Философия поступка. Самоопределение личности в современном обществе
Шрифт:
В этой связи представляется верной и плодотворной трактовка воли И.П. Павловым, который рассматривал ее как «инстинкт (рефлекс) свободы», как проявление жизненной активности, когда она встречается с препятствиями, ограничивающими эту активность. Как «инстинкт свободы» воля выступает не меньшим стимулом поведения, чем инстинкты голода и опасности. «Не будь его, – писал И.П. Павлов, – всякое малейшее препятствие, которое бы встречало животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни» 86 . Для человеческого же поступка такой преградой может быть не только внешнее препятствие, ограничивающее двигательную активность, но и содержание его собственного самосознания, контролирующие интересы и т. д. Такая оценка воли перекликается с мыслью К. Маркса о том, что «преодоление препятствий само по себе есть осуществление свободы» 87 . В этом своем качестве воля как «инстинкт свободы» проявляется на всех уровнях психофизиологической целостности личности, выполняет функцию подавления одних потребностей и стимулирования других, способствует проявлениям характера, самоутверждению личности от умения постоять за себя до самопожертвования.
86
Павлов И.П. Полн.собр.соч. Т. 3, кн. 1. М., 1951, с. 343.
87
Маркс
Воля не может сводиться к разновидности потребностей еще и потому, что она сама по себе не имеет положительной или отрицательной модальности. Не может быть воли со знаком «плюс» и со знаком «минус» 88 . И если уж строить шкалу воли, то она подобна не шкале Цельсия, а шкале Кельвина, где отсчет возможен только от «нуля»: воли нет, когда нет человека, но с его появлением возникает и воля той или иной степени жизнеутверждения. Она предстает противоположностью инстинкту – проявлению самосохранения, как антиинстинкт. «Инстинкт свободы» выражается в волевом усилии – напряжении, приобретающем нередко стрессовый характер, направленном на преодоление вовне и в себе самом трудностей и препятствий на пути к цели. Именно воля дает острое переживание чувства необходимости «поступить». Это чувство удачно передано в стихотворении О. Федоренко:
88
П.В. Симонов противопоставляет воле внушаемость, видя в ней «антиволю». См. Симонов П.В., Ершов В.П. Темперамент. Характер. Личность, с. 50–51.
Волевым усилием является, собственно, уже принятие определенного решения. Поэтому все содержание поступка можно рассматривать как аспект проявления «инстинкта свободы», целый ряд качеств и требований к личности как «человеку поступающему» производны от воли: в плане принятия решений – это самостоятельность, в плане перехода в действию – это решительность, в плане осуществления – это настойчивость и самообладание. Выявление общей природы и источника воли предполагает, однако, уточнение механизма ее действия. «Инстинкт свободы» является, по сути дела, «почвой», на которой сходятся разумное мышление и действие. Воля является как бы стихией, общей субъективному и объективному планам поступка, субъекту и объекту действия. Какой же из этих планов первичен в проявлениях воли? Этот вопрос определяет, в конечном итоге, основное содержание известного философского спора о детерминизме и свободе воли.
Согласно классической рационалистической традиции от Демокрита до Спинозы и Гегеля поступок есть проявление свободной воли в той мере, в какой он является следованием объективным законам действительности. Следование этим законам ведет к успеху в действиях, не следование – к неудачам (а в религиозных и мистических формах такого мировоззрения – к каре за отступление от закона). Удел человека – познать эту фатальную заданность и не уклоняться от нее как от собственной судьбы, собственного предначертанного извне пути. Согласно другой точке зрения, воля независима от объективного содержания поступка, обладает самодостаточностью, автономией и самополаганием. Такая позиция, получившая в истории философии название волюнтаризма, представлена, например, в работе А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление» 89 . Согласно Шопенгауэру, воля есть безосновное начало мира, реализующееся в различных проявлениях «борьбы всех против всех», а человек – высшая форма объективизации мировой воли. Осознать ее разумом человек не способен – она познается интуитивно. В этом плане волюнтаризм Шопенгауэра послужил источником «философии жизни» в духе Ф. Ницше и В. Дильтея, а также интуитивизма А. Бергсона, которые развили волюнтаризм в плане отказа от монизма воли как единого универсального мирового начала, приняв постулат о плюрализме, множественности субъективных воль. В формировании этой концепции явно прослеживается влияние Упанишад, интерес А. Шопенгауэра к которым был проявлен.
89
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Харвест, 2011. – 848 с. Также см.: Schopenhauer A. Transzendentalphilosophie und Metaphysik des Willens (Quaestiones, Band 2). Stuttgart–Bad Cannstatt: Frommann–Holzboog, 1991. – 476 s.
Дилемма «фатализм – волюнтаризм» несводима к дилемме «детерминизм – индетерминизм», хотя и несколько перекликается с нею. И фаталистические, и волюнтаристические концепции видят человеческое действие обусловленным, детерминированным. Различия между ними – в природе факторов и сил, осуществляющих детерминацию: либо рационалистическая предопределенность объективного хода вещей, либо стихийное действие темного иррационалистического начала. При всех различиях фатализма и волюнтаризма (а они очевидны: первый тяготеет к рациональному познанию действительности, второй – к мистическому откровению) они едины в антигуманизме. Фатализм, в том числе и в его рационалистических вариациях, элиминирует творческое начало, оставляя человеку лишь познание закона и следование ему, фактически – послушание. В волюнтаризме воля предстает темной стихией, столь же противостоящей человеку, как и «закон». Не случайно Шопенгауэр единственный путь спасения человека видел в отказе от воли, «умерщвлении» ее путем аскетического образа жизни. Антигуманность свойственна и философии жизни, хотя, согласно Ницше, путь человека – это не отказ от воли, а ее утверждение в себе как воли к власти, высшим проявлением которой является знаменитый «сверхчеловек» – хищная, агрессивная «белокурая бестия». Именно эти, наиболее темные и иррациональные моменты философии жизни были взяты на идеологическое вооружение фашизмом. И фатализм, и волюнтаризм едины в главном – они уводят волю с «поля» человеческого самосознания, делая последнее зависимым от внешних сил. Различия заключаются только в трактовке этих сил либо как разумно – «аполлонических», либо как стихийно – «дионисийских».
В этой связи следует подчеркнуть, что воля – и как понятие, и как реальный фактор поведения – исторична. Античность и средневековье не знакомы с волей в ее современном понимании. Так, античность знает идеал мудреца, но не «волевого» человека. В античном мировоззрении источником и двигателем поведения оказывается разум (нус), уподобляемый возничему, натягивающему вожжи страстей и правящему ими. Для такого поведения вполне достаточно познать разумные начала природы и жизни, а сознательный поступок предстает действием, совершенным в соответствии с правилами логики. Поэтому у Аристотеля действие и может быть заключением «практического силлогизма». В его примере из «Никомаховой этики» посылки «Все сладкое надо есть» и «Это яблоко сладкое» влекут следствием не предписание «Это яблоко надо съесть», а именно действие – съедение яблока. Фактически не знает личностной воли и Средневековье. Показателен в этом плане обряд экзорсиса – изгнания дьявола. Он мог получить широкое распространение только в том случае, если человек рассматривался как исключительно пассивное начало, как «поле», на котором встречаются внешние ему силы. В Средневековье воля наделялась самостоятельным существованием и даже персонифицировалась в конкретных силах как добрых
и злых существах. В этих силах виделись опять – таки проявления определенного разума, ставящего себе не менее определенные цели. Познание этих сил – вплоть до узнавания имени конкретного ангела или дьявола – открывало путь к «истинному» поступку.Такое понимание воли обусловлено тем, что традиционное общество фактически отрицает проявления самостоятельных начал в поведении человека. Личность выступает в нем лишь как часть рода, как программа традиций, по которым жили предки. В случае же отклонения от них она подлежит преследованию, а то и уничтожению. Неспроста поэтому воля «возникает» одновременно с личностью в Новое время. Это время не только Данте и Петрарки, осознавших и воспевших неповторимую индивидуальность чувств, но и время «Декамерона» Боккаччо, время «возрожденческих страстей». За человеком как бы признается право на творчество и даже на ошибку. Только отклонившись от нормы, выделившись из рода, он становится личностью. В традиционном же обществе право на отклонения признавались лишь за некоторыми членами общины, например за шаманом – человеком, который общается с духами предков, с иным миром, за кузнецом – человеком, которому подвластна сила огня и металла, а также за разбойником – человеком – преступником, противопоставившим себя данному обществу.
Шаман, кузнец, разбойник как люди, «вхожие» в иные миры, имели право на необычные поступки, на «отклоняющееся поведение», а значит, и на свою «необычную биографию». Можно сказать, что они были первыми личностями. Они же были и первыми носителями сознательного волевого начала в своих действиях, не сводимого к познанию рациональных начал родового поведения, закрепленных в нормах и ценностях данного общества. Они были как бы свободными от них. Не случайно под волевым поступком всегда понимается поступок свободный, предпринимаемый самою личностью, которая в себе самой находит источник и основание, цели и силы для ее достижения. Даже Георгий Конисский – христианский теолог и моралист, говоривший о Боге, ангелах, звездах, объектах и других людях как внешних причинах и основаниях поступков, писал: «Однако следует знать, что человеческая воля настолько свободна, что переносит насилие своей власти, а не власти любого другого человека или ангела. Ибо все побуждения и ангельские и человеческие относятся к объекту, к которому хотят склонить человеческую волю… На саму же чужую волю не могут наложить руку» 90 .
