Флаг вам в руки!
Шрифт:
– …Вот, Хельга. Бабахнет – все сожжет, костей не оставит! Даже душонку спалит, как «папа» говорит. Кто этого сам не видел, не поймет. Вот ты бы хотела?
– Да, да!!!
– Понимающий ты человек, хоть и баба!
Просидели дотемна.
– Ладно, хозяюшка, – прапорщик хлопнул ладонью по столу. – Пора в койку. Веди в спальню, иначе я заплутаю тут наглухо.
Слегка пошатываясь, держа друг друга под руку, леди и джентльмен дошагали до кровати Палваныча.
Тут и случилась кульминация эмоционального напряжения Хельги. Куртуазный прапорщик стал совершать определенные действия, направленные на раздевание графини и укладывание
Палваныч был слегка разочарован.
– Слаба ты на винище, – сказал он спящей красавице Страхолюдлих, подвинул ее и лег сам.
Не дрыхнуть же в кресле, когда роскошное койко-место почти не занято.
Только вот не засыпалось.
Мужик поворочался, поворочался да отправился в ночную экскурсию по замку.
Взяв с туалетного столика канделябр, Палваныч выскользнул в коридор. Там царила гнетущая тишина, только иногда доносился треск горящих факелов.
Слуги уже спали, прапорщик бродил по лабиринтам замка, то и дело натыкаясь на картины кровавого содержания. На них изображались сцены насилия – от сражения троллей с драконами до визита в деревню опричников-налоговиков. Пару раз Дубовых пугался, неожиданно выходя в темноте к нагромождениям страшных вещей. Один раз он увидел кирасу, над ней торчала медвежья голова в рогатом шлеме, вместо рук – коряги, в правой алебарда, а в левой меч. Ноги у монстра были лосиные или оленьи. К копытам зачем-то привинчены шпоры. Получившийся боевой лосемедведь глядел на прапорщика остекленевшим взглядом. Палваныч не сдержался и тихонечко выматерился для снятия стресса.
Он шел глубже и глубже в подземелье, вздрагивая от каждого шороха. Шуршали большие, с кошку, крысы. Они не обращали внимания на человека. Иногда свечи освещали человеческие черепа, приколоченные к стенке. В глазнице одного из таких «украшений» блестела змея.
Коридор с влажными стенами становился все ниже и уже. В небольших нишах висела обильная толстая паутина, в которой копошились жирные мохнатые пауки с крестом на спинке. Изредка они прыгали на прапорщика, и он судорожно смахивал их рукавом.
Тишина становилась все гуще. Трех свечей было мало, чтобы осветить путь хотя бы на два метра вперед. Вдруг где-то сзади раздался вой и короткий рык. Впереди пискнула то ли крыса, то ли летучая мышь. В лицо Палваныча пришла волна холодного затхлого воздуха.
Стало совсем не по себе…
Напряжение нервов достигло наивысшего предела, и тут…
И тут ничего не случилось, потому что не всегда что-то случается, когда в темном сыром коридоре с крысами, пауками и скелетами раздается вой, рык и писк да дует затхлый ветер.
Прапорщик упрямо шел в самое сердце замкового подземелья. Он долго спускался по каменной винтовой лестнице, пока не оказался в огромном зале с высоким потолком и колоннадой. Все шесть стен зала были усыпаны синими камушками. Они давали ровное сияние, – казалось, стена туманно светится, но вот Палваныч подошел ближе и разглядел мириады камушков-песчинок.
В зале было тепло.
В центре пустого пространства лежала большая бесформенная куча. Прапорщик оставил канделябр у лестницы и направился к ней, бормоча:
– Что за ерунда? Свалка тут, что ли?
Куча, принятая Палванычем за свалку, зашевелилась,
закряхтела и трансформировалась в сидящего великана. Великан был одет в рубаху и штаны, пошитые из шкур. Еще он был волосат и чумаз. Длинная неухоженная борода свисала до живота.У гиганта имелся всего один глаз во лбу. Прапорщик заключил, что перед ним циклоп.
Циклоп почесал ступню пальцами с длинными грязными ногтями. Осмотрелся, близоруко щуря единственный глаз.
– О, человечина! – воскликнул циклоп, увидев Палваныча.
– Хрен тебе, а не человечину, – ответил прапорщик и со всех ног кинулся к лестнице.
Гигант быстро поднялся на колено, потянулся за беглецом и перекрыл ему путь широкой ладонью.
– К чему спешка? – спросил циклоп.
Надо отметить, что голос у великана был приятным: почти оперный баритон.
– Если бы тебя сожрать пообещали, ты бы не торопился?
– А я не собираюсь вас есть, с чего вы взяли? А! Вас смутило слово «человечина»! Это пережиток прошлого. Для нас, циклопов, вы все человечина.
– А зачем тогда эти догонялки?
– Так скучно, поймите же! Конечно, она дает книжки… – великан показал пальцем вверх. – Но маленькие, маленькие людские книжечки! И не перелистать нормально, и буквы мелкие. Приходится к самому глазу подносить… А библиотека у нее прекрасная…
– А что не уйдешь отсюда?
– Не могу! Здесь всего один выход – винтовая лестница, по которой вы пришли.
– Тогда как же ты тут очутился?
– Вы что-нибудь слышали про огурец в бутылке?
– Это когда прямо на грядке маленький огурчишко, не отрывая от стебля, суют в бутылку, а за лето он вымахивает, да?
– Да. Ее предки, – великан снова показал на потолок, – поймали меня ребенком и притащили сюда. Ах, в тот злополучный год я был всего вдвое выше вас… Случилась война людей с нами, циклопами, и…
Циклоп рассказывал и рассказывал свою историю, а Палваныч не слушал. Он задумался. Такие конфузы случались с прапорщиком Дубовых очень редко, раз или два в полгода.
Сейчас наступило просветление: Палваныч подошел к тому рубежу, когда можно поверить в невероятное. Он только что увидел циклопа. Живого, говорящего, здоровенного. Очевидно, прапорщику нужно было увидеть нечто огромное, чтобы окончательно свыкнуться с местной реальностью. Черт, ундины, человечек из огнива – они не впечатляли. А циклоп – впечатлил. Это как на Годзиллу живьем посмотреть.
«Значит, все это существует… Ну, кроме Годзиллы», – признался себе Палваныч, и ему стало необъяснимо легко.
– …Я вырос и уже не мог сбежать… – бубнил циклоп. – Но она добрая, не то, что ее родня…
– А почему же тебя свои не выручили? – спросил вынырнувший из дум прапорщик.
– Ха! А где мы, по-вашему?
– Под землей…
– Браво, открытие века! Мы в каменном мешке с непроницаемыми для магического взгляда стенами, построенном легендарным маленьким народцем, жившим эпоху назад.
– Гномами, что ли?
– Нет, гномы им даже не родня. Вот домовые – прямые потомки. Существуют легенды, что маленький народец еще жив, только невидим. Но попробуйте-ка доказать этот факт!
– Что я, Склифосовский – факты доказывать? – хмыкнул прапорщик. – Ты, браток, вот чего пойми: я такого, типа тебя, вижу сегодня впервые. А в вашем пристукнутом мире уже больше двух недель таскаюсь. Но я тебе помогу… Сироте и инвалиду… Хочешь?
– Еще бы! Благодарность Гроссмалыша не знала бы границ!