Фитиль для керосинки

Из-за палатки выскочил Генка: "Вот ты где! А! Вениамин! Здорово! В гости, значит! Уже соскучился! Давай! Лиза, надо сумки отнести -- мать велела! "

– - Вот и отнеси, -- спокойно возразила Лизка.

– - Темнеет уже... тут ремеслуха бродит...

– - Ничего. Меня Венечка проводит.
– - Генка открыл рот, чтобы возразить, ему явно не по душе было оставлять их одних...
– - Ну!
– -поторопила Лизка

– - Ладно!
– - жестко сказал Генка и перехватил тяжелую, видно, сумку.

– - Ты что насупился? Из-за него, что ли? Ой! Ротовет!74 Мне вырваться отсюда надо,-- вдруг зашептала она, близко придвинув лицо,-- вырваться, понимаешь! Я не могу больше при отце и своей мамаше. Спать с ними в одной комнате, выслушивать все...

– - Куда?

– - Ин дер велт арайн!75

– - А зачем ты школу бросила?

– - Семь классов есть и хватит! Ты не думай о нем -- он пусть сумки таскает... под мою мамашу подбивается. Его отец узнает- убьет его, за то, что я еврейка, а мне то что... ты не думай...

– - Я сегодня опять с ремеслухой встретился, -- неожиданно для себя сказал Венька.

– - Ты что!
– - Испугалась Лизка.
– - Когда? Сейчас?

– - Они мимо прошли.

– - Может, не заметили?

– - Нет. Видели и мимо прошли.

– - Как же ты обратно пойдешь? Может, у тетки переночуешь?

– - Нет. Родители с ума сойдут.

– - Генку пошлем предупредить!

– - Нет.-- Твердо сказал Венька.
– - Идем, я тебя провожу.

– - Вот еще! Меня провожать не надо. Пойдем мимо переезда -- там Арон торгует, в случае чего у него спрячемся.

– - Они и пошли к переезду!

– - Не сторожить же!.. Пошли...

– - Они дошли до переезда, и, когда Венька хотел попрощаться, чтобы идти на свою сторону, он почувствовал, как Лизка крепко взяла его под руку и пошла вместе с ним: "Так надо!" На углу Советской она остановилась, встала перед ним лицо в лицо и быстро заговорила:

– - "Сейчас добровольцев набирают. Не перебивай. Мне Арон сказал, ему его дядя рассказал -- танкист. Набирают добровольцев в Израиль строить там социализм. Как у нас. Помогать им. Там сейчас новое государство будет... соображаешь?
– Она помолчала.
– - Не приходи когда темнеет... я ведь тоже волнуюсь..." Она хотела поцеловать Веньку. Он это почувствовал. Но когда приблизила лицо, посмотрела ему в глаза, махнула рукой и быстро пошла обратно к станции. Венька решил, что теперь самое правильное зайти к Поздняковым. Не столько даже к Нинке, а к бабе Дусе. Очень ему нравилось, как она говорит, как угощает, как на все у нее есть своя мудрость -- и все это неторопливо и совершенно независимо. И еще ему очень нравилось, что она крестит его, равно как и всех остальных. И в то время, как ее пухлая коричневая рука осеняет его голову, он чувствует еле уловимый теплый запах -- так пахнет летом в жару скошенная полянка, и от этого запаха ему каждый раз становилось спокойно и даже как-то радостно.

"Ты, милый, не тушуйся, что не крещен в веру нашу, которая пришла к нам от стен Иерусалимских и с гор Иудейских". Слова непонятно завораживали и открывали какую-то невидимую дверцу в мир, где все так просто, понятно и точно, где на каждый случай жизни есть правило и молитва, и даже такая старая и неграмотная баба Дуся знает, что надо делать, и что будет, когда сделаешь...

Венька решил, что надо, во-первых, навестить бабу Дусю, во-вторых, если за ним следит ремеслуха, запутать следы -- дом Поздняковых они все равно знали, а где он сейчас живет, еще наверняка не успели. Он почувствовал себя немного разведчиком, о которых читал книжки. Главное же,-- если мама спросит -- не врать, а сказать, что да, ходил к станции, чтобы навестить бабу Дусю и еще, конечно, просить Нину объяснить, что пропустил... за время переезда и перевода в другую школу.

