Физрук-7: назад в СССР

— Все, я договорилась! — сообщила вернувшаяся экскурсоводша. — С семи вечера столик в «Трактире» наш.

— Вот и отлично! — сказал я.

А Разуваева лишь угрюмо кивнула и пошла собирать школяров, которые разбрелись по всей территории монастыря. Потом экскурсия продолжилась. Осмотрев Рождественский монастырь, мы отправились в Исторический музей, а после него — к Золотым Воротам. Контингент изрядно устал. У него началась «музейная болезнь», когда ноги гудят, а голова пухнет от поступивших сведений. Ираида Пахомовна и сама выдохлась. Так что когда мы вышли из последнего на сегодня музейного здания, она уже только молча улыбалась.

К шести часам мы отправили своих подопечных на ужин, велев строго настрого после него расходиться по номерам. Я договорился, чтобы дежурная по этажу присмотрела за ними. В общем, осталось лишь переодеться для посещения ресторана. Завьялова смоталась к себе домой — она же местная — Тигра переоделась в спальной комнате нашего с ней номера. А мне и переодеваться особенно не во что. Ну разве что, рубашку сменить. Без десяти семь мы с Антониной Павловной покинули свой люкс, встретились в вестибюле с Ираидой Пахомовной и поехали в ресторан. Благо, наш экскурсовод сама подогнала такси.

«Трактир» на улице Столярова представлял собой сооружение, стилизованное по русскую избу, ну и внутри него, конечно, все было сделано под старину — столы, лавки, глиняные кувшины, в виде петушков. Еду здесь тоже подавали в глиняной посуде. А официанты и одеждой и манерами напоминали дореволюционных половых. Брат нашей новой знакомой встретил нас у входа и проводил к служебному столику, единственному за которым можно было сидеть втроем. Остальные были рассчитаны на большее количество едоков. Только я опустился на скамейку, как через весь обеденный зал меня окликнули:

— Санька! Данилов! Ты ли это?

Глава 25

Я машинально оглянулся. Хотя откуда у меня во Владимире знакомые? К нам шагал высокий парень, одетый во все фирменное, патлатый, усатый и бородатый. Я-то его точно видел впервые, а вот за того, чье тело я ношу с последнего дня августа минувшего года, ручаться не могу. Однако уходить в несознанку, бормотать: «Вы ошиблись, гражданин…», как-то не по-мужски. И все-таки я изобразил на лице вежливое недоумение, рассчитывая на то, что внезапный приятель сам расскажет, кто он такой.

— Не узнаешь что ли, Сашок?! — спросил тот, подходя поближе и протягивая руку. — Хорош гусь… Это ж я! Клим Климов, твой институтский однокашник!

— Так это ты, Климыч?! — переспросил я. — Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!

— Изменился, да? — спросил он. — Ну да… Не спорю… В институте ходил бритый, как колобок, а сейчас зарос… Да и колобок переместился ниже…

И он с хохотом похлопал себя по отчетливо наметившемуся брюшку.

— А ты разве сейчас во Владимире? — продолжал я разыгрывать сценку «встретились два приятеля», надеясь, что кривая вывезет. — Ты ведь кажется из…

— Из — Владика! — подхватил он. — Из — Владивостока, значит… Швыряет нелегкая… Из одного Владика в другой…

— Кстати, хочу тебя представить, — поспешил я перевести разговор на другую тему. — Антонина, Ираида!.. А это мой институтский приятель Клим — балагур и весельчак.

Балагур тут же поцеловал дамам ручки, а те ему вежливо улыбнулись. Эдик, брат экскурсоводши, принес меню. Клим и не думал уходить. Он пододвинул табурет и уселся, сообщив, что знает здешнее меню наизусть. И тут же потребовал принести ему борщ и котлету по-киевски. У меня возник чисто философский вопрос: он сам за себя будет платить или на меня рассчитывает? Получить ответ на него можно будет только на основе опыта, потому что я хоть и сделал вид, что не забыл старого дружка, но на самом деле ничего не знал о его характере и повадках.

