Флорентийская чародейка
Шрифт:
Позже, удовлетворив свои насущные потребности в одном из веселых заведений, где было не продохнуть от запахов человеческих тел, он уснул возле всю ночь не смыкавшей глаз старательной шлюхи. Под собственный трубный храп он стал смотреть сны. Он мог смотреть сны на семи языках: на итальянском и испанском, на арабском и персидском, на английском, русском и португальском. Он подцеплял языки, как моряк — дурные болезни. Они липли к нему сами собой, словно гонорея, сифилис, чесотка, горячка, цинга или чума. Стоило ему погрузиться в сон, как тут же голоса половины мира на разных наречиях взахлеб принимались нашептывать ему небывалые истории скитаний по свету. А в этом, лишь наполовину открытом, мире каждый новый день приносил новые, чарующие впечатления и ощущения. Там, во сне, поэтическое воображение рассказчика свободно, оно еще не взято в шоры прозой жизни. Наш путник и сам умел сочинять истории, но он покинул свой край, потому что рассказы о чудесах неудержимо влекли его все дальше и дальше от родных мест. Среди этих рассказов был один, который мог
2
На борту пиратского корабля под началом шотландского милорда…
На борту пиратского корабля под началом шотландского милорда, названном «Скатах» — в честь легендарной богини-воительницы с острова Скай, — команда которого преспокойно занималась своим разбойничьим ремеслом у побережья Южной Америки, но в настоящий момент направлялась к берегам Индии по делу государственной важности, был обнаружен «заяц». Им оказался бездельник-флорентиец.
Его не выкинули безо всяких проволочек за борт исключительно потому, что он умудрился у всех на глазах вытащить из уха трясущегося от ужаса боцмана живую водяную змею, которую и выбросили в море вместо него. Парня нашли среди канатов на носу судна через семь дней после того, как корабль обогнул южную оконечность Африканского континента. Одетый в горчичного цвета камзол и штаны в обтяжку, он сладко храпел, накрывшись клоунским плащом, сшитым из разноцветных ромбиков кожи, но даже во сне прижимал к себе небольшую суму из ковровой ткани. Он не сделал ни малейшей попытки спрятаться или удрать. Похоже, парень не имел ничего против того, чтобы его обнаружили, и был глубочайше уверен в своей способности убеждать, поражать и очаровывать. В любом случае, на этом судне ему удалось проделать уже немалый путь. К тому же оказалось, что он действительно ловкий фокусник. Он превращал золотые монеты в дым, а густой желтый дым — обратно в золото; из наполненного водой перевернутого вверх дном кувшина у него вместо жидкости струился поток шелковых шарфов; одним изящным движением руки он щедро приумножал порции рыбы и ломти хлеба, — все это, конечно, отдавало безбожием, но вечно голодные моряки предпочли закрыть на это глаза. Дабы не навлечь на себя гнев Иисуса Христа за то, что они позволили какому-то прощелыге-кудеснику узурпировать Его прерогативу, они торопливо крестились и жадно глотали свою неожиданно обильную, хотя теологически весьма сомнительную пищу. Даже Джордж Луи Хоуксбенк — лорд Хоуксбенк, глава рода Хоуксбенков, то бишь, согласно шотландской традиции, тот один-единственный, который имел право именоваться высокородным Хоуксбенком из Хоуксбенка, в отличие от всех прочих мелкотравчатых Хоуксбенков, проживавших в других, менее значимых, местах Шотландии, — подпал под обаяние пройдохи-пассажира, этого шута, когда того привели в капитанскую каюту для решения его дальнейшей судьбы. Молодой прощелыга назвал себя Уччелло.
— Уччелло ди Фиренце, маг и ученый, к вашим услугам, милорд, — на превосходном английском представился он, с непринужденной грацией склоняясь в глубоком поклоне.
Лорд Хоуксбенк заулыбался и поднес к носу надушенный платок.
— Я мог бы тебе и поверить, — сказал он, — если б не знал доподлинно, что именно в названном тобою месте и с такой же фамилией жил некий художник Паоло, который в вашем Дуомо [3] создал фреску в честь моего славного предка сэра Джона Хоуксбенка, более известного как Джованни Милано, в прошлом наемника, а впоследствии флорентийского генерала, победителя битвы при Полпетто. Однако этот художник, к несчастью для тебя, уже много лет как умер.
3
Дуомо — кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре во Флоренции.
Молодой нахал пренебрежительно щелкнул языком:
— Ясное дело, я не тот покойный живописец, — произнес он и горделиво выпрямился. — Отправляясь путешествовать, я взял себе это имя, потому что на моем родном наречии оно означает «птица», а птицы, как и я, — самые отважные в мире путешественники. — С этими словами парень проворно выхватил из-за пазухи живого сокола с колпачком на голове, и тут же, словно из воздуха, материализовалась рукавица сокольничего. То и другое он с поклоном вручил ошалевшему от изумления лорду, добавив при этом: — А вот и сокол для господина с Ястребиного берега. [4]
4
Фамилия Хоуксбенк (англ. Hauksbank) созвучна англ. Hawksbank — ястребиный берег.
Однако едва Хоуксбенк надел рукавицу, как Уччелло, словно женщина, отвергающая возлюбленного, щелкнул пальцами, и, к немалому смятению шотландского лорда, птица в кожаном колпачке и сама перчатка исчезли так же молниеносно, как и появились. Уччелло же как ни в чем не бывало продолжал:
— Я взял себе такое имя еще и потому, что в моем родном городе это «птичье» словцо имеет и другой смысл: его употребляют, когда говорят о мужском члене, коим я горжусь, однако не настолько дурно воспитан, чтобы предъявлять его всем и каждому.
На
удивление быстро оправившись от шока, Хоуксбенк из Хоуксбенка разразился громким хохотом.— Что ж, — молвил лорд, — в этом отношении мы с тобой похожи.
Высокородный Хоуксбенк успел немало повидать на своем веку. Он выглядел моложе, чем был на самом деле. У него были ясные глаза и гладкое, без морщин лицо, однако пятый десяток он разменял уже лет семь назад. О его владении мечом и шпагой ходили легенды, и он был силен, как белый бык. На утлом плоту он доплыл по Желтой реке [5] до самых ее истоков, где в качестве угощения ему поднесли в золотой чаше зажаренный на углях пенис тигра; он охотился и сразил белого носорога в кратере потухшего вулкана Нгоронгоро; в родных шотландских горах он покорил двести восемьдесят четыре вершины, он взбирался на все — от Бен-Невиса до недоступного пика Сгурр-Диарг на острове Скай, родине кровожадной богини Скатах. Когда-то давным-давно в родовом замке Хоуксбенков он разругался в пух и прах со своей законной супругой — крошечной крикливой женщиной, у которой были рыжие кудри и челюсть словно голландские щипцы для колки орехов. Он оставил ее разводить черных овец и отбыл, чтобы, как и его предок, попытать счастья в далеких краях. Он стал капитаном корабля и под началом Дрейка принял деятельное участие в грабеже груженных золотом испанских кораблей в Карибском море.
5
Река Хуанхэ, берет свое начало на Тибетском нагорье, впадает в Желтое море.
В награду за доблесть благодарная королева доверила Хоуксбенку выполнение важной миссии: в качестве посла ему предстояло вручить Великому Моголу [6] послание от самой Глорианы [7] и привезти ответ. При этом он получал единоличное право собственности на все, что ему удастся добыть в Хиндустане, [8] — будь то драгоценности, золото или опиум.
— В Италии мы обычно говорим не «могол», а «могор», — заметил самозванец, выслушав рассказ высокородного шотландца.
6
Великие Моголы — династия правителей Могольской империи (1526–1858), крупнейшей феодальной державы на территории Индии и Афганистана, основана Бабуром. Здесь имеется в виду его внук Акбар Джелаль-ад-дин (1542–1605), при котором Могольская империя достигла наибольшего могущества.
7
Глориана (от лат. gloria — слава; краса, гордость) — имеется в виду королева Англии Елизавета I Тюдор.
8
Хиндустан — историческое название Северной Индии.
— Кто их разберет, как это у них произносится, — поддержал его Хоуксбенк. — Чужое слово может сто раз исказиться в другом языке.
Их внезапно возникшую обоюдную симпатию скрепил томик сонетов Петрарки, который Уччелло приметил на каменной столешнице низкого столика у локтя Хоуксбенка.
— О, блистательный Петрарка! Вот уж кто и вправду истинный маг и волшебник! — воскликнул он и, приняв позу заправского оратора-римлянина, начал декламировать на итальянском:
Благословен день, месяц, лето, часИ миг, когда мой взор те очи встретил!Благословен тот край и дол тот светел,Где пленником я стал прекрасных глаз!И Хоуксбенк тут же продолжил, уже на английском:
Благословенна боль, что в первый разЯ ощутил, когда и не приметил,Как глубоко пронзен стрелой, что метилМне в сердце Бог, тайком разящий нас! [9]— Человек, любящий Петрарку как я, непременно должен стать моим господином! — воскликнул Уччелло.
— Человек, чувствующий как я, непременно должен выпить со мной! — ответствовал шотландец. — Ты подобрал ключ к моему сердцу, и я желаю поделиться с тобою своей тайной. Только помни — никому ни слова! Следуй за мной!
9
Петрарка Ф. Сонет LXI. Перевод Вяч. Иванова
В своей каюте, за одной из сдвигающихся панелей, лорд Хоуксбенк хранил шкатулку с любимой коллекцией диковинных предметов искусства. Это было собрание небольших по размеру вещиц, без которых, как выразился бравый шотландец, человек, постоянно находящийся в дороге, может утратить чувство пространства и времени, поскольку от множества необычных и новых впечатлений расшатывается душевное здоровье.
— Это вещи не мои, — признался он своему новому приятелю-флорентийцу, — но они помогают мне не забыть, кто я есть. Какое-то время я держу их при себе, а потом даю им уйти.