ГЛАВА YII. СОЛОМА

К Шурке Соломину Венька зашел через несколько дней. Они вместе вышли из школы и отправились к нему домой. Это оказалось совсем недалеко. Улица упиралась прямо в опушку леса. На краю, огороженный высоченным зеленым забором, стоял двухэтажный, тоже зеленый, с белоснежными рамами окон дом. Видно было, что он построен недавно. Внутри пахло краской, щелей в ярком полу не было, и стены, отделаные светленькими веселыми дощечками, покрытыми лаком, казалось, пропитаны солнцем и делятся им в любое время дня и ночи.

– - Мам, -- крикнул Шурка.
– -И, не дожидаясь отклика, добавил -- Я пришел с Венькой, он у нас новичок в классе!.. Раздевайся, пошли!.. Шуркина мама, как и Шурка, точно соответствовала фамилии -- казалось, они сделаны из соломы: соломенные волосы, веснушчатое рыжеватое лицо, зелено-желтые глаза и тонкие гибкие фигуры с длинными руками. Венька даже онемел от удивления -- как они похожи.

– - Ты что, всегда такой неразговорчивый или недомогаешь?

– - Нет, я , простите, -- Венька замялся...

– - Мам, ну, что ты сразу, -- заступился Шурка. Мы пойдем за шишками...

– - Никаких!
– - Спокойно отрезала Людмила Ивановна. Руки... и за стол.

– - Я...
– - начал было Венька.

– - Тогда зачем пришел голодный?
– - Шуркина мама говорила так, что возразить ей не было никакой возможности.
– - Ты из каких же будешь -- из цыган или из евреев.

– - Мам, ну, что ты, в самом деле? Разве не все равно?

– - Не все. Цыгане конину любят, евреи -- курицу, а у нас картошка с капустой...
– - она перехватила Венькин взгляд, -- это не наше все. Мы тут сторожами живем, генеральский дом сторожим, слава Богу, спасибо добрым людям

– - пустили, да еще платят, что на хлеб с молоком хватает.

– - У меня в войну от голода туберкулез случился, Фейгин сказал, что надо лесным воздухом дышать... ну, вот...

– - Вы тоже знаете Фейгина?
– - невольно вырвалось у Веньки.

– - Почему тоже?
– - возразила Людмила Ивановна.
– - Это он все и устроил с этим домом...

– - Воевал он с этим генералом... Мажуков, летчик, не слыхал? Герой Советского Союза!

– - А лесную школу ждать -- помрешь скорее...
– -продолжая думать о своем, вздохнула Шуркина мама.
– - Ты не бойся, он не заразный...

– - Я не боюсь вовсе! Почему вы решили?-- Веньке стало неловко. Он как сидел, не промолвив ни слова, так и не стал ни возражать, ни оправдываться. В тишине слышно было, как что-то булькает на плите голландки.

– - Да многие пугаются, -- потупился Шурка... боятся заразиться, но мне Фейгин в школу разрешил ходить...

– - А я в войну не ходил почти, -- тихо выдавил Венька и опустил подбородок на грудь.
– - У меня ноги нарывали от голода...

– - Во, как -- без всякого удивления махнула рукой Людмила Ивановна.
– - Всем досталось. Хватит веселиться. Руки мыть.

Черт его знает, почему у других всегда так вкусно обедать -- щи да каша -- как в поговорке... а дома мама оставляет обед -- и стоит он до вечера. Может, потому что один? Надо будет проверить -- вот пригласить Шурку и проверить. Они набирали шишки для живущего в доме в холодном чулане клеста с подбитым крылом, чистили дорожку до калитки, кололи дрова и таскали их в кухню, где топилась печь, согревавшая весь дом. И все время они говорили, говорили. Похоже было, что каждый давно соскучился по собеседнику, и теперь они рассказывали и рассказывали друг -- другу все подряд -- и пустяки, и сокровенное -- как в вагоне поезда, в теплушке под равномерный перестук колес. Это разговор с самим собой только при допущенных свидетелях, которые совершенно необходимы, чтобы такой разговор начался. Венькина жизнь складывалась так, что они все время переезжали, и он не успевал завести себе настоящих друзей. Шурку ребята всегда задирали и дразнили за его соломенные, нелепо торчащие волосы, веснушчатое остроносое личико и хилую со впалой грудью фигуру -- детская жестокость известна. Но Шурка не озлобился, он просто ушел в себя. Душа его только ждала момента, и вот появился Венька... он рассказал ему, что живут они в этом доме уже второй год, что мать -- надомницей стала: вяжет и сдает в артель с тех пор, как отец от них ушел... еще в войну... А за ним, за Шуркой, уход нужен. Раньше она хорошо зарабатывала. Но теперь бросила, потому что ездить далеко