Фирменные люди
Шрифт:
– Разве это плохо? Кино же получилось.
– Кино получилось авторитарное и нецелостное. Но никто не спорит, что Кустурица – гений.
– Ну, я же тебе об этом и говорю, – обрадовалась я. – Что бы он там ни наворотил, это сделано во имя искусства!
– Ну да, наверное. Во имя искусства. Как это у Гераклита – не следует забывать, что борьба идет повсюду и что справедливость есть борьба.
Наверное, я ничего не понимаю в мужских играх. Почему, собственно, жизнь должна быть борьбой?
– А разве нельзя снимать кино без борьбы? – спросила я.
Он махнул рукой:
– Можно. Но для этого нужно родиться Антониони.
– Он такой один?
– Может, и не один, но «Blow up» снял именно Микеланджело Антониони.
Я
Великий Микеланджело Антониони для меня, как гром и молнии для первобытного человека. Радостно, страшно и глаз не оторвать.
Я рассказываю Андрею, что больше всего люблю у Антониони фильм 1975 года «Профессия: репортер». Герой Джека Николсона снимает в Африке материал об освободительном движении. Его машина застряла в пустыне, так же как и он сам в жизненной рутине постоянных переездов, не приносящих былой радости. Шанс кардинально изменить свое существование появляется, когда его сосед по гостинице умирает. Герой переклеивает фотографии в паспортах. Приняв новое имя, чужую судьбу, герой попадает в иную среду. Отказавшись от прошлого, он не решил для себя, каким будет его будущее.
Мне кажется, что эта история отчасти про меня, но я впервые признаюсь в этом вслух, что я так же потеряна для окружающих, как герой Джека Николсона. В обычной суете я, конечно, забываю об этом, становлюсь нормальной, озабоченной и практичной. Но стоит мне вспомнить этот фильм, бескрайние пейзажи Африки, как я замолкаю, боясь вы–плеснуть состояние завороженности, которое отчетливо помню с самого детства.
Я вспоминаю дикий песчаный берег Онеги, может быть, даже это было мое первое впечатление о жизни. Мне полтора годика. Мы приплыли сюда на моторке. Родители заняты на сенокосе и, как мне кажется, не видят меня из-за высокой травы, я совершенно одна сижу на теплом песке и перекладываю его с кучки на кучку, выбирая мокрый, тот, по которому только что пробежала волна. Песок мелкий, чистый, почти белый. Мне не хочется, чтобы за мной приходили родители, я готова греться на солнце и жмуриться от блеска перекатов реки хоть целую вечность.
– Вот это как раз то, что нам всем и нужно, – подвожу я черту, пересказав Андрею сюжет фильма.
Он молчит, но я знаю, что он со мной согласен.
Я тайно радуюсь тому, что для нас кино – общее увлечение, еще одна подаренная жизнь, «с которой вывели пятна скуки». У нас, как у мечтателей Бернардо Бертолуччи, всегда есть предмет для восхищений и бесед.
За соседний столик подсаживаются две юные девицы. Блондинка и брюнетка. Они оживленно ведут, очевидно, начатый где-то за пределами кафе разговор, к которому мы теперь невольно прислушиваемся. Уж слишком громко и вызывающее звучат их голоса. Блондинка, оказывается, недавно вернулась из Турции.
Год назад она отправилась туда танцевать в варьете. Но на самом деле стала стриптизершей в ночном клубе, а в свободное от работы время обслуживала турок.– Ну и как? – поинтересовалась брюнетка.
– Вначале противно, потом ничё, – индифферентно ответила блондинка.
– А симпатичные там были?
Блондинка глубоко задумалась.
– Не-а, не было. – И добавила: – Все беззубые, вшивые и жутко вонючие. К нам чаще всего приходили бедуины. Они живут, как в Библии, на то, что бог пошлет.
– А деньги-то у них откуда?
– Денег у них куча. Наркота, рабы, да мало ли еще откуда.
– Типа, с гор спустились?
– Типа да. Но воняет от них! – Блондинка за–ткнула двумя пальцами нос, оттопырив мизинец для убедительности.
– И вы с ними?..
– А куда деваться? Паспорт отдала. Денег нет. А мама в Архангельске.
– Ваще-е...
– А знаешь, – вдруг с умным видом изрекла блондинка, – артистка из фильма «Интердевочка», не помню ее имя, какое-то прибалтийское, сказала, что это просто профессия такая.
– Ну да, древнейшая профессия... – вздохнула брюнетка. – Только вот зачем мы пять лет учились в МАИ?
Я вдруг осознаю, что тоже не хочу больше продаваться, не хочу делать вид, что мне это приятно, играть чужую роль.
– Да, ты знаешь, а я увольняюсь, – неожиданно говорю я Андрею.
– Почему?
– Противно быть товаром.
– Только не говори, что бухгалтер – это продажная женщина, это надумано. – Он косит глазами на девиц, но они заняты собой и ничего не слышат. – Эти две птички унижаются и рискуют здоровьем в сто раз больше, а зарабатывают наверняка меньше, чем ты. Скажи, тебе просто скучно, потому что твоя работа тебе неинтересна? Хотя, наверное, любая работа в каком-то смысле проституция.
– Да уж с бедуинами, наверное, поинтереснее, – сердито хмыкаю я. – Хотя ты прав, наверное, у каждого свои «бедуины».
– Ты про свое «Франсье» всегда смешные истории рассказывала.
– Потому что мне на самом деле грустно.
– Слушай, а может, тебе попробовать написать роман или повесть? Только напиши с юмором!
– Звучит прямо как заказ режиссера сценаристу.
– Мне почему-то кажется, что ты могла бы классно описать свою фирму.
– Ты думаешь?
– Я просто уверен, что у тебя получится. Слушай, а правда, возьми и напиши обо всем. Пусть будет автобиографический роман, история про то, как ты приехала в Москву, как училась, как стала бухгалтером. Ты сможешь!
– Но кому будет интересна такая банальная история?
– Но ведь и жизнь банальна по сущности. Заодно сведешь счеты со своими «бедуинами». Только будь откровенна. Чем честнее и злее будут твои слова, тем интереснее читателю. Откровенность в наше время – это мода и стиль. Сейчас принято выворачивать души наизнанку – по телевизору в ток-шоу, в мемуарах, дневниках... А кому нужен художественный вымысел?
– Ты считаешь, что это может что-то исправить?
– Конечно.
– Не знаю, не могу судить. Послушай, есть одна вещь, о которой я всегда мечтаю, – это путешествие. Когда я очень устаю, то ночью мне снятся далекие страны. И утром становится легче. Иногда в метро я закрываю глаза и вижу высоченные горы, хотя даже не знаю их названия...
– Скорее всего это Гималаи, – засмеялся Андрей.
– Горы моей мечты без названия, но они могли бы быть и Гималаями, если бы я только знала, как они выглядят.
– Я тоже очень люблю горы. – Андрей перестал улыбаться. – Придется нам съездить в Гималаи. Тогда и проверим.
– Но это невероятно сложно!
– Но ты же не против?
– Я – «за»!
Глава 14
Самолет до Непала летит десять часов с одной посадкой в Эмиратах. Но мы решили лететь через Дели. Шесть часов, и вот она, Индия!