Фитнес для Красной Шапочки

— Из милиции, — вздохнул Юра. Старичок сразу посерьезнел:

— Присаживайтесь… Как вас по батюшке?

— Можно просто Юра, Это Полина.

— Какие красавицы в милиции работают. Вам бы на телевидение, о погоде рассказывать.

— Почему о погоде? — не поняла я. Мужчины переглянулись и дружно вздохнули. — Мы, собственно, вот по какому вопросу, — решила я не тратить времени даром. — Вы вчера на радио выступали…

— Выступал, — удовлетворенно кивнул Всеволод Иванович.

— И рассказывали о курьезном случае: якобы из морга исчез покойник, а потом появился.

— Было такое.

— Что было? — опешила я.

— Случай этот действительно имел место семь дней назад.

— Семь дней? — переспросила я, лихорадочно высчитывая, когда убили Мелеха.

— Вы расскажите поподробнее, — кашлянув, попросил Юра.

— Собственно, подробностей никаких нет. Привезли бомжа с отравлением, подобрали на вокзале. Провели вскрытие… акт вас интересует?

— Давайте пока без акта.

— Как знаете. Пристроили мужичка в уголочке, вдруг привозят еще двоих после аварии где-то часов в двенадцать ночи. А бомжа-то на столе нет. Что тут делать прикажешь? Валентиныч, его дежурство было, грешным делом решил, может, поторопились с мужиком, может, жив, очухался на холоде да и сбежал?

— А как же вскрытие? — удивленно спросила я.

— То-то и оно. Валентиныч на акт взглянул, все как положено, не мог мужик уйти, если и был жив до вскрытия… это шутка, — поспешно заверил меня старичок, обратив внимание на выражение моего лица. — Когда в таком месте работаешь, юмор обостряется.

— Что шутка? — насторожилась я.

— Никто не сомневался, что мужчина был мертв, — терпеливо пояснил он, должно быть, решив, что шутить со мной не стоит.

— Но он пропал?

— Да, какое-то время отсутствовал.

— И где он мог быть?

— Не знаю. В этом и курьез, так сказать. Меня же просили вспомнить курьезный случай.

— Подождите, — вмешался Юра, — вы говорите, бомж лежал в уголке, так?

— Лежал, — охотно согласился Всеволод Иванович.

— Потом вдруг исчез.

— Валентиныч утверждал, что так и было.

— И что ваш Валентинович стал делать, в милицию сообщил? — допытывалась я.

— Валентиныч решил, что торопиться не следует, у него дела поважнее были, а когда освободился, оказалось, что труп лежит на месте. Так что Валентиныч только удивился, что труп таким подвижным оказался.

— А вы сами что об этом думаете?

— Честно? Думал, Валентинычу спьяну привиделось, но тут одна загвоздка. Не придумал все это мой коллега, потому что за время своего отсутствия труп лишился кисти руки.

— Что? — в два голоса завопили мы.

— Да. Обнаружили это только утром.

— И что?

— В каком смысле?

— Куда делась эта кисть?

— Понятия не имею. По крайней мере, мы ее не нашли.

— Возможно, чья-то глупая шутка, — вздохнул Всеволод Иванович и вдруг заявил:

— Зря я эту историю рассказал, хотел пошутить, а выходит, уже не смешно.

— Я что-то не пойму, — нахмурился Юра, — человек, то есть труп, лишился руки, и что, никакого следствия?

— Отчего же, — обиделся Всеволод Иванович, — мы как положено заявили, а нам сказали: не морочьте голову. Бомжа зарыли — и весь сказ, никому его рука не интересна. Вот если б ее нашли…

— Тогда что?

— Ничего. Могли бы узнать, кому и зачем она понадобилась.

— Та-ак, — вздохнул Юра, — а с Валентиновичем этим поговорить можно?

— Нельзя. Два дня назад у него случился инсульт, сейчас в больнице. Надеемся, что выкарабкается, но в реанимацию вас не пустят. К тому же вам лучше с Петраковым поговорить, с дежурным санитаром. Сдается мне, оно пропаже больше Валентиныча знает.

— Почему?

— Часто пребывает в белой горячке, а тогда людям занятные фантазии являются.

— Странное здесь у вас, однако, место, — не удержалась я.

Всеволод Иванович согласно кивнул, а Юра спросил:

— Где найти этого Петракова?

— Сегодня у него выходной, но вы скорее всего застанете его дома, он отлучается только за бутылкой. Живет рядом, восьмой дом, квартиры не помню, у соседей спросите.

Петраков сидел на скамейке возле подъезда в компании пса неизвестной породы и что-то внушал ему, грозя пальцем. Пес слушал, время от времени зевая.

— Вы Петраков? — приблизившись, спросила я.

— Петраков, — помедлив, ответил он, прищурил один глаз, мотнул головой и спросил:

— А вам чего?

— Мы из милиции, — со вздохом сообщил Юра, сунув ему под нос удостоверение. Появление данного документа произвело на Петракова прямо-таки целебное действие, он выпрямился, разлепил глаз и посмотрел на нас вполне осмысленно.

— Слушаю вас очень внимательно, — сказал он церемонно.

— Нас интересует труп, — влезла я, — тот самый, что куда-то исчез, а потом вернулся без кисти левой руки.

— Так ведь… — начал Петраков, переводя взгляд с меня на Юрку.

Мой напарник вдруг посуровел и, наклонясь к лицу Петракова, зловеще прошептал:

— За осквернение трупов статья полагается. До трех лет лишения свободы.

— Да вы что, — охнул Петраков. — Да я… о господи… я пальцем его не тронул, зачем мне его рука? У меня и в мыслях… вот сволочи, верь людям после этого…

— Вы нам про людей расскажите, — вкрадчиво предложила я.

— Про каких? — испугался он.

— Которым верить после этого нельзя.

— После чего? Так ведь никому…

— Не пойдет, — перебила я сурово, — нас конкретные люди интересуют. Так что если три года лишения вам не подходит, рассказывайте.

— Ох, как нескладно-то, — принялся бормотать Петраков, раскачиваясь и постукивая себя по колену.

— Ты, дядя, не дури, — заговорил Юра, — мы к тебе по-хорошему, выкладывай все как есть без протокола, а начнешь ваньку валять, я тебе махом…

— Понял, — с готовностью кивнул Петраков, — без протокола я пожалуйста, я даже с удовольствием. Я, можно сказать, сам в переживаниях и рад грех с души снять, потому что хоть виноватым себя не чувствую, если только самую малость, но грех, как ни крути, мой. Хотя если разобраться по существу, так покойнику все равно — с рукой или без руки… Вот мне, к примеру…

— Поехали в отделение, — заявил Юра. Петраков выставил ладонь и изрек:

— Уже готов покаяться. Сей момент. Только с силами соберусь. Значит, дело было так. — Он вздохнул, с болью душевной посмотрел на нас и продолжил: