Философский камень (Книга - 1)

Сворень толкал Тимофея в бок.

– Чего задумался? Ну? Куда мы теперь?

Они посовещались. Пойти прямо в тайгу и там у костра переспать? Или остановиться на ночевку в селе?

Тимофей вдруг заволновался.

– Слушай, давай в селе остановимся. Узнаем, поправилась или нет Людмила? Интересно же! Может, и сам капитан Рещиков какую-нибудь весть о себе подал! Может, Виктор нашелся...

Сворень пожал плечами:

– А на что тебе они? На что, скажи мне, пожалуйста?

– Ну, я не знаю... Совесть не позволяет пройти мимо и даже не спросить.

– Совесть! Совесть! Перед кем из них ты совестью своей обязан?

– Перед собой...

– А! - Сворень пренебрежительно махнул рукой. - Ладно! Пошли в село. Не ради совести твоей, а ради того, что без нужды на сырой земле у костра валяться не хочется.

В Худоеланской и раньше Тимофей бывал не часто. А теперь прошло столько лет! Ни людей, ни дворов не узнать.

Тимофей припоминал, как тогда они шли по длинной улице из дома в дом. Начали с въезда от тайги - тут живут точно Флегонтовские, тетка Настасья с двумя дочерьми и дед седой, - потом ходили долго, пересекли не то овражек, не то застывшую речку...

А сейчас идут, идут, но речки никакой нету. Избы, дворы непохожие. Уже чуть не все село прошли... Может быть, этот дом? Так ворота новые...

Свореню надоело:

– Давай спросим!

Улица в этом краю села была пустынной, словно выметенной ветром. Только кое-где бродили телята, копались в навозе куры и, влажно похрюкивая в подворотнях, ворочались залепленные грязью свиньи.

– По-моему, все-таки этот вот дом... - показал Тимофей.

И тут же возле изгороди появилась вскудлаченная девчонка. Угрюмо потянула полотнища тесовых ворот на себя, глянула и остановилась.

– Эй, девушка! - окликнул ее Сворень, слегка покачиваясь на каблуках и красуясь своим орденом и блестящими ремнями.

– Послушай, не здесь ли живут Голощековы? - прибавил Тимофей.

– З-здесь, - запнувшись, ответила девчонка.

Отмахнула прядь темных волос, открыв прямой, высокий лоб, сразу от этого словно бы повзрослев. Боком, боком пошла, потом почти побежала по улице. Тимофей успел разглядеть, что глаза у нее угольно-черные и наполнены не то страхом, не то болью и глубокой тоской.

Уж не Людмила ли это? Ну конечно, Людмила!

Он вздумал окликнуть ее, остановить, но девушка была уже далеко.

11

В избе их встретили тоже со страхом: уж очень нежданны-негаданны оказались гости. С чего военным, в блестящих ремнях, без сельского начальства в крестьянский дом заходить? На милицию не похожи. Может, это как раз и есть чека, про которую всяко рассказывают?

Молодые Голощековы разом поднялись из-за стола, Трифон с Еленой толкнулись в углы. Только старики - дед Евдоким и бабушка Неонила - остались сидеть на своих местах.

Поздоровались, как полагается той и другой стороне. Сворень сразу приступил к делу.

– Вот что, хозяева дорогие! Девочка раненая у вас оставалась. Жива она?

Камень с плеч! Все свободно задвигались. Дед Евдоким просветленно всплеснул руками.

– Ну, робята, и напужали вы нас! Теперь опознал я тебя, малый, как есть опознал! Вот время-то как шастает! Сколько годов минуло? А девчонка выходилась, как же, выходилась, девицей стала. Невестой. Живая, здоровая. Да ты что же, Варвара, сади гостей за стол, потчуй!

И Варвара засуетилась, загремела посудой.

– Сюда вот, сюда пожалуйте, - показывала она. - Вы, стало быть, за ней? Вот слава те господи! В саму пору. Берите, берите с плеч наших заботу. Выходили вам, сберегли. Да пейте, пейте чай, покушайте калачи, ватрушки, пожалуйста!

Она подсовывала Тимофею и Свореню лучшее, что стояло на столе. Мигом спустилась в погреб и принесла оттуда еще сметану, творог, крупную голубицу, ягоду к ягоде. Заволновались и старики: вот ведь как - забирают "белячку". Привыкли к ней все-таки...

Тимофей встревоженно взглянул на Свореня. Но Свореня не так-то легко было смутить.

– Нет, дорогие хозяева, вы что-то поднапутали, - сказал он, вставая из-за стола и одергивая гимнастерку. - Мы зашли только узнать: жива ли, здорова.

– Так вы чего же это? Шутки над нами шутить? - Лицо у Варвары враз потемнело, а шея покрылась красными пятнами. Она подергала воротник кофты, задохнулась в свистящем вскрике: - Шу-утки!

Тотчас вступился и Семен, зарокотал глухим баском:

– То ись как? Тут и я тогда рядом был. Слышал весь ваш уговор, точный. А как? Како получается ваше слово? Дал - держи.

– Не понимаю... - начал Сворень.

Все смотрели на него. Он старший. И годами. И знак наградной у него на груди.

– Чего не понимать-то, - заторопилась Варвара. - Забирайте, по слову своему, да и вся недолга. Соберем ей в дорогу что полагается.

– В тот раз раненая она была - дело другое. Не щенок все же, отлежаться надобно. Отлежалась, выходилась, в самостоятельность вступила, как же полных шешнадцать лет, - проговорил дед Евдоким, поглаживая бороду и метнув строгий взгляд в сторону Варвары. - Мы это все как есть понимаем. А теперь сдаем девицу по всей чести, по уговору.

– Так мы же, деда, едем сейчас в Москву, по государственному делу! сказал Сворень, вдруг припомнивший во всех подробностях, как они сговаривались с дедом Евдокимом, били друг друга по рукам. - Куда сейчас она с нами?

Ему хотелось весь разговор обратить в шутку.

– Стало быть, вам - куды? А нам? Зачем нам "белячку-то" дольше держать? - опять закричала Варвара.

– Ну, а если бы мы сейчас не зашли с Тимофеем, просто мимо проехали бы, тогда как? - уже сердясь, спросил Сворень.

Вот накатилась негаданная беда, в самом деле!

– У всякого своя совесть, - степенно разъяснил дед Евдоким. - А уговор честный был. Словами своими зачем же зря кидаться? Варвара чисту правду говорит: девица девицей, а "белячка" вовсе нам ни к чему. В кулаки ишшо нас из-за нее произведут... Дело ваше, хозяйское. А по совести, так увозите.

Тимофея тоже стал одолевать гнев. Как безжалостно эти люди говорят о Людмиле! С какой злостью, даже ненавистью. Недаром она при встрече у ворот показалась ему испуганной, загнанной. Черная тоска стояла у нее в глазах. Он поднялся, отодвинув недопитую чашку молока. Сказал осуждающе, резко: