Флорис. «Красавица из Луизианы»

Батистина смеялась, плакала, опять заливалась счастливым смехом, чтобы тотчас же вновь зарыдать в голос. Она задыхалась от счастья… Она бросилась на шею Жанно и принялась осыпать его поцелуями.

Жорж-Альбер, сочтя себя единственным пострадавшим во время битвы, да к тому же несправедливо обиженным всеобщим невниманием, протестующе завизжал и запрыгал по плечам и головам девиц, показывая всем рану на заду. Он получил свою порцию сочувственных охов и ахов и немного успокоился.

— Ну хорошо, сударыня! Теперь, когда вам удался ваш маленький бунт, не скажете ли вы нам, что мы будем делать посреди океана? — зло и ехидно спросила Юлия Менгден.

Все головы повернулись в сторону Иностранки. Она восседала на юте, скрестив ноги и задрав юбку до колен. Женщина обвела всех презрительным и властным взглядом.

— Ох! Заткни-ка глотку, Иностранка! — благоразумно посоветовала ей Дядюшка.

Среди девиц поднялся одобрительный рокот. Батистина резко взмахнула рукой, приказывая прекратить болтовню. Она сделала два шага по направлению к негодяйке, вызывавшей у нее не меньшее отвращение, чем Пилон Шери, и уставилась на соперницу.

— Но если вам так не нравится наше общество, зачем же вы вообще отправились в это трудное и опасное путешествие? Не лучше ли было бы вам остаться с этими галантными господами? — издевательски прищурившись, спросила Батистина. Она задрала кверху нос и уперла руки в бока, как простая рыночная торговка или уличная девица, чем привлекла на свою сторону симпатии товарок.

— Ваш вид, сударыня, вызывает у меня тошноту! — прошипела Иностранка.

— Раз так, прыгайте в воду! — покатилась со смеху Батистина. За ней загоготали и девицы.

— Я буду делать то, что мне нравится! — выпалила Иностранка, побелев от бешенства.

— Ну уж нет! За кого вы принимаете себя и всех остальных? Вы что же, считаете, что вы сделаны из другого теста? Я видела, как вы тут посиживали, пока мы выбивались из сил, чтобы спасти наши жизни, а заодно и вашу, хотя она, быть может, и не стоила этого! Только вы одна ничего не делали! — упрекнула Иностранку Батистина, нисколько не смущаясь и не желая ничего прощать противному созданию.

— Такая дама, как я, не может подчиняться приказам глупой самонадеянной девчонки и не менее глупого черномазого парня! — заскрежетала зубами Иностранка, потряхивая спутанной гривой волос, точно необъезженная кобылица.

На секунду время повернуло вспять, и Батистина вновь увидела себя в пансионе: как она бросилась на маленькую гадкую ломаку Фондодеж, защищая честь Жанны-Антуанетты. Да, сколько деньков миновало, но Батистина осталась самой собой! Девушка, будто разъяренная кошка, прыгнула вперед и вцепилась Иностранке в щиколотки. Не предвидевшая ничего подобного отвратительная мегера потеряла опору и повалилась навзничь, но тотчас же собралась в комок, извернулась, словно змея, поднялась и вонзила Батистине ногти в горло, оставляя на белой коже кроваво-красные полосы. Девушка сумела разжать мерзкие руки и схватила Иностранку за волосы. Противницы покатились по палубе, царапаясь, кусаясь и нещадно колотя друг друга по физиономиям.

— Маленькая плинцесса! Маленькая плинцесса! — в ужасе закричал Жанно и бросился вперед, чтобы разнять дерущихся.

— Нет, мой шоколадный, оставь их! — приказала Дядюшка, невозмутимо наблюдавшая за происходящим, словно римский сенатор.

— Но эта большая злая девка убьет ее! — завопил негр.

— Ничего не поделаешь, приятель! Таков закон нашего мира! Мира воров и убийц! — проворчала Макрель и прикрыла свой косой глаз, чтобы лучше видеть здоровым.

— Все верно! Эй, девки! Мы подчинимся той, что победит! Той, что как следует набьет морду противнице! Вот так-то! — сказала Крючница, которая вообще-то редко раскрывала рот, но очень любила порядок и справедливость во всем, даже когда речь шла об убийствах, а уж в этой сфере она была признанным мастером!

Негры ничего не поняли из этой словесной перепалки и, согласно кивая головами, окружили Жанно, которого, по-видимому, считали своим предводителем.

Шевалье д’Обинье не двинулся с места и молча смотрел на ожесточенную схватку, только нечто вроде нервного тика искажало черты его лица, когда он видел полуобнаженные женские тела.

