Фирма

— Ну вот и славно, — сказал Грек после недолгого разговора. — Через полчасика к вам подъедет один ваш старый знакомый, и вы оформите с ним все документы.

— Кто? — спросил было Рябой, но Грек уже повесил трубку.

Через двадцать минут в квартиру Шурика вошел Кроха.

— Ты? — изумился Александр Михайлович. — Ты теперь, значит…

— Да, Шурик, давай сразу к делу.

— Давай… Кофе? Чай? Может, водочки?

— На работе не пью, — сказал Кроха. — А вообще, Михалыч, скажу по старой дружбе, повезло тебе. Хотели ведь тебя, как бы это сказать… Ну типа…

— Типа Бурова?

— Ага.

— За что же?

— За то, что ты с ним слишком уж сильно дружил. Говорят, постукивал ты ему?

— Да ты что, Кроха, в своем уме?

— В своем. Впрочем, ладно, дело прошлое.

— А ты, значит, в Москве теперь?

— Как сказать, — протянул Кроха. — То там, то здесь. Везде, одним словом. Фирма-то разворачивается не на шутку. Скоро американцев под себя возьмем.

— Каких американцев?

— Русских, конечно. На хрена нам остальные? Я имею в виду тех, кто концерты нашим устраивает.

— Брайтонская тусовка?

— Не-е… Не только. Брайтонская вся Куцинером схвачена, а он и так с нами в связке работает. Нет, там другие есть, на Манхэттене, в Бостоне, в Калифорнии.

— Отберете бизнес?

— Зачем? У тебя вот, к примеру, никто ничего не отбирает. Мы сейчас подпишем только пару договорчиков, и все. Будешь работать со своей Ренатой, будешь ее единственным и главным продюсером. Только долю сливай в общий котел…

— В общий? То есть в котел Грека?

— Это имя я тебе лишний раз не советую произносить, Михалыч. Хоть мы и друзья вроде как, но если что, я тебе уже помочь ничем не смогу.

— Понял. Не буду. Имя бога свято.

— Примерно так. В общем, мы ничего ни у кого не отбираем. Профессионалы пусть работают каждый на своем месте. Просто централизуем всю систему, чтобы было единое руководство. И координация. Чтобы непоняток и пересечений не возникало, понимаешь? Чтобы не устраивать в одном городе десять концертов одновременно.

— И что же, один… То есть одна контора будет всю страну пасти? Сил-то хватит?

— Хватит, — ответил Кроха.

— А Гольцман? Он, между прочим, в Питере сейчас большую силу набрал…

— Вот через месяц фестиваль у него будет, — сказал Кропалев, — и на этом фестивале он нам сам все отдаст. Без стрельбы и лишнего шуму. И ты туда, кстати, поедешь. Вместе с Ренатой своей. Сечешь поляну, дед?

— Пока нет. Но в общих чертах вроде…

— И хорошо. Постепенно въедешь в тему. Ты же профи. Иначе бы ты у нас не работал.

— И на том спасибо. Слушай…

— Да?

— Неужели Вавилов тоже под вас встал?

— Еще раз тебе объясняю. — Кроха вытащил из сумки папку с документами. — Под нас никто не встает. Мы никого не душим. А Вавилову мы нужны так же, как и он нам. Мы ему гарантируем безопасность не только концертов и артистов, не говоря уже о личной. Мы обеспечиваем ему безопасность всех его финансовых дел. Он же не одними концертами занимается, ты, наверное, в курсе. Автомобили, водка, пятое-десятое. А у Грека везде свои люди. Это Вавилову только на руку. Головной боли меньше. Понял?

— Понял, понял.

— Тогда давай подписывай. Можешь не читать, никто тебя динамить тут не будет. Мы с теми, кого приглашаем на работу, играем в открытую.

— А с теми, кого не приглашаете, как вчера с Буровым?

— О чем ты, Михалыч? — Кроха вытаращил глаза. — Не понимаю… Забудь ты это. Как страшный сон. Выкинь из головы.

— Ну да, постараюсь.

«Если бы это было так просто», — думал Александр Михайлович Рябой, подписывая документы, аккуратно подкладываемые ему Кропалевым.

6

Печень сегодня не болела, не тянула, не отзывалась неприятной тяжестью при каждом шаге, напоминая о себе.

Гольцман был бы полностью счастлив, если бы Матвеев, уехавший вчера домой и обещавший сегодня привезти Стадникову в офис, не опаздывал.

Он словно сквозь землю провалился. Да и Ольги не было дома. Борис Дмитриевич звонил несколько раз, набирая разные номера — мобильные Матвеева и Ольги, домашние, офисные, — все было безрезультатно.

«Никуда не денутся. Приедут», — подумал он наконец и решил больше не тревожиться по этому поводу. В конце концов, опоздают — и бог с ними. Вполне можно обойтись и без них. А к Ольге он поедет после концерта.

Сегодня был первый день фестиваля памяти Лекова, который Гольцман готовил несколько месяцев. Все было сделано по высшему разряду: два концерта на стадионах, три — в тысячных залах лучших дворцов культуры и то, что называется клубным туром, — молодые и малоизвестные группы покажут свои программы на сценах небольших питерских клубов.

Были выпущены футболки, пластиковые мешки, кепочки, рюкзаки (все с фестивальной символикой), аудиокассеты с записями старых альбомов Лекова и с их же версиями в исполнении молодых рокеров — все это было уже развезено по торговым точкам концертных площадок и ждало своих покупателей.

А покупатели, кажется, не заставляли себя ждать. Билеты на фестивальные концерты продавались отлично, и Гольцман был уверен в успехе мероприятия.

Успех заключался не только в продаже билетов. Это была хоть и немаловажная в финансовом смысле, но только внешняя сторона.

Спонсором фестиваля, если обратить внимание на уличную и телевизионную рекламу, был Союз прогрессивных либералов — новая партия, претендующая на ведущую роль в политической жизни страны. Кроме того, через неделю должны были состояться выборы в законодательное собрание Санкт-Петербурга, и московское отделение Союза выделило Гольцману немалую сумму на проведение фестиваля таким образом, чтобы он рекламировал тех кандидатов, которые представляли этот самый Союз в городе на Неве. Руководство новой прогрессивной партии должно было присутствовать на первом концерте, вкратце и в доступной форме изложить молодой аудитории свою программу и объяснить, что выбор прогрессивных либералов — единственно подходящий для всей прогрессивной молодежи.

Сумма, полученная Гольцманом от Союза, значительно превышала ту, что он должен был собрать от продажи билетов, и сегодня он весь день, с раннего утра, делил эту сумму, распределяя доли между нужными ему людьми в городском управлении, людьми, без которых его фонд и его продюсерский центр просто не могли бы существовать в том сверкающем виде, в котором пребывали ныне.

Зазвонил внутренний телефон, Гольцман поднял трубку и услышал голос секретарши.

— К вам Игнат, Борис Дмитриевич.

Борис Дмитриевич чертыхнулся и, сбившись со счета, бросил на стол пухлую пачку двадцатидолларовых купюр.

— Чего ему надо? Нет меня. Скажи — занят… Уехал… Не знаю, сама думай. Все, не беспокой меня ближайшие полчаса!

Как только он положил трубку, дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Игнат собственной персоной. Не останавливаясь и не здороваясь, он, захлопнув ногой дверь, подошел к столу Гольцмана, придвинул кресло и уселся напротив Бориса Дмитриевича с совершенно хозяйским видом.