90
Памятники этической мысли на Украине XVII – первой половине XVIII столетия. Киев, 1987, с. 465–466.
Но не оказывается ли тем самым воля свободной и от разума, который из колесничего, правящего твердой рукой путь, человека, превращается в простого «извозчика», правящего туда, куда захочет хозяин. Не превращается ли тогда сама эта воля исключительно в своеволие? Чтобы сделать людей свободными, Бог сделал их нечестивыми, писал тот же Георгий Конисский 91 . Эта сторона проблемы составила основное содержание нравственных исканий Ф.М. Достоевского. «А что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своем глупой воле пожить!», – писал он в «Записках из подполья». По Достоевскому, сердцевиной человеческого в человеке, «тайным» человека является «свое собственное, вольное и свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хотя бы даже до сумасшествия». «И с чего это взяли все эти мудрецы, – писал он, – что человеку надо какого – то нормального, какого – то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья? Человеку надо – одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела». Для героя «Записок из подполья» важным является даже не проявление своеволия, а желание, чтобы с ним непременно считались, чтобы «уважали» это своеволие. Главная ценность личности – ее свободная воля – оказывается источником эгоистического, преисполненного гордыней самосознания. Через все свое творчество и всю свою жизнь Достоевский пронес проблему, как этот «минус» переплавить в «плюс», как соединить свободную волю с нравственностью. Именно «анализ пределов и следствий развития гордости, берущей начало в таинственных глубинах человеческой воли и питающей различные типы проявления эгоистического сознания» 92 и составляет тему творчества Достоевского.
91
Там же, с. 117.
92
Тарасов Б.Н. В мире человека. М., 1986, с. 48.
В XX столетии возникло и проделало поучительную эволюцию мировоззрение экзистенциализма, «философии существования». В его основе лежит абсолютизация свободы воли, нравственные следствия которой были предсказаны Достоевским. Экзистенциализм (М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж. – П. Сартр, Л. Камю и др.) рассматривает свободу как абсолютно свободную волю, не обусловленную никакими внешними социальными обстоятельствами. Исходный пункт такой концепции – абстрактный человек, взятый вне общественных связей и отношений, вне социально – культурной среды. Существование такого «заброшенного в мир» человека – не более чем «индивидуальное приключение», лишенное смысла, а сам человек – лишь «бесполезная страсть». Такой человек не связан с обществом никакими нравственными обязательствами и ответственностью. В результате он не только безнравствен и бессовестен, но своеволен и безответствен. Любая норма, установление для него есть нивелировка и подавление. Согласно Ж. – П. Сартру, одному из кумиров студенческого движения в мае 1968 г., подлинно человеческим может быть лишь спонтанный и не мотивируемый протест против всякой «социальности», причем «разовый», никак не упорядоченный, не связанный никакими рамками организаций, программ, партий и т. д. Абсолютизирование свободной воли лишило экзистенциализм возможности найти общее основание человеческому бытию и жизнедеятельности человека и увело в тупик стихийных, агрессивных иррациональных начал, противопоставляющих человека культуре, истории и обществу, лишающих его существование смысла, цели и ответственности.
Думается, что для прояснения природы воли весьма полезно обратиться к проблеме политической воли. Власть и воля – тесно сопряженные феномены и концепты. Еще Т. Гоббс в «Левиафане» писал о политической власти как сведении воль индивидов в единую волю. А согласно Ф. Анкерсмиту, политическая воля – смысл власти, которая не сводима к ресурсам (как это свойственно позитивистски орентированной политологии), классам, интересам, стремлениям, но и предполагает настойчивость, веру в успех 93 . В английском языке слово power означает как власть, так силу, мощность, энергию. Действительно, власть – это не только и не столько иерархия, структура органов власти, подчинение, субординация, координация. Всем им придает жизнь и силу – политическая воля. Она подобна электрическому току, приводящему в действие машины, агрегаты, приборы и прочие технические системы. Близкие параллели проводит также Ж. – Ф Лиотар, понимающий волю как интенсивность, жизненную силу, энергию, способную к разрядке 94 .
93
Анкерсмит Ф. Эстетическая политик. Политическая философия по ту сторону факта и ценности. М.: ИД ВШЭ, 2014, с. 114.
94
Лиотар Ж. – Ф. Либидинальная экономика. М. – СПб.: Ин – т Гайдара, 2018.