Физрук-6: назад в СССР

На сегодня я запланировал посещение семейства Макаровых, о чем предупредил Антона еще вчера. По окончанию уроков, я уже по традиции посадил его в машину, и мы поехали. Признаться, я поглядывал на сидящего рядом пацаненка не то что бы с опаской, но — с осторожностью. Не потому что боялся, что ученик выбросит из запястий паутину или выдвинет из фаланг острые лезвия, просто как-то неуютно стало.

Жил этот неизвестный «супергерой» в обыкновенной трехэтажке — проще говоря — бараке. Мы поднялись на второй этаж, Тоха открыл дверь собственным ключом. Мы вошли. Пацан зажег свет в прихожей. Я скинул ботинки, снял дубленку и шапку. Хозяин квартиры провел меня в комнату, обставленную как десятки других советских квартир. По крайней мере — из тех, что я уже видел. В квартире было тихо. Видать — никого, кроме нас двоих нет. Надеюсь, что сейчас кто-нибудь из взрослых членов семьи придет. Зря я что ли тащился сюда сегодня?

— Сан Сеич, вы чай будете? — спросил меня Макаров.

— Не откажусь, — кивнул я. — А где твои?

— Никого нет, — последовал ответ.

— Это я вижу… А когда придут?

— Никогда.

— То есть? — опешил я.

— А я — детдомовский.

— Ты что такое говоришь? Я же помню, что не воспитанник детдома.

— Нет. Я правда жил раньше в детском доме… До начала прошлого года… А потом нашлась моя бабушка. Она и забрала меня…

— А-а, — протянул я с облегчением, потому что после вчерашних откровений гражданки Эглите, мне уже начала мерещиться какая-то стивенкинговщина. — Значит, она скоро придет?

— Не-а, она в больничке… Ревматизм обострился.

— Понятно. Что ж ты мне вчера не сказал?

— Вы же хотели посмотреть, как я живу?..

— Вообще-то верно, — вынужден был согласиться я. — Ну и как ты живешь? Деньги-то есть на еду?..

— Есть… пойдемте на кухню.

— Пойдем.

Мы прошли на кухню. Хозяин поставил чайник на газовую плиту. Достал из холодильника сыр и масло. Ловко изготовил бутерброды. Вода закипела. Антон заварил свежий чай. Вскоре мы уже прихлебывали из больших чашек с золотыми цветами очень неплохой чай, макая в него кусочки рафинада и закусывая бутерами. Было видно, что Макаров парень самостоятельный. Не удивительно. Видать, с раннего детства ему не на кого было положиться. Да и когда живешь в детдоме, умей за себя постоять и себя обслужить.

— Бабушке твоей ничего не нужно привезти в больницу? — спросил я.

Тоха искоса на меня поглядел. Ответил:

— Я у нее в субботу был… Что надо — привез.

Ага, парень не промах. И, похоже, умеет держать дистанцию.

— Ты чем-нибудь увлекаешься? — закинул я удочку, пытаясь прощупать не его суперспособность, конечно, а хоть что-нибудь за этой броней, которую он на себя напялил.

— Сейчас чаю попьем и я покажу.

— Звучит зловеще, — хмыкнул я.

— Да нет, — улыбнулся он в ответ. — Просто — так не объяснишь…

— Жду не дождусь, — пробормотал я, чтобы хоть что-то сказать.

Дожевав бутерброды и выхлебав остатки чая, я потопал вслед за Макаровым в его комнату. Я был уверен, что достаточно посмотреть на место, где обитает пацан, чтобы понять, чем он дышит. Картинки, вырезанные из журналов и наклеенные на стенку, книжки, пластинки, удочки, крючки, мормышки и прочие атрибуты преобладающего хобби. Так вот, в комнате Тохи я обломался сразу. Ни на стенах, ни на полках, ни на письменном столе — ничего лишнего. Учебники, тетрадки, пенал и прочие учебные принадлежности. И все.

— У тебя, я смотрю, просто флотский порядок, — заметил я.

— Детдомовский, — без тени иронии уточнил хозяин комнаты.

