Философы с большой дороги

– Весьма тронут, что ты столь веришь в меня как в философа, но... Я, знаешь ли, никогда не претендовал на то, что как философ я чего-то стою. Давно сошел с дистанции. Если и выходил на беговую дорожку. Кроме того, моя сфера – история философии; точнее – история философии до эпохи императора Юстиниана. До того, как в 529 году он закрыл Академию в Афинах. В философах император видел возмутителей спокойствия. Он явно переоценивал их, зачислив в одну компанию с шарлатанами, мошенниками и прорицателями всех видов: гадающими по дыму, пеплу, крику петуха, зеркалу, полету птиц, камушкам, линиям на ладони... А ведь были еще те, что предсказывали будущее по грому и молнии, по жребию, по рыбьему пузырю, закатному солнцу, снам. Прибавьте сюда колдунов, некромантов, гаруспиков... Свиток, в котором содержался бы один только список всех типов прорицаний и дивинаций, бывших тогда в ходу, растянулся бы как минимум на целый стадий. Так ли удивительно, что всем этим предсказаниям не очень-то верили?

Зонара [Зонара – византийский историк] полагает, что Юстинианом двигало всего лишь желание сэкономить на жалованье, выплачиваемом преподавателям Академии [Со времен Марка Аврелия философские школы в Афинах подерживались за счет государства]. Неоплатоники подались в Персию, в надежде потрясти мошну правившего там Хосрова I, но он оказался весьма прижимистым типом. А мы – мы получили то ли пятьсот, то ли тысячу лет мумбо-юмбо вместо философии. Временные границы этого периода зависят исключительно от вашей щедрости.

– Кажется, мне ясно, как решить проблему, – объявила Жослин. – Вы ограбите банк, воспользовавшись именно тем, что они ждут ограбления. Надо просто сыграть на их самоуверенности.

Я удивился, услышав, как помощница управляющего банком, в чем мать родила, готова недвусмысленно потакать грабежу.

– У тебя есть идея? – полюбопытствовал я. Не то чтобы мысль о заранее объявленном бенефисе денно и нощно терзала мое сознание, но кто из нас не ценит лестную репутацию в глазах окружающих. Истинное удовлетворение дает лестная репутация в глазах какой-нибудь небольшой группы избранных. Юпп был одним из очень немногих людей, в чьих глазах я обладал лестной репутацией, и пусть я ощущал примерно то же, что и грейпфрут, брошенный с Эйфелевой башни и несущийся навстречу мощенной брусчаткой мостовой, мне хотелось оправдать мнение напарника и не ударить в грязь лицом.

– Все, что от вас требуется, – быть там в духе, а не во плоти.

И она выложила мне идею.

Я возопил – то был не вопль «эврика», вызванный ее находчивостью, а лишь следствие соприкосновения с лезвием столового ножа, которым я пользовался накануне вечером и который пригрелся в моей постели столь удачно, что я опустился на него всем весом моего тела.

* * *

Великая дата

Для оповещения мы использовали компьютер, который обеспечил доведение нашего коммюнике факсом до редакций газет. Последним получателем сообщения стояло Главное управление полиции города Тулона. Жозеф-Артур, Юппов кутюрье, оказался докой по части компьютеров, так что тут проблем у нас не возникло. Вооружившись компьютером, Юпп забрался в канцелярию местного лицея и оттуда послал уведомления заинтересованным лицам. Компьютер и пару сотен экземпляров изданий греческих философов он оставил тамошним студентам («вооружил молодежь») в качестве нашей визитной карточки. По его мнению, посылать извещения по почте было бы слишком просто. Кроме того, Юпп оставил в лицее нашу фотографию: полароидный снимок, на котором мы стоим, широко улыбаясь и приветственно подняв бокалы с вином. Мы позировали в темных очках и тогах, при этом Юпп съехидничал:

– Что-то мне кажется, это единственная наша фотография, которую они не будут рассылать для опознания.

Заявление: «Сущее преходяще. Лучшее преходяще. Банки. Бабы. Банды. Возвещаем о себе сами, дабы облегчить труд охраняющих порядок. Когда восьмерка встретит восьмерку [То есть 8.08 – восьмого августа], не подойдет месяц к концу, как Банда Философов совершит ограбление; и более ограблений не будет. Как ни противодействуй полиция, тщетны будут ее усилия остановить нас. Те же, кто обратится, получат автограф. Тулон. Главная площадь. Банк. Ждите – тщетно. Стойте крепко. Мы действуем наверняка».

