Флэш по-королевски

Герцогиня:Ах. (Пауза). Холодная ли стояла погода во время путешествия?

Флэши:Иногда. А подчас было совсем тепло. Но нигде мне не было так тепло, как здесь. (Последнее с головокружительной улыбкой).

Герцогиня:Вам жарко? Я прикажу открыть окна.

Флэши:Боже, нет. Я хотел… имел в виду тепло вашего гостеприимства… и народ на улицах, приветствовавший…

Герцогиня:Ах, народ. Он такой шумный.

Да уж, я не привык сдаваться без боя, но должен признать, что был обескуражен. Обычно, имея дело с молодыми девушками, я много воды не лью. Романтическая болтовня — не мой стиль; немного галантности, пара шуточек, чтобы посмотреть, хочет она или нет, щипок за мягкое место, и вперед. Или все путем, или я линяю. Но с герцогиней Ирмой такие вещи не пройдут; высоко вскинув подбородок и смотря мимо меня, она выглядела такой собранной и величественной, что я стал опасаться, не помутился ли у нее рассудок от испуга? Но прежде чем я успел что-либо вымолвить, она встала, и я последовал за ней в вестибюль, где были накрыты большие столы; сверкали серебро и хрусталь, сновали лакеи, разнося роскошные яства, а в галерее наверху разыгрывался маленький оркестр. Я жутко проголодался, и пока одна из фрейлин приводила в порядок герцогиню, занялся ветчиной и дичью, весело болтая с аристократами, которые во время еды измарались как свиньи, что у немцев в порядке вещей.

Меня такое времяпрепровождение утомляет до смерти, и за исключением факта, что еда была превосходной, а герцогиня старалась не оставаться со мной наедине больше нескольких секунд, я почти ничего не могу припомнить о том ужине. Помню, как стоя с компанией и поддерживая светский разговор, я повернулся и поймал на себе ее пристальный взгляд; она тут же отвела глаза, и я подумал: «Бог мой, на этой женщине я завтра женюсь!» Сердце на мгновение замерло у меня в груди: так она была мила. И тут меня пробил холодный пот — я вспомнил, какому страшному риску подвергаюсь здесь каждую минуту, и подумал, каково же может быть наказание человеку, который обманом женится на наследнице трона Штракенца. Смерть, безусловно. Я старался вежливо улыбаться этим льстивым физиономиям вокруг и слушать их пустой разговор, мозг же мой лихорадочно искал пути спасения, хотя я прекрасно понимал, что их нет.

Не исключено, что я выпил немного больше, чем следовало, хотя и был предельно осторожен — но так или иначе чувство отчаяния прошло. Доброе отношение штракенцев ко мне было так очевидно, и выражалось так явно, что отогнало прочь страхи. Как выяснилось, я даже мог без стеснения поддерживать беседу с герцогиней, хотя мне, и едва не всем прочим, было ясно, что я ей не нравлюсь. Она оставалась такой же высокомерной и неприступной, но, сказать по правде, таким было ее отношение ко всем, и они проглатывали это и продолжали пресмыкаться перед ней.

Под конец старый Шверин и пара его коллег-министров — не помню, как их звали — отвели меня в сторону, чтобы обсудить детали завтрашней церемонии. Как помнится, они все ходили вокруг да около, распространяясь насчет политических выгод мероприятия, толковали про всенародное Удовлетворение и про то, какой это возымеет положительный и стабилизирующий эффект.

— Ее светлость, конечно, очень молода, — говорит Шверин. — Очень молода. — Он одарил меня грустной Улыбкой. — Ваше высочество не многим ее старше, но ваше образование, пребывание при большом дворе, ваше воспитание — все это, возможно, делает вас более подготовленным к встрече с тем, что ожидает вас обоих — (Много же ты знаешь, старый осел, подумал я.) — Это большая ответственность для вас, но вы достойно с ней справитесь.

Я пробормотал какую-то высокопарную чушь, и он продолжил:

— Нельзя ждать слишком многого от двух молодых людей — мне часто кажется, что эти государственные брачные союзы должны готовиться более тщательно… хм-м… и долго. Возможно, я сентиментален, — при этом он издал старческий смешок, — но мне сдается, что ухаживание вовсе не является неуместным, даже в отношении особ королевской крови. Ведь любовь, если на то пошло, не приходит в одночасье.

Ну, это смотря что подразумевать под любовью, думаю я. А один из министров говорит Шверину:

— У вас такое большое сердце, Адольф.

— Надеюсь, что так. Очень надеюсь. И я знаю, что у вашего высочества тоже большое сердце. Оно сумеет понять нашу… нашу маленькую Ирму. Она ведь для нас почти как дочь, — глаза его предательски покраснели, — и хотя она выглядит такой серьезной и взрослой не по годам, на самом деле Ирма все еще ребенок.

Что ж, я был готов согласиться, что для своего возраста девчонка была на редкость заносчивой маленькой стервой, но хранил величественное молчание. Он смотрел на меня почти умоляюще.

— Ваше высочество, — выдавил он наконец, — будьте ласковы с нашим сокровищем.

Интересно, мой тесть напутствовал меня почти в тех же словах перед свадьбой с Элспет. Видимо, это завуалированный способ дать тебе понять, чтобы ты не слишком ярился в течение медового месяца. Я понимающе кивнул.

— Господа, — говорю. — Что я могу еще сказать, кроме того, что всегда буду обращаться с вашей герцогиней так, как обращался бы с дочерью своего лучшего старого друга.

Это их обрадовало до крайней степени. К тому времени прием стал подходить к концу, высокопоставленные гости потихоньку расходились. Шверин по-отечески улыбнулся мне и герцогине, намекнув, что поскольку завтрашний день обещает быть очень утомительным, нам стоит хорошенько отдохнуть. Хотя вечер еще только начинался, после новых впечатлений и переживаний утра я чувствовал страшную усталость, поэтому мы с невестой обменялись формальными прощаниями. Я высказал свои насколько возможно любезно, Ирма же приняла мои слова наклоном головы и подала руку для поцелуя. Это было все равно что говорить с ходячей статуей.

Тут Детчард, тенью реявший за моим левым плечом последние несколько часов, подошел и в сопровождении слуг отвел в приготовленные в западном крыле дворца покои. Вокруг суетились слуги, но Детчард всех отослал прочь, не исключая даже, что весьма странно, Йозефа, который намеревался помочь мне раздеться и снять обувь. Я сообразил, что он хочет остаться со мной наедине, и когда мы прошли в мой главный салон, понял, почему: там нас уже ждали Руди Штарнберг и де Готе.

При виде их мое настроение упало; они напомнили, зачем я здесь и что тюремщики следят за каждым моим шагом. Из принца я снова превратился в актеришку Флэшмена.

Руди подскочил, без лишних церемоний схватил меня За запястье и нащупал пульс.

— А ты хладнокровный тип, — говорит он. — Я наблюдал за тобой внизу, и готов поклясться, ты выглядел Как прирожденный тиран. И каково это, играть принца?

За последние несколько часов я отвык от такого с собой обращения, и потому обиделся. Выругавшись, я спросил, где их, черт побери, носило весь день — ведь предполагалось, что он и де Готе должны встречать меня вместе с остальными на границе.