Фиолетовый меч
Шрифт:
– А отказаться нельзя было? И кто такая – Великая Мать?
– Отдать жизнь за свой народ – это огромная честь, от нее не отказываются. А та, о ком ты спрашивал… Она уже ждет тебя. Если ты кончил завтракать – пойдем, покажу дорогу.
Элан с некоторым удивлением обнаружил, что чаша с фруктами на столе пуста.
– Кажется, я заболтался. Теперь живот прихватит.
Улаайн откинул голову и рассмеялся, заглушив даже пенье птиц.
– Не бойся, ничего с тобой не будет. Это манилья – фрукты наших деревьев, которые те специально выращивают, чтобы полностью удовлетворить все потребности эльфов. Конечно, обычно достаточно одного-двух плодов. Но тебе нужно было восстановить силы, да и избавиться от чувства голода в путешествии на пару недель – не самое плохое начало, ты не находишь?
Светоч древа неторопливо вел Хранителя сквозь переплетения коридоров, своими бесконечными
– На!
Оскаленные лица, свист кроваво отсвечивающих клинков со всех сторон – сзади, с боков, спереди. Под ее ударом чья-то голова раскалывается, как спелый арбуз, и ошметки чьих-то мозгов и крови летят во все стороны, мешая оценивать обстановку. Это был не торжественный бой турнира, когда противники сходятся, предварительно обговорив условия, под торжественный грохот труб, чтобы продемонстрировать свое умение… Это был удар из-за угла, когда нападают подло, исподтишка, стремясь уничтожить побыстрей и попроще.
– Получи! – Драконесса перехватила свой клинок обратным хватом и принялась полосовать прямо перед собой, в горячке боя не разбирая, кто перед ней – свои или враги.
Пришлось нарастить мышцы на руках и дополнительную чешую на теле, но все равно было жарко. Жарко и мокро. Десятки воинов бестолково лезли к ее телу, чтобы, ткнувшись клинками, отпрянуть, застыть растерянными щенками, ожидающими игры и получившими отпор, а потом упасть на землю, застывая уже навсегда. Нет, это был не бой. Эта короткая схватка и не задумывалась как нечто честное и незаурядное – обычная засада в укромном леске, побоище, когда трое на одного, вдобавок подготовленные и хорошо вооруженные – на безоружных. Однако, как часто бывает в жизни, приманка стала охотником, жертва – жрецом, и теперь последние из нападавших оседали на землю, сжимая бесполезные, обрубленные клинки – и недоумение билось в их стекленеющих глазах.
Грея опомнилась и остановилась. Небольшой лесок, в который завела их дорога, оказался буквально завален трупами – своими и чужими. Впрочем, своих было мало. Зная цену ярости в глазах драконессы, они благоразумно отступили назад, защищая ее спину и спасаясь от всесокрушающего гнева. Пострадали лишь те, на кого обрушились клинки разбойников в самом начале схватки. И среди них…
– Ракх-инти! Ты мне нужен! Не смей умирать!
Несколько молодых раконцев, с безнадежным видом пытающихся перетянуть огромные раны на теле жреца, отпрянули в сторону от подлетевшей драконессы. Та, моментально разорвав острыми когтями тряпки и остатки одежды, обнажила раны, от которых человек умер бы мгновенно, а раконец умирал за несколько минут, вскрыла себе вену и принялась лить свою кровь прямо во внутренности Ракх-инти. Тело жреца выгнуло судорогой, он что-то нечленораздельно закричал – и кровь дракона вспыхнула. Яркое бездымное пламя поднялось над уже начавшим остывать телом. Грея несколько секунд с умиротворенным видом вслушивалась в полный страдания крик несчастного. Оставшиеся в живых раконцы, глядя на благостное выражение морды драконессы, попятились к деревьям. Наконец решив, что лечебную процедуру можно закончить, она наклонилась к горящим ранам – и выдохнула. Огонь, смешавшись с огнем, вспыхнул – и исчез, оставив вместо себя здоровую кожу с тонкими полосками шрамов.
– Что… Что это было? – Ракх-инти пытался приподняться, с ужасом глядя на собственное тело.
– Я так понимаю, засада… – Грея небрежным тычком вернула раконца в прежнее положение, одновременно несколькими энергичными жестами дав понять остальным, что ей нужны носилки. – Скорее всего, кто-то догадался, что за смутой в стране стоит твой клан.
Старый жрец рассмеялся, тут же закашлявшись.
– Если бы кто-то из правящей партии хотя бы заподозрил, что происходит – засада была бы иной. А так… – Он небрежно махнул рукой. – Просто подстраховка, устранение недовольных. Но я о другом. Что ты сделала со мной? Разве драконы умеют лечить? Никогда о таком не слышал!
– А ты согласился бы на лечение, если бы знал, что тебе предстоит? – Грея почти мурлыкала.
– Нет! – содрогнувшись, ответил Ракх-инти. – Никогда! Даже ради спасения собственной жизни! Вновь пройти через такую боль…
– Ну вот поэтому никто и не знает о драконьих методах лечения. Разве из сказок, и то весьма приближенно. Ты слышал о живом и мертвом огне?
