Финальная бойня

Набрал восемь штук магазинов, из тех, что подходили, заглядывал предварительно в горловину, проверяя, какой патрон внутри. Почти у всех они были либо стандартными, армейскими, либо повышенной пробиваемости. У одного были бронебойно-трассирующие. Как раз у того, который убил Чеха. Вот поэтому бронежилет его и не спас.

Подошел к бойцу в экзоскелете. У него был ручной пулемет, и магазины, соответственно, большие, барабанные. Зато патрон оказался хороший, и их было много. Рюкзак у него тоже был, а свой я оставил в палатке, чтобы не мешался. Так что я с большим трудом перекантовал труп, стащил рюкзак и запихал туда найденные магазины. Пригодится, потом вылущу.

Нет, можно и так стрелять, они к моему автомату подойдут, но неудобно будет. Да и ненадежные эти барабаны, неподачи частые. Сейчас куча коммерческих магазинов для разного оружия, но ничего лучше стандартных армейских так и не придумали. Особенно новых, где и покрытие специальное, чтобы они в руках не скользили, и окошки есть, чтобы посмотреть, сколько патронов осталось внутри.

Проверил остальные подсумки и достал оттуда несколько гранат. Причем, не простых, полностью металлический корпус с несколькими катушками. И были они очень тяжелыми.

Твою мать, это же плазменные гранаты. Новейшая разработка, очень мощный конденсатор и бак с ионизированным газом. Активируешь ее, и несколько метров вокруг превращаются в местный филиал ада. Я таких даже не видел ни разу, даже у Новомосковских решал их было не купить. Кто-то, конечно, воровал их с военных баз, да только разлетались махом.

Откуда они у него?

Да ясное дело, оттуда же, откуда экзоскелет. Из контейнера. Жаль, что у нас толком времени обыскать контейнер не было, иначе, может быть, и мы такие нашли бы. А они большим подспорьем стали б. Это можно сразу десятка два мертвецов сжечь.

А можно и не мертвецов. Положить одну такую под Чеха, так труп его сразу же сгорит. Вот тебе и похороны, можно сказать, в огне, как в старые времена людей хоронили. Нужно только тело Ники отыскать и сюда притащить. Пойду, пройдусь, посмотрю, что и как.

Я выхватил из креплений на бедре топор и двинулся в сторону выхода с площадки, которая стала ареной для последнего боя. Через бруствер из мертвых тел приходилось перебираться. Вот ведь шоураннеры профессоры, как они думали, я здесь жить буду? Тут через неделю дышать невозможно будет от всей этой мертвечины, которая гнить начнет. А еще через какое-то время на вонь столько тварей набежит, что только и успевай отбиваться.

Нет, в Кремле задерживаться нельзя, однозначно. Нужно забрать то, что в дороге может пригодиться, да двигать. Потому что скоро тут жарко будет.

В окрестностях зомби не было, никого я не встретил. Только мертвые тела. Вперемешку участники шоу и монстры разных мастей. Много, очень. Думаю, что пару тысяч мы за сегодня перебили общими силами, хотя для города-миллионника это не так уж и много. Даже если их здесь тысяч пятьсот, то это всего лишь капля в море.

А вот вести себя надо аккуратно. Потому что по мне могут и снова этой дрянью с небес долбануть. Понятное дело, что пережил я ее получше, чем остальные, наверняка за счет экранирующего поля, ну и модулятора боли. Но все равно, они ведь и импульс посильнее могут подобрать.

Прошел мимо убитых и остановился возле трупа Ники. Ее уже успели погрызть, объели лицо, ноги, но в целом девушку еще можно было узнать. Во-первых, потому что я знал ее снаряжение, а во-вторых, по ее рукам со встроенными в них клинками. Вот и она.

— Ну что ж, — проговорил я. — Не спас.

Наклонившись, я подхватил тело девушки, аккуратно, чтобы не перепачкаться в крови, и пошел обратно. Она показалась мне удивительно легкой, хоть все мышцы и расслабились, и, казалось бы, наоборот, должна как мешок висеть.

Вернулся обратно на площадку, где мы сражались в последнем бою, положил ее возле Чеха. Подумал, прикрыл им лица. Неприятно мне было смотреть на уже успевшие побледнеть лица мертвых друзей. Привык, что они живые, улыбаются и смеются или наоборот, привык видеть мимику, эмоции. А тут ничего этого нет, словно маски восковые.

— Простите меня, — проговорил я. — Ты, Ника, прости за то, что не спас. Не успел. Ты, Чех, прости за то, что тебе меня прикрывать пришлось. Может быть, ты и прав был, что надо было раньше валить, а тебя одного оставить. Ты крутой, сам бы наверняка справился, и сейчас уже в Новую Москву летел бы.

Слова лились сами собой, сплошным потоком. Я нес какую-то чушь мертвым друзьям, хоть и понимал, что они меня уже не слышат. И никогда не услышат.

Слово-то какое страшное, верно? Никогда.

Говорят, мол, никогда не говори никогда. Но смерть — это навсегда. Максимум, что мы можешь оставить после себя — это чип с голограммой, на которую будут записаны несколько сотен реплик. Имитация разговора для скорбящих родственников, ничего общего с душой.

Да, эта технология уже вышла на широкий рынок, но даже те, кто ее будут покупать, с годами все реже будут доставать чип с полки, на которой он будет храниться. Их дети же забудут про него. И так далее.

После нас не остается надгробий, которые можно посетить. Труп отправляется в переработку, импланты и здоровые органы изымаются для повторного использования, а все остальное идет на удобрения. То, что остается, сжигают в крематориях. Но позволить себе содержать нишу в колумбарии хоть сколько-нибудь долго могут далеко не каждые.

И эти чипы — очередная попытка человечества победить смерть. Но лекарства от этой, самой страшной болезни, так и не изобрели. И, скорее всего, никогда не изобретут, потому что это экономически невыгодно. Количество ресурсов на планете ограничено, особенно сейчас, когда продолжительность жизни выросла в несколько раз.

Но никогда — действительно страшно. Обреченно звучат эти слова. Так же, как и понимание того, что до самого конца моей жизни мне не видать покоя.

— А может быть, и нет. А может быть, нас взяли бы сразу на выходе. И снова пришлось бы убивать. Да, наверное, и теперь придется. Но я буду вас помнить.

Я умру, и кто будет меня помнить?

Мои враги. Разумовский, Темноводов, пиджаки из «РосИнКома», остатки банды Резаков. Они вздохнут с облегчением, когда узнают, что я отправился в переработку. А потом забудут. Некоторые перечеркнут досье красным маркером и отправят его в архив.

Мои поклонники? Князя же помнили. Но он совсем другое, он одиозная личность, и он не умер. Просто пропал. Его искали, и эта тайна будоражила всем мозги. Он был Легендой.

Я тоже умудрился стать Легендой в свои годы. Но родится новая, и она затмит меня.

Мои достижения ничего не стоят на далекой дистанции. Тем более, что они — это всего лишь кровь и боль.

— Пиджаки привыкли вершить судьбы. Пора им напомнить, что они — не боги.

Не Боги. Но заигрались в богов. В нашем мире победившего потребительства и корпоративизма они давно сравнились с правительством. Охренели от своей безнаказанности. Кто-то мечтает попустить их, как слабые умом рокеры, каким я был раньше. Другие наоборот льнут, в надежде поймать хоть немного благ, что им хоть чуть-чуть обломится.