— А-а, ну да… Ну и где же то, чем ты увлекаешься?

— Сейчас… — пробормотал Макаров.

Отворив дверцу тумбы письменного стола, он вытащил картонную коробку, судя по выцветшей этикетке — из-под утюга. Открыл ее и осторожно, словно взведенную мину, вытащил… детский волчок. Такие еще называются — юла. Только вот эта хреновина не была металлической, расписанной полосками, всех цветов радуги, а сделана из черного, блестящего, похожего на эбонит материала. Все так же медленно и осторожно, пацан поставил черный волчок на пол. Причем, тот не завалился набок, а остался торчать вертикально.

— Это что? — спросил я. — Юла?

— Это — сторож, — не слишком понятно объяснил пацаненок.

— И кого же он сторожит? — спросил я, присаживаясь на корточки.

Дальше я повел себя крайне неосмотрительно, забыв с кем имею дело. Стоило мне протянуть к волчку руку, как тот вдруг сам по себе повернулся вокруг оси, затем еще раз, и еще… И вот уже, постепенно ускоряясь, начал стремительно вращаться, балансируя на опорном стерженьке. Как зачарованный, я уставился на блик от лампочки, что вздрагивал на лаковой поверхности этого непонятного «сторожа». Рука моя, все еще протянутая к «игрушке», начала ощутимо подергиваться, словно охваченная дрожью.

Я попытался отвести руку, но не смог. На лице моем выступил пот. Вслед за рукой принялась дергаться голова, а затем и все тело, словно невидимая сила гнула и корежила меня. Откинувшись всем корпусом назад, я схватился свободной, но тоже трясущейся рукой за дверной косяк и буквально выдернул себя из невидимой, но цепкой ловушки. При этом мне с трудом удалось устоять на ногах. Коварный волчок повращался еще немного и замер. Выпрямившись, я с изумлением уставился на ученика, спокойно за мною наблюдающего.

— Извините, Сан Сеич! — сказал он. — Я не успел вас предупредить.

— Что это за хрень? — спросил я, с трудом переводя дух.

— Я же говорю — сторож, — откликнулся Тоха. — Повадился к нам кто-то в квартиру. Стали вещи пропадать. Бабушка участковому пожаловалась. А толку никакого… А один раз чуть ли не полпенсии сперли… Ну я разозлился, стал думать, как ворюгу словить… Ну и приснился мне такой вот волчок… Я его и сделал…

— Из чего — сделал?

— Не знаю… Пластмасса какая-то… На свалке нашел и в школе на токарном станке выточил… По первости сам вот как вы попался, а потом допетрил — нельзя к верхнему острию руку тянуть, можно только за бока брать… Вот и поставил я его в прихожке, когда мы с бабушкой на рынок пошли… А когда вернулись, у двери Васька-алкаш валяется, в полной отключке, пена на губах… Вызвали участкового, тот — скорую. Ну вот больше Васька к нам не лазит…

— Нихренасе… — выдохнул я. — Так ведь можно и инфаркт схватить.

— Не, я бы не дал…

Меня эта детская непосредственность едва не вывела из себя. Хорошо вовремя вспомнил, что все-таки — педагог, а не шантрапа.

— В следующий раз предупреждай, — проворчал я.

— Само собой… Извините.

— И этот «сторож» единственное, что ты сделал?

— Не-а… Много разного… — отмахнулся Макаров и принялся перечислять. — Рыбный свисток, лягушку-обманку, крестолет, побрякушник…

— Стоп!.. — велел я. — Ну ты разогнался. Что все это означает?

— Ну-у свистком мы с пацанами рыбу на рыбалке приманиваем… Лягушка-обманка — это типа игрушки, тока она с панталыку сбивает всяких там… — он не договорил, только скулы вдруг проступили на лице. — Крестолет — полетит, если его кинуть и вернется в любое место, где стоишь. Ну побрякушник — это такая хреновина, которая начинает брякать, когда чужой появляется.

— Да, очень внятное объяснение.

Тоха пожал плечами, дескать, какое есть.