Философия права
Шрифт:
Примечание. Как мало единичное есть действительное лицо вне отношения к другим лицам (§ 71 и в других местах), так же мало госу{350}дарство есть действительный индивидуум вне отношения к другим государствам (§ 322). – Законность государства и, ближе, законность его княжеской власти, поскольку оно обращено во вне, есть, с одной стороны, всецело внутреннее отношение (одно государство не должно вмешиваться в дела другого) и, с другой, она также должна получить существенное дополнение в признании других государств. Но это признание требует гарантии, что государство, в свою очередь, признàет государства, признающие его, т.е. будет уважать их самостоятельность, и им, следовательно, не может быть безразлично то, что происходит
Прибавления. В словах Наполеона, сказавшего перед заключением Кампоформийского мира: «Французская республика так же мало нуждается в признании, как мало нуждается в признании солнце», заключается именно лишь сила существования, которая уже сама собою ручается за признание, хотя бы последнее никогда и не было высказано.
Непосредственная действительность, в которой государства находятся по отношению друг к другу, обособляется на многообразные отношения, определение которых исходит от обоюдного самостоятельного произвола и следовательно носит вообще характер договоров. Однако материя этих договоров бесконечно менее разнообразна, чем в гражданском обществе, в котором отдельные лица в различных отношениях взаимно зависимы друг от друга, между тем как самостоятельные государства, напротив, представляют собою преимущественно внутри себя самодовлеющие целые.
Принцип международного права как всеобщего права, которое само по себе должно признаваться между народами, в отличие от особенного содержания положительных трактатов, состоит в том, что трактаты, на которых основаны обязательства государств в отношении друг друга, должны выполняться. Но так как взаимоотношения государств имеют своим принципом их суверенность, то они постольку находятся в от{351}ношении друг друга в естественном состоянии, и их права имеют свою действительность не во всеобщем, конституированном над ними как власть, а в их особенной воле. Вышеуказанное всеобщее определение остается долженствованием, и междугосударственное состояние оказывается сменой положения, находящегося в соответствии с трактатами, и упразднения этого положения.
Примечание. Нет претора над государствами; существуют лишь, в лучшем случае, третейские судьи и посредники между ними, да и те существуют лишь случайно, т.е. согласно особенной воле. Кантовское представление о вечном мире, поддерживаемом союзом государств, который улаживает всякий спор и, в качестве признаваемой каждым отдельным государством власти, устраняет всякие недоразумения и этим делает невозможным решение их посредством войны, – это представление предполагает согласие государств, которое исходило бы из религиозных, моральных или каких бы то ни было других оснований и соображений, вообще исходило бы всегда от особенной суверенной воли и благодаря этому оставалось бы случайностью.
Спор между государствами, поскольку особенные воли не приходят к соглашению, может быть поэтому решен лишь войной. Но какие именно нарушения (а такие нарушения в охватываемой государством широкой области отношений, к которым прибавляются еще многообразные отношения между членами разных государств, могут совершаться легко и в изобилии) могут рассматриваться как неисполнение трактатов, противоречие признанию или оскорбление чести, это остается само по себе неопределенным, так как государство может влагать свою бесконечность и честь в каждую из своих подробностей, и оно тем более склонно к такой возбудимости, чем больше крепкая индивидуальность побуждается длительным миром внутри страны искать и создавать себе материал для деятельности
в области внешней политики.Но помимо этого, государство как духовное вообще не может остановиться на том, чтобы обращать внимание лишь на действительность нарушения, а непременно к этому еще присоединяется в качестве причины споров представление о нарушении, как об угрожающей со стороны другого государства опасности, причем восходят или спускаются к большим или меньшим вероятностям, к предположениям о намерениях и т.д.{352}
Так как государства со стороны их самостоятельности суть в отношении друг друга особенные воли, и сила самих трактатов покоится на этом обстоятельстве, а особенная воля целого есть по своему содержанию его благо вообще, то последнее является высшим законом в поведении государства по отношению к другому государству, тем паче, что идея государства именно и состоит в том, что в ней упраздняется противоположность между правом как абстрактной свободой и наполняющим особенным содержанием, благом, и первое признание государств (§ 331) имеет в виду их как конкретные целые.
Субстанциальное благо государства есть его благо в качестве особенного государства, взятого в его определенном интересе, в данном определенном состоянии и в столь же своеобразных внешних обстоятельствах и особенных договорных отношениях; правительство, следовательно, представляет собою особенную мудрость, а не всеобщее провидение (ср. § 324), равно как и целью в сношениях с другими государствами и принципом для суждения о справедливости войн и трактатов является не всеобщая (филантропическая) мысль, а действительно пораженное или угрожаемое благо в его определенной особенности.
Примечание. Одно время много рассуждали о противоположности между моралью и политикой и о требовании, чтобы вторая согласовалась с первой. Здесь мы должны лишь заметить вообще, что благо государства имеет совершенно другое оправдание, чем благо отдельного лица, и нравственная субстанция, государство, имеет свое наличное бытие, т.е. свое право, непосредственно не в абстрактном, а в конкретном существовании, и что лишь это конкретное существование, а не одна из многих мыслей, считаемых моральными заповедями, может быть принципом его деятельности и поведения. Воззрение о мнимой несправедливости, всегда оказывающейся в этой мнимой противоположности на стороне политики, на самом деле скорее имеет своим основанием поверхностность представлений о морали, о природе государства и его отношении к точке зрения морали.
Вследствие того, что государства взаимно признают друг друга как таковые, даже в войне, даже в этом состоянии бесправия, насилия и случайности, остается еще объединяющая связь, в которой они друг {353}друга признают в себе и для себя сущими, так что в самой войне война определена как нечто, долженствующее быть преходящим. Она содержит поэтому в себе международное правовое определение, устанавливающее, что в ней сохраняется возможность мира, что, следовательно, послы должны быть неприкосновенны и что война вообще не ведется против внутренних учреждений и мирной, семейной и частной жизни, не ведется против частных лиц.
Прибавление. Новейшие войны ведутся поэтому человечно, и одно лицо не ненавидимо другим лицом. В худшем случае личная враждебность появляется у стоящих на передовых позициях, но в войске как войске вражда есть нечто неопределенное, отступающее на задний план перед долгом, который каждый уважает в другом.
Во всем остальном взаимоотношения на войне (например, то обстоятельство, что берут пленников) и те права, которые в мирное время одно государство предоставляет подданным другого государства касательно частных сношений и т.д., основаны на нравах наций, как на сохраняющейся при всех обстоятельствах внутренней всеобщности поведения.