Флирт и ревность

Голова Барни была еще уродливее, чем эта, но то была просто карикатура, состряпанная всего за несколько часов. В этой же голове она попыталась ухватить и воссоздать нечто от духа этого человека, и ей казалось, что в какой-то степени ей это удалось. Она подумала — интересно, а Барни забрал с собой ту страшную голову, свой портрет, или нет? Теперь он уже, наверное, дома, все его чемоданы разобраны, машинка и магнитофон заняли свои места.

Ей хотелось знать, позвонил ли он сразу же Натали, чтобы сказать, что он уже приехал, или хотел явиться к ней собственной персоной. Натали, уж наверное, будет довольна сверх меры.

Сайан продолжала работать. Ей не хватало звука пишущей машинки из соседней комнаты и еле слышного бормотания вслух. Даже когда Барни здесь не было или когда они едва здоровались, у нее было чувство дружеского присутствия. Теперь там было совсем тихо.

Она работала не переставая, пока не раздался стук в дверь. Она крикнула:

— Войдите!

Это был Лэнгли, озадаченный и возмущенный.

— Мне показалось, ты говорила, что Джордж собирался куда-то уходить.

— Да, говорила, — спокойно ответила Сайан. — А он не собирался. Я хотела побыть одна. Мне было легче соврать, чем объяснить.

— Тебе легче было солгать мне? — переспросил Лэнгли, и она вспыхнула:

— Прости, но это так.

— А почему тебе хотелось побыть одной?

Откладывать дальше было невозможно, ей нужно было сказать ему все сейчас:

— Сегодня утром я совершила ошибку. Мы с тобой не сможем составить хорошую семейную пару. Мы с тобой вообще не можем составить пары, никакой.

Он дернулся, как будто она его ударила, и сжал губы:

— Сможем. Мы поженимся.

— Пожалуйста, выслушай меня. Прости, я дурачила саму себя. И тебя, наверное, тоже. Но я не та женщина, которая тебе нужна, Лэнгли. Я слишком эгоистична. Мне нужно очень многое.

— Что именно?

— Я… ну, я даже не знаю, как это сказать. Я просто совершенно уверена, что у нас с тобой ничего не получится.

— Дело в Барни?

— Нет.

— Потому что если это так, то можешь о нем забыть. В следующий раз, когда ты увидишь Барни, он, скорее всего, не вспомнит, как тебя зовут.

Он вспомнит. Он же все записывает, разве не так? У него целые папки, в них все имена и прочее. Она крепко закусила губу:

— Это не имеет к Барни никакого отношения. — Она вытерла глину с рук.

— Приходится брать от жизни то, что она тебе предлагает, — сказал Лэнгли. — Приходится постоянно идти на компромисс, стараться максимально использовать то, чем владеешь.

— Может быть, для тебя это так. — Она посмотрела на свои руки. — А может быть, лучшее, что у меня есть, — это талант скульптора.

Он подошел к изваянию.

Она знала, что он сделает. Она смотрела, как он поднимает глиняную голову и бросает об пол, и подумала, что он имеет право на эту маленькую месть. Сайан закрыла глаза, и ей показалось, что разбилась ее собственная плоть.

Лэнгли не обернулся. Он стоял и смотрел вниз на то, что он сделал. Затем он хрипло сказал:

— Я люблю тебя, Сайан. Я боготворю землю, по которой ты ступаешь, я мог бы умереть за тебя.

— Пожалуйста, не надо!

— Прости. — Он указал рукой на обломки на полу. — Не надо было этого делать. Но я люблю тебя и не могу без тебя жить, и ты станешь моей женой. — Он попытался встать перед ней на колени, она уже не могла этого выдержать.

— Нет, нет… — взмолилась она.

— Сайан, я тебя обожаю.

Она заткнула уши, и, когда Джордж открыл дверь, на минуту она ослепла, оглохла и онемела, пока Лэнгли не выпустил ее.

— Играете в шарады? — бодро спросил Джордж.

Лэнгли выбежал из комнаты. Джорджу пришлось отступить на шаг, пропуская его.

— Осторожнее по ступенькам! — крикнул Джордж ему вслед.

Сайан судорожно вздохнула, чтобы перевести дыхание, и положила руки на голову, пытаясь унять дрожь во всем теле.

— Вот именно, — сказала она. — Шарады! Догадайся, что за слово.

Джордж усмехнулся своей демонической ухмылкой:

— Я вижу, Лэнгли не может принять «нет» в качестве ответа.

— Правильно, угадал.

Брови Джорджа поползли вверх, когда он увидел разбитую скульптуру:

— Да, Фиона говорила, что твои работы не вызывают в нем особенного энтузиазма. На твоем месте я пошел бы и измазал смолой ту картину, которую он пишет уже год.

Она неуверенно улыбнулась:

— Я так рада, что ты зашел. Ситуация просто начала выходить из-под контроля. Ты думал, он все здесь перевернет вверх дном? Ты поступил очень мужественно, что пришел сюда.

— Да нет, — сказал Джордж. — Я не вышибала. Я прихожу со словами увещевания, всегда готовый дать добрый совет.

— Давай-ка послушаем.

Он начал складывать обломки скульптуры в неровную кучу.

— Не позволяй Лэнгли шантажом заставить тебя выйти за него. Он попытается это сделать. Эмоциональный шантаж — его вторая натура.

— А мне казалось, что Лэнгли тебе нравится.

— Нравится. Очень нравится. Просто я знаю его лучше, чем большинство людей. Он хороший парень, но какой-то беспомощный и ничего не может с этим поделать. Некоторые женщины находят это очень привлекательным, как, например, наша маленькая Филлис Баркер. А ты, видимо, нет, разве ты сама это не понимаешь? И Лэнгли будет висеть тяжелым грузом на твоих плечах всю жизнь.

Он закончил собирать в кучку обломки скульптуры, потом встал и посмотрел на Сайан, но уже без улыбки:

— Я-то уж знаю этих братьев Холлиз, мы вместе росли. Большинство народу в округе считает, что из них двоих именно Лэнгли изнурительно работает, но на самом деле это не так. Лэнгли продолжал возиться с салоном, потому что у него просто не хватало пороху оставить его и заняться чем-нибудь другим. Если бы Барни не был совладельцем, салон давно бы уже вылетел в трубу. Барни вложил туда такую кучу денег, что это даже сравнить нельзя с теми жалкими грошами, которые он получает в качестве прибыли. Лэнгли неспроста устроил тут такую сцену, чтобы ты вышла за него. Он мог тебя убедить и поверить сам, что ты нужна ему и что нужна ему только ты. Но это не так. Да, ему нужна поддержка, потому что у него нет своей силы. Но было бы обидно, если бы этой поддержкой оказалась ты, если с этим так же прекрасно может справиться Филлис Баркер.