Флагман владивостокских крейсеров

Через сорок минут после взрыва канонерской лодки все пережившие ее последний бой собрались на берегу. В связи с большим количеством нуждавшихся в медицинской помощи раненых я приказал срочно отправить всех в госпиталь христианской миссии в Чемульпо. На этот раз (в отличие от эвакуации с «Корейца») все они были размещены на шлюпках с максимально доступным комфортом. Из-за этого мест для гребцов практически не осталось, поэтому шлюпки ушли на буксире катера.

Была проведена перекличка. На берегу со мной остались двадцать восемь здоровых и шестнадцать легкораненых, отказавшихся отправляться в госпиталь. С катером и шлюпками отправлено четверо здоровых и двадцать пять раненых. Полный поимённый список погибших и выживших был составлен позднее в Чемульпо.

Я планировал дать команде на месте высадки часовой отдых, но через десять минут в миле от нас на берегу было замечено значительное количество японцев. Несмотря на всю хаотичность покидания «Асамы», большая часть её экипажа уже была на берегу. Поэтому я построил своих орлов в колонну и дал команду следовать в Чемульпо.

Под грохот орудий у нас за спиной, удручённые гибелью «Корейца», мы шли в город, когда вдруг раздалось два взрыва, привлекших наше внимание – тонула «Чиода». Только теперь мы осознали, что «Кореец» и «Сунгари» полностью отомщены. Это вдохнуло в нас силы: в город мы входили не толпой переживших кораблекрушение, а строем и с песней.

На ближайшем к месту бывшей стоянки «Варяга» пирсе нас уже ждали офицеры со стационеров. Узнав, что все раненые приняты госпиталем, я рассказал собравшимся о том, что до возвращения парламентёров на «Варяг» с «Асамы» дали залп по находившимся в нейтральных корейских водах русским кораблям, в результате на фарватере был потоплен невооружённый пароход «Сунгари».

Постепенно первоначально хаотичное сборище на берегу разделилось на две группы. В одной офицеры и матросы делились личными переживаниями. В другой я докладывал обстановку импровизированно собравшемуся совету командиров стационеров. В ходе этого собрания коммодор Бейли дважды переспросил меня, уверен ли я, что Руднев не собирался интернировать «Варяга» в Чемульпо. Пришлось объяснить англичанину, что понятия о чести русского офицера не позволяют интернироваться, пока есть хоть какие-то шансы нанести урон противнику, а спускать флаг перед неприятелем прямо запрещает Морской устав. После этого коммодор минут пять в обсуждении активного участия не принимал.

После известия о гибели «Сунгари» и «Чиоды» на фарватере Чемульпо для уточнения обстановки с французского и британского кораблей к границе территориальных вод были направлены паровые катера. Я высказал обеспокоенность, что в результате действий японцев повреждённый и осевший от поступившей воды «Варяг» после боя не сможет войти в порт. И что таким образом японцы подготовили ему ловушку.

На это командир английского стационера раздражённо заявил, что его больше волнует, что он не сможет выйти из Чемульпо. Все остальные охотно согласились при необходимости направить к возвращающемуся «Варягу» свои катера и шлюпки для спасения экипажа крейсера. Еще он ехидно поинтересовался, откуда взялись мины, на которых подорвалась «Чиода»? Пришлось объяснить, что перед неизбежным боем оба корабля сдали на «Сунгари» все лишние взрывоопасные грузы, в том числе и дюжину мин заграждения с «Варяга», часть из которых, очевидно, не сдетонировала, а разлетелась по акватории. Так что японцы наступили на грабли, которые сами и бросили на пол.

Еще посовещавшись, командиры стационеров составили предварительный список размещения русских моряков на своих кораблях для их защиты от нарушающих всякое международное право японцев. Экипажу «Корейца» достался «Паскаль», и через час мы повторяли историю завязки боя в более тесном кругу, а потом ещё раз и ещё. А Бейли так яростно настаивал на том, что экипаж «Варяга» по возвращению в Чемульпо должен быть размещен на его корабле и он «должен поговорить с Рудневым еще раз», что никто не стал настаивать на противном. Тем более это устраивало меня, ибо я-то знал, что Руднев в Чемульпо не вернется в любом случае, а отсылать своих людей к англичанам не хотелось.

Французы живо реагировали на всё рассказываемое – на их лицах как в зеркале читались и наша озлобленность на японцев, и скорбь по погибшим на «Корейце», и наша тревога за «Варяг», и опасения за нарушение судоходства. Но не забывали они и про хлеб насущный. К вечеру все разместившиеся на «Паскале» моряки с «Корейца» и сотрудники посольства были снабжены недостающими элементами одежды и всем прочим необходимым.

В сумерках «Паскаль» перешёл на якорное место «Варяга» с тем, чтобы случайно выжившие и вернувшиеся в порт не искали соотечественников по всей его территории. По установившейся в порту традиции оставленное «Паскалем» место тут же облюбовали корейские рыбаки – у них считается, что отходы камбуза и сбросы гальюна являются лучшей подкормкой для рыбы.

Для защиты русских подданных в госпитале командирами стационеров была направлена охрана к христианской миссии. Только командир североамериканского авизо «Виксбург» Маршалл отказался в этом участвовать, сославшись на то, что не имеет инструкций от своего правительства на такой случай. И, видимо, караулы выставили не зря – появившийся утром капитан Исикуро, командир роты японского десанта, попытался войти в миссию, чтобы, по его словам, «взять русских в плен», но, видя матросов со стационеров, отказался от намерений.

К этому моменту японцы уже высадили в Чемульпо четыре батальона 23-й пехотной бригады 12-й дивизии с трех транспортов еще в ночь перед нашим боем. Нам стало известно это доподлинно через доверенное лицо капитана Сенеса, имевшее сношения с японцами. Благодаря его информации, полученной с определенным риском, я могу утверждать, что и остальные подразделения дивизии были вскоре высажены в чистой от льда бухте Асан. В этой бухте и порту Чемульпо были свезены на берег 16-й и 28-й полки 2-й пехотной дивизии, 37-й и 38-й полки 4-й пехотной дивизии 1-й армии генерала Куроки. Высадка их продолжалась в течение полутора недель с начала боевых действий. Для создания дополнительного причального фронта, пока вход в Чемульпо был затруднен, японцы притопили вдоль южного берега бухты Асан четыре судна, через которые и свозили на берег тяжелые грузы.

Утром, спустя сутки после боя, через японцев на стационеры поступила информация, что «Варяг» всё-таки прорвался!

Состоявшаяся поздно вечером встреча японского адмирала Того, экстренно прибывшего в Чемульпо с эскадрой крейсеров, и нашего посланника, действительного статского советника Павлова, прибывшего из Сеула, в присутствии командиров стационеров осудила действия комендоров «Асамы», приведшие к несанкционированному залпу. Но в вопросе о статусе русских в Корее стороны разошлись. Японцы всех считали военнопленными, европейцы же говорили о нейтралитете Кореи. Для уточнения позиции корейского правительства решили отправить поездом в Сеул курьеров.

К моменту начала обсуждения вопроса о минировании «Варягом» порта вернулись катера, уходившие на поиск спасшихся. Помимо тел погибших они доставили сигнальные шары и размокшие остатки глобуса с «Варяга», которые японцы в ходе боя приняли за мины.

Пока велись переговоры, всё тот же неугомонный японский пехотный капитан Исикуро явился с командой стрелков к борту «Паскаля» с требованием выдать ему всех русских. За отсутствием на борту командира капитана второго ранга Сенеса переговоры с сидящими в сампанах японцами с нижней площадки трапа вёл старший офицер. Когда при помощи переводчика на странной смеси английского и французского были озвучены требования японца, несколько находившихся на борту над местом переговоров французских моряков спустили штаны и продемонстрировали наглому Исикуро свои ягодицы. Таковая реакция экипажа «Паскаля» обусловлена тем, что снаряд японского первого залпа, которым был утоплен «Сунгари», перелетом лег всего в пяти кабельтовых от французов.

Ошивавшийся неподалёку на катере американский репортёр Джек Лондон посчитал это жестом русской команды, и с тех пор фотографию голых французских ягодиц на «Паскале» с подписью: «Ответ русских на японский ультиматум» можно видеть во всех фотоальбомах, посвященных Русско-японской войне, сразу после фотографии лежащей на борту «Асамы». В редакции его сообщение дополнили «историей» о том, что я якобы достал револьвер и готовился отстреливаться с «Паскаля». Две недели спустя они, конечно, дали опровержение в пять строчек, но даже столько лет спустя находятся желающие узнать подробности этой мифической истории и просят показать на фотографии, какой из голых задов мой.