Флетч и Мокси

– Как он мил, мой О-би, – улыбнулась Мокси. – Всегда в курсе моих дел. Знает все о моей жизни. Друг всех моих друзей. И главное, любящий и заботливый отец.

– Так кого же закололи? – спросил Муни.

– Другого, – ответил Флетч.

– Тогда вы – Питерман, – заключил Муни.

– Нет, я – Флетчер. Я рассказал вам о Питермане.

– Это ничего не меняет, – Муни глотнул из бутылки.

– Дело очень серьезное.

Дабы не мешать Фредерику Муни общаться с бутылкой, Флетч обратился к Мокси.

– Ты зовешь отца О-би?

– Только когда обращаюсь к нему.

– Для меня это внове. Ты всегда называла его Фредди. – Поначалу он звался О-би-эн. Сокращение от «О, Блистательный Наш». Придумала это прозвище моя мама, когда они поженились и только начали сниматься. Она и сейчас его так зовет. В минуты просветления. В клинике. Бедная мама. С годами О-би-эн сократилось еще больше, до О-би.

– Они зовут меня О, Преисподняя, – объявил Муни с заднего сидения, голос его заполнил весь салон. – Или, сокращенно, О, Ад, – и он вновь поднес бутылку ко рту.

Мокси выглянула в окно. Они ехали на север по дороге 41.

– Куда держим путь?

– Пора пообедать.

– Что будем делать с суперзвездой на заднем сидении?

– Возьмем с собой.

– Ты никогда не видел зрелища «Фредди в ресторане»?

– Нет.

– Люди ахают и падают со стульев. Посылают бутылки на наш столик. Выстраиваются в очередь, чтобы пожать ему руку и перемолвиться с ним несколькими словами. До них, похоже, не доходит, что он и так пьян. Я называю это Общественным движением за убийство Фредерика Муни.

– Он все еще жив.

– Как меня это раздражало, когда я была маленькой. Публичная похвала пьянству. Где ты его нашел?

– На веранде какого-то бара. Декламировал один из монологов короля Лира. В реве дождя и сверкании молний. Незабываемое впечатление.

– Декламировать он любит, – Мокси снова повернулась к отцу, похлопала его по колену. – Ладно, О-би, едем обедать.

Муни согласно кивнул.

– Чертовски серьезное дело. Я говорил Флетчеру.

Мокси покачала головой и отвернулась от отца как раз перед тем, как они проехали щит с надписью «Дорога 41».

– Ox уж эта дорога 41! – воскликнула Мокси. – Только и делаю, что езжу по ней. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла на дороге 41. Вперед-назад, туда-обратно. Из Вандербилт-Бич в Бонита-Бич. Из Бонита-Бич в Вандербилт-Бич. Нелегко дается хлеб насущный работающей девушке.

– А что это за автокатасрофа? – спросил Флетч.

– Ты знаешь об этом?

– Слышал, как какой-то репортер спросил тебя о ней.

– Не думаю, что она как-то связана с этим. Я хочу сказать, имеет отношение к смерти Стива. В нее попала жена Джеффри Маккензи.

– Знакомое имя. Джеффри Маккензи?

– Австралийский режиссер, – Мокси зевнула. – Очень хороший австралийский режиссер. Возможно, лучший в мире режиссер. Снял три фильма. Не думаю, чтобы их широко показывали где-либо за пределами Австралии. Я видела все три. Великолепные фильмы. Он умеет раскрыть героя, его характер. Чувственность. Знаешь ли, главное тут – чувство времени, дать герою открыться на мгновение, долю секунды, может, даже сделать что-то противоестественное... ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Нет.

– Неужели? Ну, да ладно. Короче, я надеялась, что он будет режиссером «Безумия летней ночи». Я думала, что так оно и будет. Он приехал в Америку, чтобы поставить этот фильм.

– Но режиссер не он.

– Нет. Сай Коллер. Хороший человек, профессионал.

– То есть этот Маккензи прилетел из Австралии в полной уверенности, что у него есть работа, а ему показали фигу?

– Вместе с женой.

– Как такое могло случится?

– В кино это обычное дело. Есть у нас магическое слово – «кассовый».

– То есть достойный того, чтобы в него вкладывали деньги?

– Именно. В киноиндустрии решение принимают люди нетворческие, и заботит их не талант и богатое воображение, а прибыль. Одно имя может заинтересовать инвесторов и банкиров, другое – нет. И когда дело доходит до денег, «кассовость» решает все.

– А этого Маккензи объявили «некассовым»?

– Джеффри Маккензи? Да.

– После того, как он приехал сюда?

– После того, как выяснилось, что освободился Сай Коллер. Съемки фильма, над которым он работал, сорвались.

– Сай Коллер – режиссер «кассовый»?

– Пять последних фильмов Сая Коллера провалились. И у критиков, и у зрителей. Не принесли ни денег, ни славы.

– И потому он стал «кассовым»?

– Именно. Стив чувствовал, что следующий фильм Сай сделает «на отлично».

– А бедному осси <Прозвище австралийцев.>, который поставил три хороших фильма и пролетел полмира, чтобы получить работу, дали отлуп?

– Совершенно верно. Потому что имя не на слуху. Пока. Никто не видел его фильмов. Коллера же знают все.

– Но его знают, как режиссера, снимающего плохие фильмы. Извини, Мокси, но в это не верю.

– Это невероятно. Потому-то такому человеку, как я, приходится нанимать таких, как Стив Питерман. Кто может это понять? Кому охота с этим разбираться?

– Разве у этого Маккензи нет никаких прав?

– Есть. Он может подать в суд. Возможно, он это уже сделал. Но со времен «Рождения нации» ни один фильм не обходился без судебных исков. В нашем деле люди просто обязаны судиться. А десять дней тому назад жена Джеффри Маккензи угодила под машину. На дороге 41. Она остановилась у киоска, где продавали фрукты и цветы, купила букет и переходила дорогу, возвращаясь к своему автомобилю, когда ее сбила проезжавшая машина. Водитель укатил прочь.

– Погибла?

– Умерла через три часа в больнице.

– Свидетелей не было?

– Лишь продавщица в киоске. Сказала, что сбившая миссис Маккензи машина мчалась с огромной скоростью. То ли зеленая, то ли синяя. За рулем сидел то ли мужчина, то ли женщина. Далековато мы едем на обед. Неужели в Форт-Майерс?

– А Маккензи все еще здесь?

– Конечно.

– Похороны... Мне-то представлялось, что он захочет вернуться домой.

– Сначала он должен был похоронить жену. Потом, я полагаю, нанять адвокатов. Надеюсь, он будет судится. Возможно, ему необходимо находиться на съемочной площадке, чтобы придать иску должную весомость. Не знаю. Мне он нравится. Все это ужасно.