Философия
Шрифт:
Принимая в целом ход мысли Фейербаха, его оценку религии и отвлеченной философии как иллюзорных форм восприятия мира, Маркс сосредоточил свои усилия на открытии и уяснении источников силы и реальности порождаемых человеком иллюзий, той безусловности и могущества, с которыми свершается отчуждение человеком продуктов собственной духовной деятельности и происходит их конституирование в независимый, довлеющий над человеком и самостоятельно бытийствующий мир.
С легкой руки Фейербаха во всем стали видеть искажающее реальность отчуждение. В этой впечатляющей картине человеческого бытия безраздельно господствовала превратность, подмены и подстановки, узаконивающие неподотчетную зависимость человека от собственных творений. Решение, к которому склонился Маркс, в сущности было простым. Превратность духовных представлений есть следствие и выражение превратности
Критика младогегельянцами религии, политики, права, морали была лишь критикой сознания, покоилась на убеждении, что ложное сознание можно ниспровергнуть силой критического оружия самой мысли, овладевшей истиной. В саркастической и иронической манере основное разногласие с Фейербахом и младогегельянцами было представлено Марксом и Энгельсом в их книге "Немецкая идеология" (1846 г., первая полная публикация в 1932 г.) следующим образом: "Люди до сих пор всегда создавали себе ложные представления о себе самих, о том, что они есть или чем они должны быть…Порождения их головы стали господствовать над ними. Они, творцы, склонились перед своими творениями. Освободим же их от иллюзий, идей, догматов, от воображаемых существ, под игом которых они изнывают. Поднимем восстание против этого господства мыслей. Научим их, как заменить эти иллюзии мыслями, отвечающими сущности человека, говорит один, как отнестись к ним критически, говорит другой, как выкинуть их из своей головы, говорит третий, — и… существующая действительность рухнет."
Эти невинные и детские фантазии образуют ядро новейшей младогегельянской философии, которую в Германии не только публика принимает с чувством ужаса и благоговения, но и сами философские герои также преподносят с торжественным сознанием ее миропотрясающей опасности и преступной беспощадности".
Так, в развитии постгегелевской философии была обозначена новая ситуация, потребовавшая иных установок сознания и переопределения его целей. Перед Марксом встало сразу несколько взаимосвязанных и разнородных по своему существу задач и направлений мысли. Они включали в себе следующее:
— критическое изображение "скрытого" существа превратности мира человеческой жизни, ответственной за рождение и действенность иллюзорного сознания (разнообразных видов идеологии);
— позитивную концепцию человека и его деятельности (в том числе и деятельности его сознания) в пространстве исторического существования;
— обновление способов теоретического постижения реальности, порывающих с поставленными под принципиальное сомнение приемами и методами идеологического сознания, в том числе и философского, бывшего таковым изначально.
Интерес, пробудившийся у Маркса в начале 40-х годов к коммунистическому движению побуждает его оставить свои демократические и либеральные взгляды и выступить с радикальной критикой того общества, естественным восполнением которого было иллюзорное сознание. "Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории, состоит — после того как разоблачен священный образ человеческого самоотчуждения — в том, чтобы разоблачить самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким образом, в критику земли, критика религии — в критику права, критика теологии — в критику политики". В отличие от младогегельянцев для Маркса главный предмет критики не столько само ложное сознание, сколько те социальные порядки, которые придают действенность и устойчивость этому сознанию (включая в него и идеологию либерализма, демократического правосознания в качестве форм буржуазного классового сознания). Эта критика была вдохновлена идеей широко трактуемой человеческой эмансипации, отличаемой им от политической, уже утвердившейся в ряде европейских государств в ходе буржуазных революций.
Политическая эмансипация — логическое завершение господства над человеком разнообразных форм отчуждения. "Феодальное общество было разложено и сведено к своей основе — человеку, но к такому человеку, который действительно явился его основой,
к эгоистическому человеку". Составив важнейшую предпосылку политического государства, этот человек и был признан последним в отвечающих ему правах. Маркс замечает, что ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, замкнувшегося в свой частный интерес и озабоченного лишь сохранением своей собственности и своей эгоистической личности.Упрочилось и место религии в обществе политической эмансипации. "Она уже не является духом государства, где человек — хотя и в ограниченной степени, в особой форме, в особой сфере — ведет себя как родовое существо, в сообществе с другими людьми; она стала духом гражданского общества, сферы эгоизма, где царит bellum omnium contra omnes. Ее сущность выражает уже не общность, а различие". Это раздвоение человека на публичного и частного человека, перемещение религии из государства в гражданское общество есть завершение политической эмансипации. Религиозный дух теперь осуществляет себя в мирской форме, что и оказалось достижимым именно в демократическом обществе. "Не христианство, а человеческая основа христианства есть основа этого государства. Религия остается идеальным, немирским сознанием его членов, так как она — идеальная форма той ступени человеческого развития, которая осуществляется в этом государстве". Суверенитет человека фантастический образ, мечта, постулат христианства, — предстает теперь как осуществленный мирской принцип.
В критико-морализаторской риторике Маркса, обращенной к гражданскому обществу, значительное место занимает обличение самых различных его проявлений, базирующихся на господстве эгоизма и практической потребности. Так, деньги живописуются им как Бог практической потребности, как своего рода олицетворение мирового зла. Включившись в полемику по вопросу о так называемой политической эмансипации еврейства, Маркс использует его расхожий образ для критики как самого гражданского общества, так и для обмирщающегося в нем христианства. "Деньги — это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога…
Бог евреев сделался мирским, стал мировым богом. Вексель — это действительный бог еврея. Его бог — только иллюзорный вексель". Отмечая, что еврейство достигает своей высшей точки вместе с завершением гражданского общества, а последнее является плодом именно христианского мира, он заключает, что только при господстве христианства все национальные, естественные, нравственные, теоретические отношения превратились в нечто внешнее для человека, а место родовой общности занял мир пронизанных эгоизмом, атомистических, враждебно друг другу противостоящих индивидов. "Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство. Христианин с самого начала был теоретизирующим евреем; еврей поэтому является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем…Только после этого смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества".
Совершенно ясно поэтому, что поскольку гражданское общество "из собственных своих недр постоянно порождает еврея", то и общественная эмансипация еврея есть "эмансипация общества от еврейства".
Итак, порождаемое этим обществом и государством превратное мировоззрение — надежное свидетельство его собственного превратного характера. Борьба с религией — это косвенно и борьба с этим обществом "духовной усладой" которого является религия.
Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа".
В чем же усматривается Марксом положительная возможность эмансипации, преодоления отчуждения и возвращения человеческого мира, человеческих отношений к самому себе? Она связывается с образованием класса, "скованного радикальными цепями", класса той общественной сферы, над которой тяготеет "не особое бесправие, а бесправие вообще, которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право", одним словом, такой сферы, "которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путем полного возрождения человека. Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат".