Флердоранж – аромат траура

Один дом скрывался за высоким дощатым забором. Круглое окно-иллюминатор светилось на втором этаже, но кто не спал в этот час там, в доме, понять было нельзя – окно задернуто кремовыми шторами, непроницаемыми для любопытных глаз.

Дом этот, точнее благоустроенная дача, принадлежал хорошо известному и в Москве, и в Тутышах, и в Воздвиженском, и в Лесном (особенно в Лесном) доктору Михаилу Платоновичу Волкову.

Светилось окно и в кирпичном одноэтажном доме, лепившемся к ограде церкви мучеников Флора и Лавра. К дому этому подъехал на всех парах милицейский «газик», растревожив тьму сполохами своей синей мигалки. И сразу же в доме уже не в одном окне, а во всех шести вспыхнул свет, засуетились, заметались внутри люди. Тени заскользили по окнам. Послышался женский плач, захлопали двери, залаяла спросонья испуганно и злобно дворовая собака Мушка.

Дом у церкви принадлежал отцу Дмитрию. И не стало в этом доме ни сна, ни покоя никому, едва лишь милиция сообщила родным, что отец Дмитрий убит.

Было освещено окно и еще в одном доме, отделенном от дороги прудами и лесом, некогда так похожим на тенистый парк. Ночью разглядывать этот дом было напрасным занятием. Осмотр лучше было отложить до утра. Дом был большим, совершенно темным. Только в правом флигеле его желтел освещенный квадрат окна. Заглянув в окно, можно было увидеть комнату: к окну придвинут круглый стол из карельской березы, покрытый скатертью. На столе стояла бронзовая лампа «Сатир и нимфа» под белым шелковым абажуром.

За столом над раскрытым журналом «Восточная коллекция» сидела женщина лет сорока пяти – полная, в очках. У женщины – не красивой, но и не уродливой – были очень густые темно-русые волосы с проседью, подколотые сзади в пучок. Женщина куталась в синюю вязаную кофту и давно уже не читала журнал. Она тревожно вглядывалась в темноту за окном. Как и покойный отец Дмитрий, как и доктор Волков, эта женщина была хорошо известна в округе, хотя была не местной, а приезжей. К чему не могли до сих пор привыкнуть в Тутышах и в Воздвиженском, так это к имени женщины. Звали ее Долорес Дмитриевна, хотя среди предков ее никогда не было ни одного испанца, и Испанию она и в глаза не видела даже по туристической визе. Фамилия Долорес Дмитриевны была самая обыкновенная – Журавлева.

Где-то в доме громко хлопнула дверь, послышались шаги. В комнату, освещенную одной только старинной бронзовой лампой, вошла еще одна женщина – по виду ровесница Журавлевой. Но она была стройнее, выше ростом, суше и гораздо энергичнее на вид. У нее была модная стрижка. Волосы выкрашены в приятный для глаз темно-каштановый цвет, лицо властное, умное, ухоженное и решительное. Она, видимо, пришла с улицы, так как была в кроссовках, фиолетовом спортивном костюме и белой куртке. Долорес Дмитриевна стремительно обернулась на звук шагов.

– Ну? Наташа, узнала что-нибудь? – спросила она жалобно и тревожно.

– Господи, у кого тут что узнаешь? – Женщина в куртке, которая только для одной Долорес Дмитриевны, своей старой подруги, была просто Наташа, а для всех остальных Наталья Павловна Филологова, пересекла комнату, подошла к окну. – Просто мрак какой-то. У Малявина свет не горит. Я понятия не имею, где он. Сотовый его не отвечает. Вроде бы он никуда и не собирался сегодня после обеда, а? Я не слышала, чтобы его машина проезжала. Но знаешь, что-то точно случилось. Я сирену милицейскую слышала. И потом, этиих синие огни. Вроде бы в ту сторону поехали, – Наталья Павловна неопределенно махнула рукой.

– А может, это «Скорая» к отцу Дмитрию была? У него ведь теща совсем плоха. Может, с ней что? – спросила Долорес Дмитриевна.

– Да нет же, это не «Скорая», – Наталья Павловна вглядывалась в черноту ночи. – Это милиция, такие вещи не перепутаешь. Что-то случилось.

– А вдруг с ребятами что? – Долорес Дмитриевна даже привстала. – Может, все-таки нам стоит пойти, выяснить?

– Куда пойти? Вот ты всегда так – говоришь, лишь бы сказать. Куда пойти-то? Я до конца главной аллеи почти дошла – темень, дождь, ямы везде нарыты. Того и гляди куда-нибудь провалишься. И почему обязательно что-то должно случиться с ребятами? Они уже взрослые, женихи! А что… разве они до сих пор еще не вернулись?

– Нет. В том-то и дело! А уже почти одиннадцать.

– Ну для Вальки твоего это еще совсем детское время. А он сказал, куда они пошли?

– Сказал, что в дом отдыха – там Интернет-кафе какое-то открылось.

– Часа не могут прожить без своего Интернета, – Наталья Павловна покачала головой. – Нет, подруга, мы раньше не были такими. И если увлекались, то совсем другими вещами. Интересно, что все-таки случилось?

– А ты, когда с автобуса шла, ничего не видела?

– Нет, представляешь, у меня, как назло, зонт сломался. Мой последний приличный зонт. Тот, что я из Парижа привезла. Теперь раскошеливаться придется на новый.

– И наших никого нет, – Долорес Дмитриевна заломила руки. – Кто бы мог съездить, разузнать. Кстати, Леша наш машину вроде починил.

– Неужели? Наконец-то.

– Часов до пяти все с мотором возился. Потом сел и куда-то уехал.

– Куда?

– Понятия не имею. Я хватилась – творога на завтра нет, масла сливочного тоже не осталось. Думала, он приедет – довезет меня до магазина в Воздвиженское, так и не дождалась, пришлось пешком идти. Может, позвоним кому-нибудь, Наташа, узнаем?

– Кому? Ну кому мы позвоним? Роману Валерьяновичу? Он в Москве, стоит ли его из-за таких пустяков беспокоить? Волкову? Ты его сотовый помнишь?

– Ой нет, был записан у меня где-то…

– И я нет, а он ведь нам давал свою визитку. Вообще, зачем кому-то звонить среди ночи? Всегда ты, Дали, выдумаешь бог знает что. Ничего плохого не произошло. Мы ведь просто тешим свое праздное любопытство.

– Мне что-то на сердце беспокойно, Наташа.

– Брось. Это все нервы, усталость. С этим ремонтом, строительством у всех голова кругом идет. И потом, осень пришла, дождь за окном, ночь. Здесь все это острее ощущаешь, не то что в городе. В Поленове, помнишь, тоже было поначалу неуютно, а потом как мы там работали, как жили славно!

– В Поленове, Наташа, было совсем не так. И там мы пробыли всего две недели. А тут живем уже с мая. И я… я уже начала сомневаться.

– В чем ты начала сомневаться?

– Ну хорошо ли я сделала, что привезла и Валю сюда.

– Нет, лучше ему было бы остаться одному в Москве. Одному в квартире! Ну ты и скажешь тоже. Это парню-то девятнадцатилетнему!

– Нет, конечно… Я понимаю, свобода, соблазны… Но он и здесь тоже…

– Тут он работает. Слава богу, не болтается по клубам, а работает и зарабатывает деньги, занимается делом.

– Но его сверстники учатся.

– А он у тебя разве не учится на заочном?

– Учится, но… Ох, какая же это учеба? И потом этот Леша Изумрудов… Он, конечно, милый, хороший парень, но… Наташа, я давно хотела спросить тебя. Положа руку на сердце, ты… ничего не замечала за ним и за…

– Я тебе уже говорила: я ничего не замечала. Я не имею привычки следить и собирать глупые бабьи сплетни. И ради бога, родная моя, выбрось ты всю эту чушь из головы!

За окном послышались громкие молодые голоса. Услышав их, Долорес Дмитриевна встрепенулась и облегченно вздохнула.