Мы тоже заказали себе блюда русской кухни. Девушки попросили солянку и загадочную гурьевскую кашу, я — гуся, запеченного с яблоками. И все это, не считая, разных там расстегайчиков и икорочки. В качестве запивки — ягодный морс. Тоня и Ира, как они попросили их называть, потребовали принести наливочки, а мы с незваным сотрапезником — водочки. Выпили, закусили. Разговор пошел веселее. Клим, отчество которого действительно оказалось — Климович, оказался неплохим рассказчиком.

Он рассказал, что попал во Владимир по распределению, как и я — в Литейск, только преподает не в школе, а в городской ДЮСШ — детско-юношеской спортивной школе. Работу свою он не любит, потому что непоседлив по натуре. И намерен при первой же возможности уволиться и вернуться, как он выразился, на Тихий океан. Дабы убедить нас в том, что без моря он не мыслит своей жизни, Клим принялся рассказывать о том, как вернувшись из армии — а этот любитель моря почему-то служил на суше — он приобрел по дешевке старую гоночную яхту и отправился на ней в открытый океан.

Вполне возможно, что Сашок Данилов слушал эту историю уже не в первый раз, но я-то — впервые. А уж наши сотрапезницы — тем более. А рассказывать Климыч умел. Размахивая вилкой, с наколотым куском котлеты, он пытался передать своим слушателям всю мощь настигшего его шторма. Даже я заслушался, не говоря уже о женской половине стола. Из незваного надоедливого собутыльника, Клим, похоже, превратился в их глазах замечательного парня, мужественно боровшегося с коварной стихией.

Мне стало обидно. Будь я совершенно трезвым, я бы только рукой махнул и посмеялся над этим хвастуном, если не сказать — брехуном, но подогретый спиртовыми парами, я решил, что тоже должен предстать в глазах присутствующих здесь дам бесстрашным героем. Только мне не нужны выдуманные океанские шторма. Когда у меня в реальной жизни хватало приключений, о которых в книжках не напишут. Об одном из таких приключений я и решил рассказать, под воздействием алкоголя позабыв об одной мелочи, что это воспоминания не Александра Сергеевича, а Владимира Юрьевича Данилова.

Это случилось на второй год войны. Осенью глубокие колеи разбитого лесного проселка были залиты жидкой грязью, поверх которой плавали яркие — желтые и красные — осенние листья. Лес то подступал к самой дороге, то разбегался в стороны. По этому самому проселку, тяжело ворочая высокими колесами, страшно завывая мотором, и полз наш армейский вездеход. Нас было всего трое, и мы были заляпаны грязью с ног до головы. Правда, грязь была везде: на дверцах кабины, на радиаторе и капоте. Даже на лобовом стекле «дворниками» были вычищены мутные полукружья.

Неожиданно из леса, наперерез джипу выскочил толстый мужик в длинном балахоне. Настолько неожиданно, что я его едва не пристрелил. Хорошо, что Пайчадзе, старшина, который был за рулем, притормозил. Сделать это было совсем нетрудно, так как скорость машины была ничтожной. Я поднялся с сиденья, убрал в кобуру свой «Стечкин» и с подозрением уставился на толстяка, который вдруг повалился на колени, срывая заляпанные очки.

— Ради бога, товарищ офицер помогите!.. — прохрипел он. — Окажите любезность, спасите их!..

Выпрыгнув из кабины, я спросил:

— Кто вы такой?

— Я врач небольшого ведомственного санатория, — принялся объяснять толстяк. — Моя фамилия Голубев. Эрнест Иванович, к вашим услугам… Прошу вас, товарищ офицер, помогите… Бандиты… Они всех их расстреляют… Мои пациенты…

Внимательно оглядев окрестности, я скомандовал:

— Старшина! Сержант! Ко мне!

Прихватив автоматы, мои солдатики вылезли из кабины. Врач Голубев уже выбрался из колеи, встал чуть в сторонке.

— Боевиков много? —спросил я у него.