Юлия Менгден была выше, крепче и тяжелей Батистины, но на стороне неугомонной девчонки были молодость, бесстрашие, ловкость и быстрота реакции, которые помогали ей отражать удары. Девушка дралась только для того, чтобы публично унизить соперницу и наказать ее, но она вовсе не думала причинять Иностранке серьезный вред. Вдруг Батистина громко закричала от нестерпимой боли: Иностранка злобно вцепилась ей ногтями в грудь и рвала нежное тело. Батистина увидела над собой безумные глаза с расширенными от ненависти зрачками и поняла, что Иностранка намерена драться не на жизнь, а на смерть. Батистина ударила отвратительное создание коленом в живот, почти не надеясь на успех, но Иностранка неожиданно завалилась на бок. Батистина гордо выпрямилась, и напрасно: ее противница просто изменила тактику и, сделав какое-то непонятное, неуловимое движение рукой, захватила голову девушки и прижала к себе локтем, изо всех сил пытаясь задушить. Она вытянула руку, пытаясь выцарапать Батистине глаз, и тут же потащила дергающееся тело к борту. Видимо, негодяйка задумала избавиться от соперницы, утопив ее в волнах. Батистина боролась отчаянно, она чувствовала, что погибнет, если Иностранке удастся перебросить ее через поручни и скинуть за борт. Она судорожно цеплялась за канаты, хваталась за мачты, выгибалась дугой, чтобы помешать своей противнице двигаться дальше. Она тоже вонзила ногти в живот Иностранки и пыталась рвать его, но тело этой женщины было твердым и неподатливым, как у мужчины. Жорж-Альбер в отчаянии выдергивал волоски у себя из бородки, тщетно пытаясь найти способ помочь Батистине, да такой, чтобы никто не смог его упрекнуть. Внезапно его будто осенило, и он стремительно помчался по вантам. Батистина уже почти висела на поручнях над сине-зеленой пучиной, вцепившись в волосы Иностранки, а та по-прежнему была непреклонна в своем стремлении спихнуть девушку за борт. Батистина сделала невероятное усилие, извернулась и изо всех сил укусила Иностранку за руку. Та взревела и резко ударила Батистину кулаком в живот. Девушка от боли согнулась пополам. Иностранка с торжествующим криком схватила Батистину за лодыжки, чтобы перекинуть ее через борт, но… Горячая, липкая, вонючая струйка ударила Иностранке в нос и глаза. Она вскинула голову и яростно завопила:

— Сукин сын! Гаденыш!

Жорж-Альбер, не имея возможности воспользоваться каким-либо оружием, с превеликим удовольствием использовал свой естественный краник как раз над головой проклятой обезумевшей от ненависти самки и оросил ее, скаля зубы в невиннейшей улыбке.

Иностранка на секунду отвлеклась и потеряла драгоценное время. Батистина воспользовалась неожиданным даром судьбы и ловко вырвалась из смертельных объятий противницы. Схватив связку канатов, она бросила тяжеленный узел в лицо Иностранке. Та не ожидала ничего подобного, посчитав, что Батистина уже совершенно обессилела под градом обрушившихся на нее ударов. Иностранка зашаталась, запутавшись в бесконечных веревках. Роли переменились. Теперь Батистина, опьяненная запахом крови и сознанием того, что ей грозит неминуемая гибель от рук этой гадины, если она сама не сломает змее хребет, набросилась на Иностранку. Она принялась отвешивать гадюке такие оплеухи, что у той только голова моталась из стороны в сторону. Она била и пинала мерзавку ногами, топтала изо всех сил ненавистное тело. А Иностранка, задыхаясь под грудой канатов, рычала, ревела и визжала от бессильной ярости. Из носа у Батистины лила кровь, но она не обращала на это внимания, а надавила коленом на грудь соперницы. Потом резко дернула ее за волосы и прошипела:

— Итак… Кто здесь командует? А? Отвечай!

— Я… Я вас ненавижу! — проскрежетала Иностранка, ерзая под опустившейся на нее всей тяжестью Батистиной. Иностранка помутившимся взором обвела девиц в поисках помощи и вдруг, вытянув руку, стала шарить по палубе.

— Осторожней, Красавица! Берегись! — хором завопили девицы.

Батистина мгновенно откинулась назад: в руке Иностранки ослепительно сверкал острый клинок кинжала. Батистина тут же заподозрила, что это Золотая Ляжка потихоньку подсунула своей любовнице грозное оружие. Еще секунда, и кинжал вонзился бы ей в лицо!

Батистина, легкая, как пушинка, и быстрая, как молния, вскочила и прыгнула обеими ногами на руку Иностранки. Раздался сухой треск, и мерзкая тварь зарычала от боли: сломанная рука повисла плетью. Батистина нагнулась, подобрала кинжал и, опустившись на колени, провела острием по шее противницы. Иностранка молчала. Она и не думала молить о пощаде. В ее глазах светилось презрение ко всему белому свету, она отказывалась просить прощения. Батистина осознавала: будь она сейчас на месте Иностранки, та не задумываясь вонзила бы кинжал ей в горло. Две женщины, ставшие смертельными врагами, пристально смотрели друг другу в глаза. Батистина прерывисто задышала… Она колебалась и никак не могла принять решение, в душе ее шла борьба. Она обвела взглядом подруг и негров, плотной стеной окружавших соперниц и затаивших дыхание.

— Довольно! — заявила Батистина, поднимаясь с колен и пытаясь унять нервную дрожь. Повинуясь какому-то неведомому порыву, она бросила кинжал за борт.

— А не швырнуть ли следом и ее, Красавица? — услужливо осведомилась Макрель.

— Нет! Она получила хороший урок! Помогите ей подняться и поухаживайте за ней! — великодушно повелела Батистина, сама близкая к тому, чтобы без чувств рухнуть на палубу. Все плыло и кружилось у нее перед глазами: мачты, паруса, лица подруг, даже море и небо.

— Теперь ты командуешь на корабле! — заревела от восторга Дядюшка.

— Да! Ты — наш капитан! И мы последуем за тобой, куда захочешь!

— Мы все будем делать, что ты ни прикажешь!

— Ты — наша принцесса! — вопили девицы.

— Да, да! Маленькая плинцесса! Мы все сделаем, как ты пликажешь! Мы тебе велим! — радостно кивал головой Жанно.

Батистина всем этим восторженным крикам предпочла бы мягкую постель, но она понимала: сейчас не время ей, только что названной капитаном корабля, падать в обморок или нежиться на мягких перинах.