даже объективно реакционными (призыв «назад к природе», к установлению власти «рабских» царей, идея о загробном воздаянии, огульная критика культуры, науки, всеобщий нигилизм и т. п.). Но, как известно, лозунги нельзя оценивать абстрактно, вырывая их из конкретно-исторического контекста, не учитывая, что они могут использоваться в интересах разных классов и в разное время иметь неодинаковое социальное звучание. Даже утопические, ошибочные идеи, будоражащие общественное мнение и свидетельствующие о неудовлетворенности действительностью, выше мещанской успокоенности. Таких «ошибочных» идей в истории освободительных движений было немало, но их роль в революционизации сознания трудно отрицать.

10

* См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 259.

В процессе классовой борьбы, постигая собственные интересы, свободная беднота и рабы вырабатывали элементы своей идеологии. Уже давно находят их в раннем христианстве, обследована с этой точки зрения поздняя языческая религия, обнаруживают их в памятниках фольклора (пословицы, апофтегмы, мифы, легенды), в литературе (басни, «роман»), эпитафиях и др. [11] * Таким образом, идеология рабов, вольноотпущенников, неимущих свободных производителей, несмотря на их угнетенное (хоть и по-разному) существование, не есть нечто неуловимое; вполне ощутимо она проявила себя в различных сферах общественного сознания древности. Почему же идеологию социальных низов ищут только на задворках общественной мысли — в кладбищенской тиши или в столь значимой, но иллюзорной сфере сознания, как религия? [12] * Ведь существует еще принципиальная возможность искать ее среди многочисленных философских учений древности, почему же не использовать эту возможность?

11

* См.: Ленцман Я. А. Элементы идеологии рабов в баснях Эзопа. — В кн.: Вопросы античной литературы и классической филологии. М., 1966, с. 70 сл.; Штаерман Е. М. Мораль и религия угнетенных классов Римской империи. М., 1961.

12

* Ограниченность такого подхода, связанная со специфическим характером источников, убедительно критикуется Б. Ф. Поршневым в его рецензии на книгу Е. М. Штаерман (ВДИ, 1963, № 1, с. 88).

Конечно, наиболее угнетенный класс непосредственных производителей, античности — рабы, обладая стихийным и аморфным, но в закатную пору формации достаточно определенным классовым самосознанием (что убедительнее всего обнаруживалось в периоды восстаний), был не в состоянии создать стройное и последовательно-системное мировоззрение, передовую идеологию, завершающуюся положительной философской системой. Рабы представляли колоссальную негативную силу, в которой постоянно росли и крепли критические и разрушительные тенденции по отношению ко всем установлениям и завоеваниям рабовладельческой цивилизации, что порой вступало в противоречие с общечеловеческим прогрессом.

Мысли и эмоции угнетенных направлены прежде всего против угнетателей, поэтому психологическим лейтмотивом такого социально-«прямолинейно» мыслящего класса, как рабы, являлась всепоглощающая ненависть к поработителям, преобладавшая на всех фазах истории античности: среди рабов «должна была еще по большей части сохраняться живая, хотя внешне бессильная, ненависть против условий их жизни», — говорил Энгельс [13] *. Ленин считал классовую ненависть одной из движущих сил революции: «Эта ненависть представителя угнетенных и эксплуатируемых масс есть поистине „начало всякой премудрости", основа всякого социалистического и коммунистического движения и его успехов» [14] *. Все обуревавшие рабов чувства с особой силой прорывались в дни восстаний, когда оставался единственный выбор: свобода или смерть. Однако не рабам было суждено построить на земле новое справедливое общество. Подобно революционным крестьянам эпохи феодализма, они не являлись носителями исторически более прогрессивного способа производства. У рабов, как класса, не было будущего. Их историческая миссия заключалась в разрушении рабовладельческого строя и в расчистке пути для следующей формации, а не в созидании принципиально нового общества на той же экономической базе. С этой точки зрения, рабы были не в силах создать своей позитивной философии. Даже в ходе открытой классовой борьбы они не могли выработать четкой программы, ясно видеть перспективы и цели, хотя отлично сознавали необходимость перемен. Все пронизывал протест, проявляющийся в побуждениях и поступках, прямо противоположных ценностям и нормам, определявшим все социальное поведение рабовладельцев. Идеалы рабов были утопическими, практически недосягаемыми, формы идеологии — знакомо привычными, вожделенные политические порядки отдавали рутиной, ибо находились в прошлом, виделись как восстановление того, что было до порабощения, даже с «рабскими» царями, и только в редких случаях отдельные группы привилегированных рабов надеялись на «благодеяния» господ.

13

* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 311.

14

* Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 64–65.