Мы мило проводили время в загородном доме, когда на пороге возник Юпп, пришедший сказать, что наша весть ушла в мир. Остаться он отказался, сославшись на то, что ему необходимо продолжить строительство бассейна.

* * *

Что выяснилось за неделю о назначенном вскоре «последнем банковском ограблении»

Понедельник

Юпп смотрел кино: женщина на экране мылась под душем. Выглядело это очень... натуралистично: отвратительное освещение, купальщица принимала душ долго и обстоятельно – видимо, это все же была любительская съемка.

– Просто поразительно, на что способна волоконная оптика, попав в умелые руки – не будем уточнять чьи, – усмехнулся Юпп. Кассета была отснята частными детективами, которых Юпп нанял через Жозефа-Артура. Исполнители явно собаку съели на делах, связанных с неотомщенной любовью. Однако кассета была лишь частью их «улова». По мнению Юппа, сыщики подошли к делу основательно: им удалось сорвать всякие покровы с жизни «объекта», включая одежду. Они отследили всю корреспонденцию, поставили на прослушивание телефон, расспросили соседей, подняли медицинскую документацию, заглянули в банковский счет дамы, покопались в помойке (баночки из-под увлажняющих кремов, очистки кабачков-цуккини и пр.) и в печатном виде изложили это все Юппу, который пытался разгрести доставшуюся ему кучу документов, одним глазом поглядывая на экран.

До ограбления оставалось три недели, а Юпп так ни разу и не поинтересовался у меня, как мы провернем это дело.

– Эти парни берут дорого, но дело знают. У меня все утро ушло на то, чтобы прочесть их писанину – чего там только нет. Кое-что, накопанное ими, доставляет удовольствие, – он махнул рукой в сторону экрана, – а кое-что заставляет поморщиться.

– А в итоге?

– Она живет в Париже. Квартира ее. Или она уже полгода, не меньше, у кого-то на содержании. Незадача только в одном – отгадай, чем она занялась, оставив карьеру модели? Ты будешь смеяться! Такое и представить-то невозможно. Отгадай!

– Ну не философией же?

Перед моим мысленным взором предстал ее стремительный путь к славе – вид анфас, в полный рост, – одного этого достаточно, чтобы войти в плеяду лучших философов современности.

– О нет, – ответил Юпп с ухмылкой, хотя я на его месте не стал бы так этим забавляться. – Нет! Она пошла работать в полицию!

Он поднялся на ноги:

– Пойду узнаю, как там дела с бассейном.

Вторник

Время назначено.

В голове клубилось множество мыслей – неминуемое следствие утреннего пробуждения, но ни одна из них не имела отношения к ограблению банков. Все эти годы я жил как у Христа за пазухой – и толку?

Я почти ничего не сделал на избранном поприще. Само занятие философией вызывало и вызывает у меня лишь ядовитую иронию, замечу в свое оправдание, что история нашей науки – просто-напросто ряд скандалов в благородном семействе, гротескная эстафета: очередной умник, взгромоздившись на плечи предшественников, норовит покусать коллег, разорвать их в клочья, представьте стаю пираний, где каждая рыбка обгладывает плывущую впереди. Чуть что, коллеги-философы тут же хватаются за ножи.

У студентов я вызывал лишь стремление поскорее от меня избавиться. Мало кто проходил на мои занятия больше триместра. Мало кто горел желанием совершить долгую прогулку в сумерках до Теннисон-роуд, дабы удостоиться беседы с научным руководителем в обществе двух допившихся до потери сознания австралийских грузчиков, прикорнувших на полу. Одна юная леди заявилась ко мне, желая получить порцию откровений о Брентано, бросила взгляд на чучело сычуаньского землеройкокрота (не имевшее ни малейшего отношения к вашему покорному слуге – то был единственный предмет, доставшийся мне по наследству от бывшего владельца дома), пробормотала «простите», хлопнула дверью и, добежав до конца улицы, повернула налево, к вокзалу, где села на поезд, идущий в Лондон, чтобы навсегда покончить с университетской карьерой и философией – для этого ей хватило сорока минут общения со мной. То был величайший провал, который мне довелось испытать в этой жизни.

И все же на смену одним возникали другие. Похоже, студентов, изучающих философию, университет плодил быстрее, чем я успевал с ними расправляться. Хотя в какой-то момент я стал подозревать, что деканат просто решает за мой счет свои проблемы: как избавиться от этого бездельника? этого шута горохового? этого тупицы? Да отправьте вы его к Гроббсу! Нечто удивительное происходило всякий раз, как очередной студент спускался по Теннисон-роуд к моему дому, после чего, не без моего участия, его жизнь делала резкий зигзаг и текла уже в ином направлении.