– Огне? О воде…
Грея фыркнула.
– Дилетанты. Даже сказку сочинить толком не могут! Кровь дракона – это живой огонь, он течет в жилах бессмертного
существа и сам по себе несет жизнь. Однако стоит крови оказаться вне дракона – и через несколько мгновений она начинает умирать, уничтожая все вокруг. По разрушению ничто не может сравниться с ней – кроме дыхания дракона. Вылетая из пасти, огненное дыхание, изначальное мертвое, прошедшее через огненную глотку, встречает живое – и обретает жизнь на краткий миг горения пламени. И только дракон может соединить несоединимое, дав огню силы созидать, а не разрушать.– Но все-таки, Великая… Почему ты меня спасала?
Драконесса улыбнулась.
– Потому что пора смещать ваш верховный клан, а заодно немного подкорректировать вашу демократическую систему управления. Уж больно она уязвима. И ты, как представитель древней династии, мне идеально подходишь.
Ракх-инти подавился вздохом, с испугом уставившись на Грею. Как она узнала?
Аромат роз витал в воздухе, заполняя терпким запахом пространство небольшого зала. Элан осторожно прошел вперед, не обратив внимания, что Улаайн остался на пороге и прикрыл дверь, словно опасаясь лишний раз потревожить ту, кого чтил больше всего. Под ногами что-то похрустывало, Хранитель, сделав несколько шагов, остановился, чтобы оглядеться. Зал не имел окон, и стены были оплетены чем-то более плотным, чем листва. Единственный источник света – небольшие щели под потолком – создал в комнате сумрак, словно у обитателя этого зала болели глаза.
– Осмотрись, это интересно, – буркнул Меч, старавшийся во время пребывания у эльфов говорить поменьше.
Конечно, разговоры меча и Хранителя – дело интимное, но кто их знает, этих ушастых?
В зале словно посветлело. Элан принялся оглядываться по сторонам, изучая убранство помещения. Вначале он решил, что потолок, стены и пол покрывают корни, но теперь, присмотревшись, понял – это волосы. Все было задрапировано волосами – живыми, струящимися, того бронзово-каштанового оттенка, который заставляет мужчин восхищаться, а косметические фабрики тратить кучи денег, пытаясь искусственно создать то, что доступно лишь природе. Косы, косички, ковры из волос, просто свободно лежащие пряди – все это образовывало какую-то сложную и совершенную картину, игру света и тени, дополняемую лишь бутонами распустившихся роз. Они росли здесь повсюду – на полу на стенах, на потолке, непостижимым образом проходя сквозь пряди – или вырастая из них? Чем дольше вглядывался Элан в игру каштановых оттенков, тем больше ему казалось, что здесь скрыта некая истина. Но стоило ему вглядеться, и все ускользало, скрывалось под водопадом волос. Элан осторожно тронул одну прядь – та легко отошла в сторону и тут же вернулась на место.
– Оставьте попытки, юноша, и подойдите ко мне. Все равно понять, что скрывается под моим рисунком, вы сможете, прожив никак не менее трехсот лет.
В центре зала шевельнулась фигура – и Хранитель заметил женщину, скрытую под копной сложной прически. Бронзовые руки легко откинули назад гриву волос, теперь отсвечивающих медью – и перед Эланом показалась эльфийка. Глядя на статную, крепкую фигуру, он понял, почему аллорны называют ее Великой Матерью. До сих пор все увиденные им женщины эльфов были похожи на подростков – худенькие, гибкие, грациозные, они оставались юными и в пятьсот, и в тысячу лет. Сейчас же перед ним стояла настоящая женщина – глядя на ее налитое тело, Элан вспомнил землю и подумал, что Рубенс отдал бы за такую натурщицу все свои картины вместе взятые.
– Ты – гость народа аллорнов, но я пока еще не решила, как относиться к тебе.
Волосы эльфийки свободно спадали вдоль плеч, создавая видимость платья, однако рука, показавшаяся из-под них, была обнаженной. Она легко пробежала вдоль лица Хранителя, словно изучая его – и Элан понял, что Великая Мать слепа. Растерянный, он замер, а потом поймал гибкую кисть и слегка пожал.
– Не нужно сочувствия, юноша. Когда-то давно, когда враги ослепили юную девушку, боль утраты была огромной. Но я сумела справиться с ней еще тогда и жестоко отомстила своим врагам. А сейчас эта история всего лишь легенда, одна из тех сказок, которыми матери пугают непослушных малышей, когда те не хотят ложиться спать.
– Как… как твое имя?
– Имя? Мой народ давно уже не зовет меня иначе, чем Матерью, но когда-то… Можешь звать меня Илиль.
– Почему они так поступают с тобой?
– Поступают? Я вольна в своей жизни, в своих поступках и решениях. Когда-то давно я приняла на себя долг… Пообещав заботиться о народе аллорнов. Мне нашлось место – и дело.
– Дело?
– Я забочусь о своем народе. Мне ведомы все линии крови, я слежу за их чистотой. С годами это все легче – нас осталось так мало…